Открыли ее снова только через десять лет. В этом вот особняке губернатора. Павел Первый приехал в Казань и утвердил новый устав гимназии. У меня где-то записано, что случилось это в 1798 году.

Коля похвалил:

- Молодец, что записываешь.

- Пригодится, - подмигнул Аксаков. - Я записываю все, что услышу. Даже вот что выписал из расписания, - достал он из другого кармана длинный список предметов. - Кроме обязательных, тут и гидравлика, и бухгалтерия, и гражданская архитектура. Будем изучать шесть языков: русский, татарский, латинский, греческий, французский, немецкий.

- А геометрию? - спросил Коля.

- И геометрию...

Во время обеда Коля наконец-то встретился в столовой с прежними товарищами. Яковкин распорядился поместить его в те же начальные классы, приказав ему в короткий срок догнать упущенное.

Но Коля и сам стремился к этому, без приказа. Учителя задавали ему ежедневно два-три дополнительных урока из пройденного. Страстное желание быть в нижних классах рядом с братьями помогло ему за месяц догнать и перегнать своих товарищей. Он даже начал заниматься латынью в первом классе вместе с братом Сашей Краснов по-прежнему кричал на всех учеников но Колю больше не затрагивал и часто, сидя на кафедре внимательно присматривался к нему с каким-то настороженным любопытством.

Однажды, проверив домашние задания, он вдруг собрал свои вещи, затем, проходя мимо Коли, положил перед ним листок с арифметической задачей.

- Урок за меня докончить. Задачу решите сами - приказал он и вышел из класса, хлопнув дверью Все на минуту притихли. Затем, точно по команде сорвались.

- Ура!

- Новый учитель!

- Здравия желаем!..

Коля встал, весь красный от смущения, и, глядя в пол, неуверенно держал в руке злосчастную бумажку.

Наконец Миша Рыбушкин вскочил на стол и замахал руками.

- Господа! Внимание! - крикнул он и, когда все насторожились, ожидая новой проказы, продолжил уже обычным голосом: - Не сдается ли вам, что наш горячо любимый учитель в эту самую минуту в щелочку подсматривает?

Шум в классе мгновенно затих.

- Так что, мои достолюбезные, - продолжал Миша, - давайте подумаем, что нам утешительнее: без учителя задачи решать или при учителе?

- Без учителя! Без учителя! - закричали все разом.

- Так вот и решайте, - посоветовал Рыбушкин, спрыгнув со стола. Дурака валять нечего... Начинай, Лобачевский, мы слушаем.

Коля несмело прочитал написанное на листке условие задачи; увлекаясь, начал объяснять, как надо решить ее.

На следующий день Краснов, проверив тетради, с удивлением посмотрел на Колю.

- Молодец, - кивнул он. - Решили правильно. Вот и сии три задачки решите сами, а я пойду проветрюсь.

Когда учитель вышел, на этот раз не хлопнув дверью, Коля поднялся и начал было читать условие первой задачи!

Но тут же заметил, что слушают его невнимательно. Лица у всех были хмурые, взгляды недоверчивые. Кое-кто ульи бался, но улыбки эти были нехорошие.

- Что случилось? - растерянно спросил он соседа.

- Видишь ли... - замялся Миша. - Не любят они Краснова...

- И его любимчиков, - добавил кто-то.

- Но ведь надо же учить, - растерялся Коля.

- Учи, да не заучивайся! - погрозили справа.

- Долой! - потребовали в первом ряду.

Коля сел. На глазах его выступили непрошеные слезы.

- Давай, давай! - потребовали другие. - Не то кожу сдерет учитель!

Коля снова поднялся, неуверенно подошел к доске и взял кусочек мела.

- Читаем задание, - начал он тихо. - "Два пешехода вышли навстречу друг другу из двух пунктов, расположенных..."

- В точке А, - подсказал чей-то насмешливый голос.

- Ив точке Б, - добавил другой.

Миша не вытерпел.

- Господа! - вскочил он с места. - Лобачевский не виноват! Будьте любезны слушать его внимательно...

Урок прошел, как все уроки. Задачи были решены, причем Коля так же терпеливо помогал отстающим, и те принимали его помощь как должное, однако что-то изменилось в отношении к нему всего класса. Никто не пригласил его на перемене играть во дворе, да и сам он туда не вышел.

Отчуждение росло не по дням, а по часам - с каждым новым уроком, проведенным Колей. Одиночество стало ему невыносимым. Но Краснов, неспособный заметить мучительную драму своего невольного помощника, поручал ему проводить уроки арифметики до самой весны.

А весной случилось непредвиденное...

Был уже по-летнему теплый день середины мая, когда в нижнем латинском классе появился новый учитель.

Вошел он просто, легко, будто из рабочего кабинета в гостиную. Все дружно встали, но учитель энергичным движением руки дал знак садиться. Это был небольшого роста, хорошо сложенный молодой человек, двадцати пяти лет, не больше, с приветливым и открытым лицом, с проницательными черными глазами.

Одет он был, как и полагалось, по форме: в темно-синий, наглухо застегнутый мундир с ярко-серебристым шитьем на воротнике.

Поздоровавшись, учитель сразу же подошел к доске, взял мел и быстрым движением руки начертал изящную кружевную строчку, похожую на прерванную нить с двойными точками сверху и снизу.

- Это меня так зовут, - сказал он, улыбаясь. - Понятно, господа?

- Непонятно, - удивились мальчики.

- Тогда поясню вам. Первое слово справа - моя фамилия, второе - имя, третье - отчество.

- Буквы-то пляшут, как живые, - похвалил Рыбушкин. - Только мы читать их не умеем.

- Разве не учили арабский?

- Пока нет, не пробовали.

- Тогда я то же самое напишу вам латинскими буквами.

Снова мел пробежал по доске, уже слева направо - Ибрагимов... Нигмат... Мирсаити, - хором читали мальчики.

- Господин учитель! - поднял руку Рыбушкин. - Как это будет по-русски?

- Мое имя Нигмат означает благоденствие, отчество Мирсаит - староста. А фамилия моя не переводится Ибрагим - это имя пророка... Значит, французы должны бы меня звать... - Он быстро написал три слова по-французски, а в другой стороне те же три слова по-немецки. - Так что у меня столько имен, сколько языков имеет человечество.

Ученики переглянулись.

- А как же тогда нам величать вас, господин учитель? - послышался чей-то робкий голос.

- В Московском университете, где я учился и работал меня звали Николай Мисаилович... Ну что ж господа, и вы так зовите, - улыбнулся он, - Если не возражаете...

- Нет! Не возражаем! - весело откликнулись ученики.

- А теперь давайте знакомиться по-настоящему, - предложил учитель. Кто из вас какие стихи знает? На любом языке. Читайте.

Коля смотрел на учителя затаив дыхание. Бодрый, веселый, с добродушной улыбкой - тот поражал его своей живостью.

А мальчики тем временем вставали один за другим и читали стихи: русские, татарские, немецкие, французские. Учитель слушал их внимательно.

- Хорошо!.. Прекрасно! - говорил он каждому и, выждав минуту, спросил: - А кто знает латинский?

Коля поднял руку.

- Начинай, - кивнул ему Ибрагимов.

Чарующая звонкая латынь обворожила учителя. Дослушав оду "К Мельпомене" до конца, подошел он к мальчику и положил ему руку на плечо.

- Молодец! Чувство ритма замечательное. Быть вам поэтом... Надеюсь, и перевести сумеете?

Коля вздрогнул, вспомнив такой же вопрос на первом экзамене. До чего же обидно тогда было!

Теперь он тоже испуганно глянул на учителя и встретил его улыбающиеся глаза. Нет! Не Яковкин!

- Попробуйте, - напомнил Ибрагимов. - Сможете?

- Смогу, - ответил Коля.

Перевел он оду Горация легко и точно.

- Спасибо, - сказал учитель весело.

После урока не ушел он из класса.

- Ну, кто со мной? В кремль? - спросил учеников. - С горы полюбуемся разливом.

- Лучше с башни! - предложил Рыбушкин. - Оттуда видней.

Охотников набралось много. Через полчаса были они уже в кремле. Прошли мимо артиллерийского цейхгауза и гауптвахты в крепости, минули архиерейский дом с духовной консисторией, затем соборную Благовещенскую церковь и остановились у высокого минарета, названного именем последней татарской царицы - Сююмбикэ.