Рипербан, Рипербан, половина первого Каждый делает, что он хочет...

В половине первого ночи здесь шла отчаянная гульба - никто ничего не стеснялся, не только под крышами кабаков, бардаков и притонов, но даже и на улице. Сейчас тоже каждый делал все, что хотел, да вот только желание было у всех одно - спать, спать, спать! А я-то как раз уже проснулся и бодро свернул по Давидштрассе мимо всех бесстыжих реклам, мимо буднично пристегнутых к специальным столбикам велосипедов, мимо деловитых клерков, спешащих на обед в ближайшее кафе, мимо сонных вышибал, скучающих у дверей клубов так, для порядка, мимо уныло задраенных ворот развратной Хербертштрассе - вниз, к пассажирским причалам, откуда уже доносились гудки теплоходов, мерный шум дизелей, резкие, лающие объявления из громкоговорителей и разноязыкий гул портовой публики. Последнюю попытку, выявить хвост я предпринял, проторчав несуразно долго перед витриной с очень странной выставкой. В центре композиции располагался женский манекен в дырявых колготках и грязноватом белье под изодранным в клочья платьем, а вокруг были набросаны и расставлены по полочкам предметы, которые мог собрать в одном месте разве только шизофреник: ювелирные украшения, детские игрушки, запечатанные презервативы, стреляные гильзы, зажигалки, авторучки, конфеты, шарики для пинг-понга, банка консервов без этикетки, щетка для мытья унитазов и две палки сухой колбасы. Надпись на стекле гласила: "Все эти вещи найдены в городской канализации". Другие комментарии отсутствовали, и я так и не понял, что это: стол находок, произведение сюрреалистического искусства в духе Сальвадора Дали или своеобразное напоминание: "Граждане! Не бросайте в канализацию что попало! Там и без вас дерьма хватает". Однако за решением этой животрепещущей проблемы я не забывал и о главной цели своей остановки. Потому не все время пялился в витрину - а, делая вид, что назначил в этом месте встречу, периодически нетерпеливо озирался и даже шею вытягивал от усердия. За десять минут таких упражнений я сумел убедиться: ни один человек не скучает здесь со мной за компанию. Оставалось предположить, что слежки больше нет или же что за мной теперь наблюдают иначе: из автобуса, стоящего метрах в ста отсюда, с маяка в километре от берега, со шпиля собора Святого Михеля, со спутника на орбите, ну и так далее. А еще не покидало ощущение, что даже выставку этой ахинеи устроили здесь специально для меня. Абсурдная, конечно, догадка, но если вспомнить, как они вербовали меня летом девяносто пятого, поставив на дороге в десяти верстах от моей глухой деревни шикарный джип со жратвой, рацией, оружием и девицей-красавицей в придачу - если вспомнить весь тогдашний сюр, можно очень легко поверить во что угодно. Служба ИКС никогда не скупилась на оригинальную выдумку. Неслабая хохма получилась у них и теперь. "В порту тебя сами найдут", - поведал мне Кедр. Нашли меня, однако, на железнодорожном вокзале и, похоже, совсем не те, кого я ждал, а в порту... Морской порт Гамбурга, расположенный, собственно, не на море, а в эстуарии Эльбы, это, доложу я вам, целый город с многочисленными островами, проливами, доками, складами, электростанциями, домами, мостами, проездами, причалами, магазинами, ресторанами, офисами... Однажды ко мне в Москву из Томска приехал друг-фантаст Юрик Булкин. Чуть позже прилетела оттуда же его девушка. Так мой сибиряк не придумал ничего лучше, как назначить ей встречу "в метро на Пушкинской". "Где именно?" спросил я. "Ну, ты же возле Пушкинской живешь, правильно? Вот я и договорился встретиться там в метро". Объяснять ему что-то было бесполезно, пришлось пойти вместе, и, поставив бедолагу непосредственно на станции Пушкинской в центре зала, бегать самому с Горьковской на Чеховскую, пытаясь опознать подругу незадачливого томича по фотографии. Мысль о том, что она ждет своего любимого в одном из верхних вестибюлей, я просто гнал от себя, как кошмарный сон. Часа через полтора мы, наконец, встретились, причем именно на Пушкинской и ровно в том самом месте, где стоял Юрик. Любовь оказалась сильнее жестокой суеты московского метро и топографического кретинизма писателя Булкина. Однако гамбургский порт будет все-таки помасштабнее, чем все три станции метро на Пушкинской вместе взятые. Очевидно, и любовь наша со службой ИКС оказалась масштабнее. И оно свершилось. Двигаясь куда глаза глядят, получая странное удовольствие от толкотни и шума, я выбрел, наконец, к пристани, откуда стартовали экскурсионные и прогулочные катера от легких застекленных баркасиков до роскошных плавучих ресторанов. Зашел в кафешку, ощутив некое подобие аппетита, взял пару бутербродов с красной рыбой и большой бокал "Хольстена" (вообще-то предпочитаю "Берлинер Киндл", но берлинское пиво надо пить в Берлине, а в Гамбурге - гамбургское) и сел под навесом на улице. Было уже прохладно, и открытые места пустовали. Меня полностью устраивала такая ситуация. И вот, не выпил я еще и половины от своих четырехсот граммов, как к столику подсел худощавый, высокий, смуглый и очень чернявый гражданин лет пятидесяти. В Москве сказали бы про такого: "лицо кавказской национальности", в Германии в первую очередь предполагают: турок, наверное. Но для немецкого турка он был слишком хорошо одет: белый плащик от "Галери Лафайет", галстучная заколка с большим сапфиром, английские модельные башмаки ценою никак не меньше двух тысяч фунтов. И, наконец, когда он небрежно сдвинул рукав, уточняя время, из-под обшлага сверкнула увесистая "Омега" с россыпью немелких бриллиантов и на мощном золотом браслете. - Здравствуйте, Малин, - проговорил незнакомец тихо и по-немецки. - Меня зовут Стив Чиньо. Я от гуру Шактивенанды. Есть разговор. Я еще раз внимательно оглядел этого пижона, без видимой охраны таскающего на себе тысячи баксов, и вкрадчиво поинтересовался: - А почему я должен вам верить? - Вы мне пока ничего не должны, - ответил Стив, - а к тому же верить вообще никому не стоит. Это еще Будда говорил: "Мое учение основано не на вере. Оно означает: приходи и посмотри". То есть Будда призывает нас самих делать выводы и становиться свободными самостоятельно, а вера - она не конструктивна по определению. Вот в чем и заключается, по-моему, самая суть великого учения Гаутамы. Выслушав эту внезапную коротенькую лекцию по истории религии, я поверил: новоявленный дядя Степа с английским именем и итальянской фамилией не врет, его действительно зовут Стив Чиньо, и он действительно послан ко мне Шактивенандой. Во всяком случае, по степени шизоидности в сочетании с высоким материальным уровнем он вполне достоин звания Причастного самой высшей категории. Продолжая говорить по-немецки, мой собеседник поинтересовался: - Какой язык вы предпочтете для общения: английский или итальянский? - Русский, - ответил я с истинно русским хамством. - Сожалею, но я очень плохо говорю по-вашему, - виновато признался Стив. - Тогда валяйте по-английски, - снизошел я. - Начну с главного, - торжественно и неоригинально начал он с главного. Летом в Москве убили моего друга и литературного агента Эдмонда Меукова. Эдмонд был очень сложным человеком, обладавшим уникальной способностью впутываться в самые невероятные истории. Так что его могли убрать с дороги десятки разных людей и организаций по сотням немыслимых причин. Могла эта гибель быть и случайной. Но, к сожалению, Меуков оказался слишком тесно связан со многими нашими проблемами. Это подтвердилось вскоре со всей очевидностью. Мало того, что за смертью Эдмонда последовали другие загадочные убийства, так выяснилось еще, что за два дня до этого произошел крайне непонятный наезд на машину некоего Редькина, который - загибайте пальцы, Сергей! - издал пиратским образом две моих книжки концептуального значения; был лично знаком с Меуковым и его прежней женою Серафимой Кругловой; проживает в вашей, господин Малин, квартире; в девяносто пятом чисто случайно спас жизнь Татьяне Лозовой, убив при этом двух человек; и, наконец, приходится зятем самому Игнату Никулину, то есть суперагенту Грейву. Неплохой коктейль, согласитесь. А теперь еще добавьте к нему едва не пострадавшего во время аварии гражданина Германии Ханса Йоргена Шульце, расписавшегося тогда в милицейском протоколе, а после исчезнувшего непонятно куда. Во всяком случае, ни российские спецслужбы, ни ваши коллеги пока не сумели его найти. И нам до сих пор не удалось узнать о нем ни-че-го. Все это наводит на совершенно определенные мысли. Я, видите ли, познакомился с гуру Шактивенандой на знаменитой Бомбейской конференции 1982 года, тема которой формулировалась так: "Древнее знание и современная наука". Не стану мучить долгими объяснениями, что такое трансперсональная психология, которой я, с вашего позволения, посвятил всю сознательную жизнь, скажу лишь, что господствовавшая в науке более трехсот лет ньютоновско-картезианская парадигма сегодня уже не оправдывает себя и ей на смену идет принципиально новое концептуальное решение, связанное с восточным мистицизмом и эзотерикой... Он так незаметно перешел от детектива к скучнейшей философии, что я какое-то время увлеченно слушал и это, но слово "парадигма" всегда оказывает на меня магическое действие. Вот и теперь я враз ощутил, что отключаюсь, теряю нить, перестаю понимать вообще что-либо и начинаю отчаянно бороться с зевотой. - Извините, Стив, я предпочел бы о концепциях и парадигмах послушать как-нибудь в другой раз. Я перебил его в общем-то совсем невежливо, но заранее знал: такие люди не обидчивы. И не ошибся. - А зря, мой друг, зря, - улыбнулся Чиньо. - Вам все равно придется освоить теорию хотя бы в элементарных пределах. Ну а сейчас... как скажете! - я вполне готов ответить на уже созревшие у вас вопросы. - Да, - согласился я, - именно вопросы. Когда вы говорите "мы", кто имеется ввиду? Вы и Анжей Ковальский? Но, по-моему, гуру никогда не занимался расследованием убийств. Так что же случилось? - Вы совершенно правы, он и сейчас не занимается этим. В политике любого уровня Нанда остается исключительно консультантом. Но кое-что все-таки случилось. Ваше многовековое сражение за контроль над миром внезапно сконцентрировалось в одной навязчивой идее - в странной погоне за крошечным, дешевым, пустячным предметом. Обе стороны вдруг решили, что в простенькой магнитной записи может быть заключена чудовищная сила. Кто первым найдет, тот и победил. Как в детской игре. Согласитесь, ситуация абсолютно немыслимая для нормальных политиков, даже для нормальных ученых, сказка какая-то про Кащея Бессмертного, жизнь которого спрятана на самом конце иглы. Хранится там жизнь Кащеева или нет, вопрос пока открытый, но решать его в любом случае придется нетрадиционными способами. Вот Ковальский и вынужден был подключиться примерно два года назад. Я смолил уже третью сигарету и заказал еще пива. Стив, как истинный йог, тантрист, буддист и все такое прочее, оказался, разумеется, некурящим, но пивом не побрезговал и даже похвалил вкусовые достоинства легкого и горьковатого гамбургского сорта. - Ну вот, - вздохнул Чиньо, аккуратно опуская на стол пузатый бокал с фирменной надписью "Ганзаштадт", - а теперь все окончательно запуталось. Для любой спецслужбы с обычными трезвыми мозгами ситуация выглядит неразрешимой. Вы, Сергей, не захотели слушать о концепциях, так послушайте хотя бы о Меукове. Он-то как раз и подобрался ближе всех к решению нашей задачи. Сам того не желая. О дискете Сиропулоса, уверяю вас, он не слышал и слышать не мог, но к понятию точек сингулярности пришел без посторонней помощи. И через эти самые точки планировал воздействовать на весь мир чисто психологическими методами. Я сам долго бился над проблемой концентрации ментальной энергии, писал об этом в своих книжках, а Эдмонд сумел прочесть у меня между строк самую суть и на своих семинарах, аккумулируя сексуальную энергию очень разных, но всегда многосторонне одаренных людей, склонных к мистицизму, он добивался потрясающих результатов. Конечно, он не мог знать, что все это фиксируется соответствующими органами, что подобной тематикой уже давно занимаются и в КГБ, и в ГРУ, и в целом ряде спецслужб других стран. Ну и, конечно, ваши друзья в Спрингеровском Центре исследовали аналогичные методы. Он сказал "ваши", и я отметил про себя, что Стив так и не ответил на мой первый вопрос по существу: кого он, собственно, представляет. Меж тем господин Чиньо продолжал: - Меуков стал жертвой собственного таланта в сочетании с неосведомленностью. Возможно, если б я забрал его к себе в Америку, Эдмонд остался бы жив, но это все голая теория. Во-первых, он в Америку не хотел, а во-вторых, как говорится, кому написано на роду сгореть, тот не утонет. Судьба, карма, точка сингулярности - как не назови, суть одна. Правильно? - Правильно, - согласился я. - Но я-то тут при чем? Ваш несчастный Меуков, вы, Шактивенанда, гуру Раджниш, учитель Асахара, великий психиатр Станислав Гроф, Карл Густав Юнг, Зигмунд Фрейд, граф Калиостро, Магомет, Христос, Кришна, Будда - по мне все едино. Я очень уважаю все их нетрадиционные методы лечения человечества, но сам-то я прагматик и циник с советским высшим образованием и предельно западным взглядом на мир. У меня не получится искать точку сингулярности даже в родной Москве среди старых друзей. - Вы ничего не поняли, Малин. Или пора называть вас Разгоновым, чтобы вы, наконец, встряхнулись. Если я правильно информирован, господин Жуков уже объяснил вам, что выбора нет, заниматься этим делом придется именно вам. Почему? Я готов объяснить своими словами. Лично вы, Разгонов - как Разгонов, даже больше, нежели как Малин, - завязли в этой истории. Перечислять по пунктам не стану, сообразите сами, что и каким образом роднит вас с мелким коммерсантом Тимофеем Редькиным и прочими участниками мероприятия. Но поймите, если судьба собирается нанести удар, лучший способ - активное противодействие. Что мы вам и предлагаем. Сценарий, кстати, разрабатывал лично Шактивенанда. А убегать от судьбы - это все равно, что пытаться в чистом поле спрятаться от преследующего вас вертолета. Нанда еще выдаст вам некоторые более конкретные инструкции, а я, уж простите за занудство, все-таки расскажу о генеральной концепции поиска. Поверьте, вы должны это знать. Я заказал себе еще пива и в несчетный раз закурил. От берега, коротко гуднув, отчаливал востроносый, стремительный, легкий и какой-то ненормально чистый, словно пластмассовая игрушка в магазине, большой катер-ресторан с синей надписью по борту, сделанной отчего-то по-английски: "Hanseatic". В Гамбурге очень любят вспоминать, что это был когда-то ганзаштадт, то есть вольный ганзейский город. Собственно, он и сегодня имеет определенную юридическую самостоятельность, но это не так интересно, как романтические воспоминания о средних веках. И я думал именно о далеком прошлом, когда созерцал дефилирующих вдоль причала шикарно одетых ганзейцев. Стив не слишком-то и выделялся на их фоне, все-таки один из крупнейших в Европе портов - это не самое бедное место на Земле. Я перебил собеседника, не давая ему в очередной раз начать лекцию о парадигмах: - А вам не кажется, что географически неверно выбран центр для наших дел? - В каком, простите, смысле? - не понял Стив. - Мы свой центр не выбирали, он просто существует - и всё. Там, на Тибете. Чиньо и не должен был понять, ведь я пока разговаривал сам с собою, со своими внезапными ассоциациями. - Я вас и не имею ввиду, я говорю про Фонд Би-Би-Эс. С какой радости мы зациклились на Америке? Майами, Колорадо, госдепартамент в учредителях, агентура ЦРУ, расходы все в доллары пересчитываем. Меж тем за Штатами нет будущего. Они останутся великой страной, но как мировой лидер очень скоро уйдут в прошлое. Двадцать первый век со всей очевидностью принадлежит Объединенной Европе: евро вытеснит доллар, а трансевропейские корпорации задавят американскую экономику... Надо учиться мудрости у предков и как можно скорее переносить центр службы ИКС в древний Любек, столицу великой Ганзы. Я находил это все весьма изысканной шуткой, но Стив слушал меня с каменным лицом. - Вы только представьте себе, - продолжал я, увлекаясь, как Остап Бендер в Васюках, - шестьсот лет назад торгово-политический союз объединял английский Лондон, фламандский Брюгге, норвежский Берген, даже русский Новгород... - Постойте. Вы что-то путаете, - робко подправил Стив. - Если я правильно помню, Ганза включала в себя только северогерманские города. - Ну да! Конечно, - я не стал спорить, - но торговля-то шла со всей Европой, включая Россию, - вот о чем я сейчас думаю. Чиньо посмотрел на меня пристальным и долгим взглядом, будто только теперь понял, кто перед ним сидит. - И почему вы не хотите работать в службе ИКС? Не понимаю. Вы абсолютно такой же сумасшедший, как они все. Петь дифирамбы Объединенной Европе в тот момент, когда под угрозой находится ваше личное благополучие и личная безопасность. Поймите, предстоит тяжелейшая работа, а вы все о европах рассуждаете! Хотя не согласиться с вами трудно... - А с чего вы взяли, будто я не хочу работать в ИКСе? - этот вопрос показался мне самым важным. - Я с того самого августа девяносто пятого работаю на них непрерывно, просто я это делаю по-своему. - Вот! - от избытка чувств, Чиньо даже вскинул вверх указательный палец. Теперь я понимаю, что наша беседа не пропала даром. Делать по-своему - это и есть самое главное для нас. Ладно, пойдемте, вообще-то уже пора. - Он еще раз глянул на часы. - Нанда совсем скоро начнет ждать нас. Странная была формулировочка: "совсем скоро начнет ждать", но я не стал переспрашивать, что это значит, а просто поднялся и, в последний раз обозрев водный простор, отметил белеющий вдалеке гигантский сухогруз "Дельфин", порт приписки - Кингстон, Ямайка. Мне вдруг подумалось, что эта махина сейчас подплывет поближе, потом с нее спустят шлюпку и к нам на берег сойдет сам губернатор Ямайки и знаменитый флибустьер Генри Морган собственной персоной в великолепном камзоле и с тяжелой, сверкающей, заточенной, как бритва, саблей. Я тут же поделился этими мыслями со Стивом, надеясь все-таки сбить его с панталыку, а может быть, даже и обидеть. Уж очень мне не хотелось всерьез задумываться над его жуткой мистикой, и с туповато-отчаянным упрямством я стремился свести разговор на шутку. Однако же и на этот раз ответ прозвучал совсем неожиданный: - Вы делаете успехи, Разгонов. Если и дальше полет ваших ассоциаций будет столь же раскрепощенным, поставленная службой ИКС задача окажется решена в кратчайшие сроки. И, между прочим, - постарайтесь это понять! - в точке сингулярности появление давно умершего человека, например, того же Генри Моргана, - вполне вероятное событие. После такого я смирился и покорно выслушивал лекцию по философии и психологии, читаемую мне по дороге, благо еще и дорога оказалась не столь уж долгой. Могучий Бисмарк, стоящий на высоком постаменте, глядел на нас как-то очень хмуро, когда мы приблизились к знаменитому памятнику и немного там постояли. В соборе Святого Михеля, главном храме города, Стив провел минут пять, истово крестясь, словно был протестантом, а не йогом буддийско-тантристского толка. Но видно так уж было надо, видно, требовал этого безумный поиск точки сингулярности, в которую мы стремились на всех ментальных парах. Ратушная площадь, Ратхаус Маркт и чудесная белоснежная галерея Альштер-аркаден на берегу канала, впадающего в озеро Биннен Альштер, тоже не показалось моим эзотерическим друзьям подходящим местом для встречи. Меж тем, я уже сам начинал чувствовать, что час свидания близок. Стив как-то все сильнее нервничал, и лекция его становилась сбивчивой, невнятной, он комкал целые фразы и торопливо пояснял, что без этого я обойдусь, вот то можно запросто опустить, а уж заключительные выводы и подавно никому не нужны. Суть же рассказанного им сводилась, в общем-то, к нескольким вполне понятным вещам. К простым умозаключениям. На определенном этапе накопления информации традиционная наука начинает пробуксовывать при попытке охватить и систематизировать весь объем знаний. На помощь ей призывается древняя мудрость, иными словами - магия, волшебство. Вначале это происходит неосознанно - мистические искания начала двадцатого века. Затем полуосознанно - увлечение эзотерикой и психоанализом в середине века. И наконец - полное осознание необходимости союза науки и магии: Бомбейская конференция 1982 года. Для Стива Чиньо данное рассуждение было азбучной истиной, новое содержалось в другом. А именно: теперь, на рубеже тысячелетий, настало время перенести методы магии на политику. Все обычные концепции полностью обанкротились, исчерпав себя: ни демократия, ни тоталитаризм в любой форме не способны остановить сползание цивилизации к физическому самоуничтожению. К такому выводу пришли одновременно обе противоборствующие стороны. И началось сражение за ментальный контроль над миром. Если равновесие в этой битве не будет достигнуто, человечество погибнет и очень скоро. Характерно, что речь не шла о победе одной из сторон, речь шла именно о достижении ментального равновесия при перекрестном контроле. Вот, собственно, и все. Чиньо произнес эти слова вслух: - Вот, собственно, и все. Мы пришли, заходите. - Сюда? - удивился я. - А куда же? Мы стояли перед дверями "Макдональдса". Что ж, нормальный ход. Спасибо еще, что Нанда не прятался от нас в Диснейленде или в игрушечном городке фирмы "Лего". Интересно, когда я последний раз ел в "Макдональдсе"? Наверно, и впрямь это было в Москве на Пушкинской вместе с Андрюшкой. Там надо было стоять в очереди и платить, по нашим российским понятиям, немалые деньги за дурацкую булку с котлетой и стакан спрайта со льдом. А в Гамбурге вы не найдете ни одного заведения дешевле "Макдональдса", что, впрочем, совершенно нормально для любой из цивилизованных стран. Нанда сидел за столиком и глубокомысленно жевал чизбургер. При нашем появлении он поднялся во весь рост, демонстрируя неизменную оранжевую тогу, босые ноги в сандалиях и маленькую российскую гармошку в руках. На этот раз он грянул в нашу честь самую популярную гамбургскую песенку про Рипербан на чистом хох-дойче. Местная публика реагировала спокойно. Разве что дети с любопытством поворачивали головы. Я же приветствовал его, начав с благодарности: - Спасибо, гуру. Мое почтение. А знаете ли вы, что Гамбург был одним из первых городов на триумфальном пути группы "Битлз"? Анжей посмотрел на меня с сочувствием. Потом призадумался, не шучу ли я, и, наконец, сообщил: - В те годы я как раз учился здесь, в университете, и бывал на их концертах. С Джоном был знаком лично. С Джорджем мы и сегодня иногда видимся. Так что при следующей встрече обещаю исполнить что-нибудь из ранних "Битлз". - Под гармошку? - поинтересовался я. - Не обязательно. С аккомпанементом возможны варианты. - Договорились. Ну, а почему ваш итальянский друг до сих пор не выучил нашего великого и могучего? - Не до того ему, - сказал Шактивенанда. - Мой итальянский друг в отличие от меня активно занимается политикой. И потом, времена переменились: в ближайшие годы русский язык вряд ли будет актуален для кого-нибудь в Европе и Америке. - Жаль, - вздохнул я. Подошел Чиньо со стаканчиками спрайта и гамбургерами. - А "Хольстена" здесь не подают? - обиделся я, хотя прекрасно знал, что в "Макдональдсах" пива не бывает. Но мы вели этот тупой разговор, словно нарочно тянули время. Может, так и было? Ведь это, безусловно, Шактивенанда задавал тон беседе. Что ж, не пора ли переходить к делу? Я не успел спросить его об этом и тем более не успел получить конкретных инструкций. Даже попить спрайта в компании с великим гуру не удалось, потому что точка сингулярности или еще какая-нибудь мистическая гадость накрыла нас в тот момент по полной программе: за углом, очень близко, на Мёнкебергштрассе ударила автоматная очередь, послышались крики и звон осыпающегося стекла. А должен вам заметить, Гамбург - это не Москва, и там не каждый день стреляют на улицах. - Shit!* - выкрикнул Стив Чиньо. Похоже, он ожидал чего-то совсем другого.