Я хочу подчеркнуть, что в подобной системе опыт каждого отдельного индивидуума будет следующим: каждое предпринимаемое им действие соответствует здравому смыслу в ситуации, которую он правильно видит в тот момент, но действия, предпринимаемые другими членами системы в ответ на его "правильное" действие, последовательно демонстрируют, что его действие было ошибочным. Таким образом, индивидуум вовлечен в непрерывную последовательность того, что мы назвали опытом "двойного послания".
Не знаю, насколько валидной может быть такая модель, но я предлагаю ее по двум причинам. Во-первых, она пытается говорить о большей системе - о семье - вместо того, чтобы говорить, как мы привыкли, об индивидууме. Если мы хотим понять динамику шизофрении, мы должны изобрести язык, адекватный феноменам, возникающим в этой большей системе. Даже если моя модель непригодна, все же следует поговорить о том языке, который необходим для описания этих феноменов. Во-вторых, концептуальные модели, даже если они некорректны, все равно полезны в том смысле, что критика этих моделей может дать толчок новым теоретическим подходам.
Позвольте мне высказать одно критическое замечание и посмотреть, к каким идеям оно приведет. В книге фон Неймана нет такой теоремы, которая указывала бы, что сущности (роботы), вовлеченные в этот бесконечный танец перемен коалиций, когда-либо станут шизофрениками. Согласно абстрактной теории, эти сущности будут сохранять полный интеллект до бесконечности.
Главное различие между людьми и роботами фон Неймана заключается в факте обучения. Бесконечный интеллект предполагает бесконечную гибкость, и игроки в описанном мною танце никогда не смогут испытать ту боль, которую испытывают человеческие существа, если постоянно оказываются неправыми в том, что они знают. Человеческие существа привязываются к найденным ими решениям, и именно эта психологическая привязанность делает их столь же уязвимыми, как и члены семьи шизофреника.
Из рассмотрения модели следует, что применимость гипотезы "двойного послания" для объяснения шизофрении должна зависеть от определенных психологических предположений о природе человеческого индивидуума как обучающегося организма. Чтобы индивидуум был склонен к шизофрении, его индивидуальность должна совмещать два контрастирующих психологических механизма. Первый - механизм адаптации к требованиям ближайшего окружения, второй - механизм приобретения краткой или длительной привязанности к адаптациям, достигнутым посредством первого механизма.
То, что я называю "краткой привязанностью к адаптации", Берталанфи называет "имманентным состоянием действия", а "более продолжительная привязанность к адаптации" - это просто "привычка".
Что такое личность? Что я имею в виду, когда говорю "Я"? Возможно, то, что каждый из нас понимает под "собой", - это фактически агрегат, соединяющий наши привычки восприятия и адаптивных действий и (время от времени) наши "имманентные состояния действия". Если некто атакует "привычки" и "имманентные состояния действия", характеризующие меня в момент взаимодействия с ним, т.е. если он атакует именно те "привычки" и "имманентные состояния", которые сформировались как часть моих отношений с ним, - он отрицает мое "Я". Если же я глубоко заинтересован в этом человеке, отрицание им моего "Я" будет для меня еще более болезненным.
Сказанного достаточно для выявления стратегий (возможно, их следует назвать симптомами), которых следует ожидать в таком странном образовании, как шизофреническая семья. Однако удивительно, что эти стратегии могут постоянно и привычно практиковаться на глазах у друзей или соседей, не замечающих что-то ненормальное. Теоретически мы можем предсказать, что каждый участник такого образования должен защищать свои собственные имманентные состояния действия и длительные адаптивные привычки, т.е. защищать свое "Я".
Один пример для иллюстрации: мой коллега несколько недель работал с одной такой семьей, состоящей из отца, матери и взрослого сына-шизофреника. На сеансах члены семьи присутствовали все вместе. Это явно вызвало тревогу у матери, и она потребовала личных встреч со мной. Это заявление было обсуждено на следующей совместной встрече, после чего она появилась у меня. Она сделала несколько замечаний, затем открыла сумочку и протянула мне кусок бумаги со словами: "Кажется, это написал мой муж". Я развернул бумагу и обнаружил машинописный текст через один интервал, начинающийся со слов: "Мой муж и я высоко ценим возможность обсудить с Вами наши проблемы". Далее документ намечал определенные вопросы, которые "я хотела бы поднять".
Оказалось, что муж просидел за печатной машинкой всю предыдущую ночь и написал это письмо ко мне, словно оно было написано его женой, в котором он намечал вопросы, которые ей следовало обсудить со мной.
В нормальной жизни подобные вещи достаточно обычны и проходят незамеченными. Но если сфокусировать внимание на характерных стратегиях, эти самозащитные и саморазрушительные маневры становятся очевидными. Внезапно обнаруживается, что в подобных семьях такие стратегии доминируют над всеми остальными. Вряд ли приходится удивляться, что идентифицированный пациент демонстрирует поведение, являющееся карикатурой на ту потерю идентичности, которая характерна для всех членов семьи.
Я полагаю, что в этом вся суть. Шизофреническая семья - весьма устойчивая организация, динамика и внутренняя работа которой таковы, что каждый ее член постоянно подвергается переживанию отрицания своего "Я".
МИНИМАЛЬНЫЕ ТРЕБОВАНИЯ ДЛЯ ТЕОРИИ ШИЗОФРЕНИИ*
* Bateson G. Minimal Requirements for a Theory of Schizophrenia // AMA Archives of General Psychiatry. 1960. Vol.2. Это вторая ежегодная лекция памяти Альберта Д.Ласкера (Albert D.Lasker), прочитанная в Институте психосоматических и психиатрических исследований и учебных программ госпиталя Майкла Риза (Michael Reese) в Чикаго 7 апреля 1959 года.
Любая наука, как и любой человек, имеет обязательства по отношению к своим соседям. Любить их, возможно, не требуется, но нужно одалживать им свои инструменты, брать взаймы инструменты у них, и вообще не давать им распускаться. Возможно, о важности достижений любой науки мы судим по тем изменениям, которых эти достижения требуют от методов и способов мышления соседних наук. Однако не следует забывать о правиле бережливости. Изменения, которых науки о поведении могут требовать от генетики, философии или теории информации, всегда должны быть минимальными. Единство науки как целого достигается этой системой минимальных требований, накладываемых каждой наукой на своих соседей, и в немалой степени тем "одалживанием" концептуальных инструментов и паттернов, которое происходит между соседними науками.
Цель моей нынешней лекции состоит, следовательно, не в том, чтобы обсуждать конкретную теорию шизофрении, развиваемую нами в Пало-Альто. Скорее, я хочу показать вам, что эта теория и другие ей подобные воздействуют на идеи, касающиеся самой природы объяснения. Я использовал название "Минимальные требования для теории шизофрении" и, выбирая это название, я имел в виду обсудить приложения теории "двойного послания" к более широкой области наук о поведении и даже, сверх того, ее воздействие на теорию эволюции и эпистемологию биологии. Каких минимальных изменений требует эта теория от смежных наук?
Я хочу разобраться с вопросом о воздействии экспериментальной теории шизофрении на триаду смежных наук: теорию обучения, генетику и эволюцию.
Сперва кратко опишу гипотезу. В своей сути, идея апеллирует к ежедневному опыту и элементарному здравому смыслу. Первое предположение, из которого возникает гипотеза, состоит в том, что обучение всегда происходит в некотором контексте, имеющем формальные характеристики. При желании можно обдумать формальные характеристики последовательности инструментального избегания или формальные характеристики павловского эксперимента. Обучиться поднимать лапу в павловском контексте - это совсем не то, что обучиться тому же действию в контексте инструментального вознаграждения.
