Вдруг в глубине ближайшего к нам окна я заметила движение. Значит, там кто-то есть.

- Макс здесь? - спросила я шепотом.

Паша что-то объяснила. Еще пару часов - и не она меня, так я ее начну понимать. Девушка подвела меня к двери. Я дернула за ручку - закрыто. Но Паша настаивала. Я так поняла: другого входа-выхода нет, - и со всей силы долбанула ногой по двери, но та даже не дрогнула. Ага, понятно, железная. Где-то вдали агрессивно залаяли собаки. Так это не блеф! Раздались беспорядочные выстрелы, крики. Мама. Все посходили с ума. Слегка, самую малость обнадеживает то, что стреляют в некотором отдалении, а, раз стреляют, значит им сейчас не до нас. Все что ни делается, все к лучшему. Но об этом, кажется, я уже говорила. Прожекторы тоже перестали крутиться и застыли, разрезая небо в одном направлении. Что-то определенно произошло. И, замечу вскользь, без моего вмешательства.

Я пошла вдоль стены, вглядываясь в окна. Паша не отставала. В третьем по счету увидела плоское лицо. Кто-то прижался к стеклу изнутри и пристально рассматривал нас. Паша запрыгала и замахала руками, издавая гортанные звуки. Наверное, ее знакомый. А решетки-то ерундовые - подвешены на железных крюках.

Домушникам снять такие - два раза плюнуть. Максимум три. Была бы я домушником...

- Выпустите нас, - раздалась изнутри приглушенная стеклом мольба. Я оторвала взгляд от места крепления решетки с крюком и увидела дюжину лиц, в два яруса облепивших окно с той стороны. Хорошая идея.

- Паша, я не дотянусь. Ты выдержишь меня? Я встану на тебя и попробую снять решетку.

Она вслушивалась в слова, но было очевидно, что не понимает. Тогда я на скорую руку изобразила пантомиму, наглядно демонстрируя, что ей нужно делать. Она послушалась, присела, а я вскарабкалась к ней на плечи. Ой, не свалиться бы. Костей не соберу.

- Вставай.

Она схватила меня за ноги и распрямилась. Я отложила спицу, которую все время сжимала в кулаке, и обеими руками вцепилась в тяжеленную решетку. Паша стояла подо мной как скала. Я много слышала о том, что если человек обделен чем-то одним, то щедро, сверх всякой меры наделен другим. Так вот это чистая правда. Паша стояла, не шелохнувшись, и еще помогала, подталкивая решетку снизу. Ржавое железо дрогнуло, но поднять его на достаточную высоту, чтобы снять с крючьев, нам не удалось. Первой сдалась я, потом Паша.

А люди за окном ждали. Ну и положение...

Пальба и крики не стихали. Навряд ли в такой заварухе кто услышит. Значит, стоит попробовать.

- Когда мы отойдем, пусть один из вас разобьет стекло. Бросьте в него тумбочкой или табуреткой.

Поняли?

- У нас нет табуретки.

Тьфу ты.

- Отойдите к противоположной стене. Все как можно дальше!

Я слезла с Паши, нашла на земле камень поувесистей и швырнула его в окно, целясь в узкое пространство между железными прутьями. И неожиданно для себя попала. То же самое проделала моя нимфа.

Мы прицельно швыряли камни до тех пор, пока не выбили стекло полностью. Люди, находившиеся по ту сторону решетки, бросились к окну. Кто-то просовывал сквозь железные прутья руки, кто-то пытался просунуть голову, но безуспешно, а кто-то просто дышал, приникнув щекой к ржавому железу. Я прислушалась - все еще стреляют. Да что же там такое происходит, в конце-то концов?

- Выньте осколки из рамы и попытайтесь приподнять решетку, только все вместе, на счет три.

Что за люди? Ничего сами сделать не могут.

- Паша, садись.

Я уже поняла, что девушке доступны простые фразы, и старалась говорить просто и прямо.

Узники тянули решетку вверх изнутри, а мы с Пашей снаружи. Иес! Железо рухнуло вниз, едва не отрубив девушке ноги, но она не заметила. Она ладно, а я? Почему не подумала? Где были мои выдающиеся мозги? Никогда не забуду, как ухнуло сердце.

Люди - худые, изможденные, грязные, одетые в какую-то ужасную робу горохом посыпались сверху прямо на нас с Пашей. Но нимфа прочно стояла на ногах, только это и спасло нас от увечий. Обретя свободу, узники немедленно бросались врассыпную и исчезали за деревьями и кустарниками. Я вглядывалась в мелькающие лица, но Макса среди них не обнаружила. Дождавшись, когда выпрыгнет последний человек, я полезла внутрь. Чем воняет? Прошлась по комнатам, освещая путь фонариком и зажимая пальцами нос.

Голые стены без следа обоев, но со странными бороздами на штукатурке, словно большое животное точило здесь когти. Проемы вместо внутренних дверей. Батареи срезаны, электропроводка срезана. Никакой мебели. В бывшем сортире пусто. Абсолютно пусто! Канализационная труба забетонирована. Понятно, чем воняет. Люди ходили прямо на кафельный пол. Освенцим.

Я выпрыгнула из окна, и меня стошнило.

Внизу ждали Паша и один из узников, тот, что с самого начала наблюдал за нами через окно. Все остальные смылись.

- Ну, Паша, - сказала я, когда спазмы прекратились, - Кого еще спасать будем?

В тайне я надеялась, что постепенно очередь дойдет до Макса. Интересно, откуда она знает?

- Спасибо вам, - сказал узник - парнишка с глазами старца.

- Не стоит благодарности. Уходите, там, - я махнула в сторону потайной двери в заборе, - Есть выход.

- А вы?

- А у нас еще тут дела, я правильно говорю, Паша?

- Тогда я с вами, можно?

С нами - так с нами. Не уверена, что из него выйдет толковый помощник. На ветру бедолага качается, того и гляди унесет сквозняком. Ну да ладно, не бросать же его одного.

- Паша, веди.

Девушка медлила.

- В чем дело? - поинтересовалась я.

Она махнула в сторону, где во всю полыхало зарево пожара. Пока мы освобождали людей из барака, пальба, крики и лай стихли. Хорошо. Особенно хорошо, что вовремя. Прислушиваясь к установившейся тишине, я подобрала мешок с земли и перекинула его через плечо.

- Идем, но осторожно. Первая - Паша, за ней, парень, ты, потом я. Никакого героизма. Под пули не лезем, людей с собаками избегаем. Если остановят, сдаемся без сопротивления. Все поняли? Ну, Паша, веди.

Передвигаясь короткими перебежками от стены к стене, от дерева к дереву, мы добрались до розового здания, где в прежние времена, по всей вероятности, размещалась администрация лагеря. Первое, что увидели на подходе к нему - это собачий труп. Грозно оскалившийся кавказец умер в прыжке, честно выполняя служебный долг. Пуля вошла ему точно между глаз. Уверена, что без снайпера дело не обошлось. Мне стало нехорошо. Где я забыла свой "град", растяпа?! Ничего, у меня запасной имеется. Хорошо, что спицы продаются не штуками, а самое меньшее попарно. Хотя черт с ней, со спицей, даже доставать не стану - против снайпера со спицой в руке не попрешь. Я вытащила из мешка относительно белый (в голубой горох) носовой платок и пошла, размахивая им над головой. На всякий случай. Ясно, что снайпер - не из местных, иначе зачем ему было палить по собакам. А враг "Акрополя" - мой друг. Однако, боюсь, он пока не знает об этом.

Метров через двадцать мы наткнулись на стонущего человека, который пытался ползти, но только царапал скрюченными пальцами землю. Поразительно, но первая в нашей тесной компании гуманистка равнодушно перешагнула через раненого и преспокойненько двинулась дальше. Парнишка, который шел следом, нагнулся и сказал, обращаясь ко мне:

- Мы не сможем ему помочь. Сильно обгорел, - и ожесточенно сплюнул на землю.

- Слушай, а как тебя зовут? - задыхаясь от быстрой ходьбы, спросила я, - А то неудобно, не знаешь, как обратиться при случае.

- Павел.

- Отлично, Павел. Она - Паша. Здорово, правда? А я - Ника. Ты его знаешь? - я показала на стонущего, силясь не смотреть в его сторону.

- Да, - он отвернулся и, помедлив, выговорил, - Это старший надзиратель, конь по нашему.

Мы молча догнали Пашу. Мне не давал покоя вопрос: откуда она знает, где у них что?

Горел не корпус администрации, а деревянное здание позади него. Вокруг - никого. Тишина. В том смысле, что ни лая собак, ни криков, ни стрельбы. Зато во всю пели птицы, приветствуя рождение нового дня. А для меня и старый еще не умер. Паша заговорила, показывая на розовый корпус, подсвеченный восходящим солнцем и пожаром. Пламя за ним взмывало в небо метров на десять. Внутри что-то взрывалось, извергая гигантские огненные струи. Красиво горит, но я туда не ходок. Горячо. Хорошо, что ветер дует в противоположную сторону.