Именно так легче всего заблудиться, что, естественно, не входит в мои планы. Забирая все время направо, я в любой момент смогу развернуться и найти дорогу назад... Нет, все-таки я отчаянно умна, что бы там ни говорили злобные завистники.

Неожиданно что-то легкое, но необычайно мерзкое прошлось по ноге. Жуть! Я отпрыгнула назад и ударилась головой о низкий свод. Нахлынули боль и ужас. Покатился задетый кем-то - не мной! - камешек. Из саднящего горла вырвался всхлип: крыса. Так я и знала! Спаси и помилуй.

Кто не пробовал коктейль, составленный из боли и страха, тот, почитай, и не жил совсем. Любителям острых ощущений рекомендую такую консистенцию: один к одному и хорошенько вспенить миксером до появления кровавых мальчиков.

Постепенно боль сконцентрировалась в свеженабитой шишке и уже не так досаждала мне, как оставшийся в сухом остатке ужас. Возникло сильное искушение зажечь спичку и посмотреть, что происходит вокруг. Может, я в кольце врагов, которые потирают чумазые лапки в предвкушении плотного завтрака или что там у них на очереди. Но если я увижу мерзость, то легче от этого не станет. Так? Так, это во-первых. А во-вторых, осталась последняя спичка, мой последний шанс выбраться отсюда.

Не думать. Отключить сознание. Его у меня нет. Или думать о чем-то хорошем. Например, о чашке горячего кофе, о согревающей ванне с каплей пихтового масла, о средиземноморском пляже, песке, смуглом мулате с жаркими глазами или, на худой конец, о том, что у любого коридора есть начало и есть конец...

Интересно, что будет, если в этой темнотище я наскочу на мистера Крыса? Парной шашлык будет. Шучу. Не шашлык, а полуфабрикат, и не парной, а глубокой заморозки. Нет, лучше не думать совсем. Отключить сознание полностью. Его у меня просто нет.

Я галопом миновала еще одну развилку и почувствовала, что коридор резко сузился. Теперь мне не приходилось широко расставлять руки, чтобы дотянуться до стен. И что-то еще было не так, как раньше. Я замедлила шаг, приглядываясь, принюхиваясь и прислушиваясь к своим ощущениям. А, догадалась я, - сквозняк! Тянет откуда-то сверху. Ну, и где мой последний шанс? Я едва успела разглядеть тупик перед носом и основание железной лестницы, уходящей вертикально вверх, как воздушный поток задул огонек. Выход?

Попробую. Подергала железяку, проверяя, прочно ли сидит, и полезла, нащупывая каждую перекладину сначала руками, а потом ногами. Я поднималась по узкому колодцу, кляня себя на чем свет стоит за то, что не догадалась сразу снять тапки. На третьей или четвертой ступеньке, не выдержав испытаний, с правой ноги соскользнул сланец и полетел вниз. Я услышала шлепок.

Не люблю оставлять улики, но желание немедленно выбраться на поверхность успело приобрести болезненно-навязчивую форму и полностью завладело рассудком. Беззвучно ругнувшись вслед тапку, я полезла дальше. Каждый сантиметр пропасти, вырастающей под ногами, фиксировался пугливым сердцем.

Тридцать восемь холодных ступенек. Тридцать восемь несмелых надежд, которые привели меня к дыре в бревенчатом перекрытии, за которой мерещился слабый свет. Свет! Прислушалась - тихо. Осторожно просунув голову, плечи и руки в узкое отверстие, я подтянулась на локтях и вытащила ноги. Отдышалась, соблюдая конспирацию: прежде чем предпринять что-либо, надо понять, куда я попала и чем мне это грозит.

Непонятная конструкция. Какой-то дощатый ящик, нет, два ящика, поставленных один на другой. Нижний - широкий и длинный, но с низким потолком, так что можно только сидеть, да и то пригнув голову к груди.

Центральная часть потолка отсутствует, вместо нее - длинная деревянная полка шириной сантиметров в шестьдесят, укрепленная на прочных стропилах. Над ней возвышается второй ящик, такой же длинный, в полный человеческий рост, но узкий и без дна. Сквозь щели в досках действительно просачивается неровный розовый свет, что одновременно и обнадеживает, и пугает. Я опять прислушалась с тем же результатом, осторожно подползла к ближайшей щели и прильнула к ней глазом, но ничего не увидела. Так где я нахожусь - в собачьей будке или в очередном шкафу? Если это будка, то зачем полка, а если шкаф, то почему такой низкий? И вообще, где здесь дверь? Даже в конуре предусмотрен выход. Стараясь не шуметь, я переползала с места на место, осматривая и прощупывая нетесаные стены (заноз нахватала - ужас!), потом дело дошло до потолка. В общем так: если лечь на спину и долго долбить пятками по доскам, то вполне можно разнести эту фигню к едрене фене. Но делать этого не стоит, поскольку не известно, кто поджидает меня снаружи и каковы его намерения. Как говорится, не наломать бы дров. Я забралась на полку, а поскольку сидеть там было невозможно, то легла, и принялась лежа исследовать верхнюю коробку, которая возвышалась теперь прямо надо мной. Неловко повернулась, задела плечом верхнюю панель, и она съехала набок, открыв большую треугольную щель. Ой!.. Тишина... Выход! Обрадовавшись, я отпихнула крышку руками и ногами. Она легко поддалась, сильно накренилась вправо и опрокинулась за борт, произведя неописуемый грохот. Так падает, наверное, стадо индийских слонов. Я приподняла голову и окинула взглядом помещение.

Это была довольно большая комната без окон и мебели. Большей своей частью (но отнюдь не лучшей) я находилась внутри высокого двухъярусного постамента, задрапированного алой тканью, предназначение которого осталось для меня загадкой. Внизу, на деревянном полу, ровными рядами лежали циновки, рядом с каждой горела свеча. На циновках, поджав под себя ноги, фасадом ко мне сидели люди в черном, их было много - человек тридцать. Люди!

Мое появление вызвало всеобщий ажиотаж. Как я и мечтала. Кто-то зашелся в поклонах и беззвучной молитве, кто-то свалился без признаков жизни, кто-то ударился в истерику. Многие сорвались со своих мест и с криками ужаса бросились бежать к выходу, сталкиваясь, отпихивая и топча друг друга. В двери образовалась пробка из судорожно извивающихся и вопящих на разные лады тел. Падали горящие свечи, кое-где уже что-то дымилось, но никто не обращал на это внимание. Крики, топот, вой, истерический хохот, стоны слились в один непрерывный, терзающий слух звук.

Полный абзац.

Дикие они какие-то. Понимаю, конечно, что не красавица, но не на столько. Правда-правда! Бывают случаи и похуже, сама видела. Улыбка радости сползла с моего лица.

Я подскочила на ноги и спрыгнула с постамента на пол. Подошла к ближайшей бабе, багровой от натуги, которая, зажмурив глаза и прижав ладони к груди, самозабвенно визжала тонким голосом, легко перекрывая остальной шум, и врезала ей по щеке. Это был единственный способ быстро привести ее в чувство. Багровая баба немедленно заткнулась и, будто сломавшись пополам, грузно осела на свою циновку. Я быстро нашла пульс, оттянула веко глубокий обморок. Н-да, привела, называется, в чувство. Оставив бабу, я пошла вдоль центрального ряда циновок, то и дело натыкаясь на распростертые тела. Силы небесные, что это с ними со всеми?

- Ника, ты где? Я иду к тебе!

Я оглянулась на душераздирающий зов и увидела жуткую черную рожу, заросшую густой шерстью, с воинственным оскалом и адским блеском в глазах, которая вылезала из гроба, стоявшего на кумачовом постаменте. И силы оставили меня прямо там, где я в тот момент находилась.

- Теперь поняла, почему они испугались, когда ты вылезла из гроба? Прямо скажем, видок у нас обоих соответствующий, - развеял мои сомнения Андрей, - Особенно у тебя.

Мне хотелось задать ему много вопросов, и первый из них - какого лешего он расстроил мои планы, но мы бежали через широкий двор, едва поспевая за Пашей. Кололо в левом боку. Чай, не девочка скакать козой по пересеченной местности. Поэтому разборку я оставила (с глубоким сожалением) на потом.

С того момента, когда я постыдно хлопнулась в обморок, произошло следующее. Во-первых, я очнулась, во-вторых, Андрей затоптал разгорающееся пламя пожара. Я заметила, что он снял повязку, но рукой действовал неуверенно, как будто боялся, что она отвалится и в суматохе потеряется. Пластырь на лбу присутствовал, но весь какой-то черный, как, впрочем, и сам лоб, а костюм, ладно сидящий на его фигуре, был безнадежно испорчен пылью и, сдается, чьими-то экскрементами. То, что сначала я приняла за шерсть, на самом деле было паутиной. Послушайте, неужели я такая же?