Литмир - Электронная Библиотека
A
A

- Я считаю, нам нужно поговорить начистоту.

- О ваших ранах, мой смелый рыцарь? Это всегда пожалуйста. Однако хочу заметить: синяки и легкие ссадины скоро пройдут, а безобразные шрамы только украшают мужчин. Но, - я отбросила шутовской тон, - Тебе следует немедленно отправиться в постель. Мало ли что. И как только врач отпустил тебя, не понимаю.

Просила, как человека, - присмотрите. Так нет...

- В постель, говоришь? - его черные брови вопросительно взметнулись, корежа пластырь, и на лице появилось выражение... как бы сказать... выражение полной боевой, а заодно и трудовой готовности. И ведь не больно ему!

Навязался, ексель, на мою голову.

Сверху палило заходящее солнце, снизу припекал нагретый за день камень, а с боку прижигал взглядом побитый, но не изменивший своим принципам (или отсутствию таковых) красавец. Была бы снегурочкой растаяла. Чес-слово! Но после второго развода растаять сложновато - нечем. Если только трогательной горсткой пепла. Не дождется. Остатки моей трогательности останутся при мне. Как память о несбывшихся надеждах.

Насколько я поняла, уходить он не собирался. Пришлось пригласить обратно в дом - не держать же пострадавшего на солнцепеке. Я крикнула Нюсе:

- Тащи квас герою!

- Как вы себя чувствуете? Вам лучше? - с сочувствием поинтересовалась Нюся, ставя перед соседом большую кружку охлажденного кваса.

- Терпимо, - ответил Андрей, всем своим видом показывая, что на самом деле ему пришлось гораздо хуже, чем Наполеону при Ватерлоо. "Артист"; подумала я. Он отхлебнул кваса и произнес, - Спасибо, Нюся, за вашу доброту и ласку.

- Если хотите, - предложила польщенная домработница, - Я принесу вам чего-нибудь легкого. Жареной печеночки, например, или оладушек с вишнями. В больнице-то, небось, изголодались.

Ну да, изголодался до дистрофии. И суток, между прочим, не прошло. Надо намекнуть Нюсе, чтобы не больно его опекала, пока он ходит в соседях. Вот женится на Гретке - тогда пожалуйста.

- И компрессик не мешает поставить.

- Спасибо, Нюся, вы - гастрономический гений, оазис заботы и внимания посреди, - он стрельнул взглядом, - Зыбучих песков Сахары.

Булыжник приземлился в мой огород. Ладно, проехали, что взять с побитого, кроме анализов. Но зачем мне анализы? Я и без них вижу его насквозь.

Нюся хихикнула в ладошку и вышла.

- Доктор сказал, мне повезло. Если бы не ваша помощь...

- Сожалею. Дикость какая-то! Напасть на человека в саду, избить... Тебе не приходило в голову, кто бы это мог быть?

- Приходило. Мне ясно сказали - не трогай... м-м-м... барышень Приваловых, значит...

- Поклонник Греты? - предположила я. Пусть знает, что не один он такой. Подчас одна капля ревности способна сотворить чудо и подтолкнуть упирающегося жениха в сторону ближайшего ЗАГСа. Главное - знать меру и не накапать больше.

- Плутовка! Мне сказали во множественном числе, значит поклонни-ки... Греты... и? Разве милый носик, - он легко задел указательным пальцем кончик моего носа, - Не в пушку? Учитывая близкое присутствие юного жениха и наличие на горизонте некого Гейтса, я бы рискнул предположить...

Я схватилась за нос. Ексель-моксель! Молокосос! Гейтс отпадает по понятным причинам, а молокосос... Пока я обдумывала, способен ли мой безымянный жених на членовредительство, Андрей исподволь наблюдал за мной. И что-то во мне ему решительно не понравилось. Как я его понимаю: ну чему там нравиться? Нечему абсолютно. Самая обычная внешность, среднестатистическая. Такую увидишь в толпе - не запомнишь.

- Я не Привалова. Я - Шахова, - запоздало, но с достоинством парировала я.

- Это не аргумент. Вряд ли они имели в виду Елизавету Карловну. Не хочу сказать ничего плохого, но принять ее за девку - пардон, это цитата даже в безлунную ночь со спины, - он описал здоровой рукой тетины габариты, - Невозможно.

Вот нахал! А меня, значит, можно?

- Ты не расслышал, что тебе сказали, или перепутал.

- Я все расслышал правильно, - с нажимом произнес Андрей.

Какого лысого он меня отчитывает? Даже если его избил молокосос, в чем лично я сомневаюсь - когда бы мальчик успел вникнуть в нюансы внутрисоседских отношений? Ладно, допустим, мальчик оказался на редкость сообразительным, но при чем тут я? Нашел крайнюю. Но я тоже хороша. Хватит оправдываться, не школьница.

- Допустим, ты расслышал правильно. Допустим, на тебя напали наши с Гретой поклонники. Но я предложила вызвать милицию, я не просто предложила, я настаивала, а ты отказался. Ответь, почему?

Он устало прикрыл глаза и заиграл желваками. Обиделся. Интересно было бы знать: на что.

- У меня болит голова. Пойду домой, - он сделал слабую попытку встать с кресла, явно рассчитанную на то, что его остановят. И я, забыв, с кем имею дело, клюнула:

- Нет! - жестом преградила ему путь, - Во-первых, Нюся специально для тебя жарит непредусмотренную в меню печенку, так что имей совесть. Во-вторых, ты не ответил на мой вопрос. Я все еще жду.

- Неужели не понятно? Я подумал, что вам и так, без меня, несладко, и не захотел осложнять ситуацию.

- Из благородных побуждений, значит? - я недобро усмехнулась. Вот на что он обиделся - на то, что никто не заметил и не оценил его благородства и жертвенности.

- Ты не веришь мне? - вкрадчивым тоном, не предвещающим ничего хорошего, поинтересовался он.

Хороший вопрос - простой и понятный. Но к нему прилагается паршивый ответ: конечно, не верю. В последнее время я никому не верю, и он не исключение. Больше того, я сама не исключение. Вот это действительно обидно.

Меня выручила Нюся, которая вовремя внесла поднос с лапшой, овощным салатом, жареной печенкой, оладьями и компотом. Увидев еду, Андрей позабыл, о чем спрашивал. Я вышла, чтобы своим присутствием не портить ему аппетит и не напоминать о хороших вопросах, а когда вернулась, чтобы забрать тарелки, его уже и след простыл. На диване лежала записка: "Ушел зализывать раны. Душевные";.

Однако я собиралась отдать долг за поминки. Чужие деньги жгли руки, и мне хотелось избавиться от них поскорее. А раз хотелось - вынь да положь. Такая у меня особенность характера. Я быстро приняла холодный душ, поцеловала Сем Семыча. Он, паршивец, даже не проснулся. Надела простенький сарафанчик из голубого ситца, причесалась и вышла.

Идти через темный сад не рискнула: вдруг там прячутся вчерашние хулиганы? Пошла по улице вдоль длинного забора. Открыла свежеокрашенную калитку и ступила во двор.

Недавно отремонтированный дом сиял большими чистыми окнами, пах свежей стружкой и краской.

Рядом с домом лежали кучи жирной земли и бордюрный камень. Между кучами торчали колышки, указывая расположение будущих клумб и небольших грядок.

Я обошла завалы и поднялась на крыльцо. Не найдя звонка, постучалась.

- Войдите, - раздалось изнутри.

Я вошла.

- Идите прямо, потом налево, - направил меня голос.

Я пошла прямо, мимо стеллажей с книгами, а потом повернула налево и уткнулась в дверь.

- Андрей, ты здесь? Я на минутку. Можно?

- Проходи. Я не успел распаковать вещи, так что не обращай внимание на беспорядок.

Беспорядок? Вселенский хаос - ничто по сравнению с тем, что предстало моему взору, избалованному Нюсиной аккуратностью и дядиным педантизмом. В центре огромной комнаты со стенами, облицованными светлыми деревянными панелями, возвышался Монблан из распечатанных коробок, чемоданов, разнокалиберных сумок, свернутых в рулоны ковров, посуды и чехлов с одеждой. На бежевом кресле, еще обтянутом целлофаном, в близком соседстве с теркой для овощей лежали носки, надеюсь, что чистые. На полу безобразно раскорячилась люстра-модерн. Кровать заменял новый полосатый тюфяк, на котором приютился бледный, осунувшийся Андрей.

- Что, болит? - я подошла к нему и участливо склонилась над больным, за что тотчас поплатилась.

- Положи руку на лоб... Да не на свой, тетеря... Вот так, хорошо... Нет-нет, не убирай, мне опять плохо.

29
{"b":"124254","o":1}