– Теперь ты мой. Ты мой. Ты мой, – услышал он тяжелый, чугунный бас, и бесчисленное множество визгливых голосов поддержало его: «Ты наш, ты наш, ты наш».

В этом доме Иван провел неделю. Он пытался разобрать стены и потолок, но все инструменты остались за дверью, над которой он сам и воткнул иглу. Выпустила его старушка соседка, которая пришла навестить колдунью. Он попросил ее взять палку и сбить иглы, что она и сделала, причитая и все время крестясь. После этого Иван без всякого сожаления убил старушку, потому что она знала его и могла донести в милицию.

…Антон взял у Наташи бутылку шампанского и сделал несколько глотков.

– Зачем ты мне рассказал это? – дрогнувшим голосом спросила Наташа. Все это время она сидела молча, и Антон почти физически ощущал, как она боится.

– Ты, наверное, уже догадалась, – шепотом произнес Антон, – что человека того звали не Иваном. Это был я. С тех пор я и колюсь. Грехи, свои и бабкины, которые она мне передала, тянут душу. Морфием я заглушаю голос того, кто тогда сказал мне: «Ты мой», но раз в году я знакомлюсь с женщиной, заманиваю ее в лес и…

Наташа вскрикнула, вскочила с места и бросилась бежать. Антон видел, как белое пятно мелькает между деревьями, слышал ее охи и слабые выкрики, но все же, прежде чем броситься за ней вдогонку, сделал несколько глотков.

Догнал он ее быстро. Наташа зацепилась платьем за куст, упала и, усевшись прямо на землю, разрыдалась. Антон присел рядом с ней на корточки, обнял ее за плечи и принялся успокаивать.

– Ну-ну, перестань. Успокойся. Ради бога, извини. Я не думал, что ты такая трусиха. Взрослый человек, а испугалась какой-то сказки.

– Уйди, дурак! – сквозь рыдания выкрикнула Наташа.

– Дурак. Конечно, дурак, – охотно согласился Антон. – Ну прости меня. Знал бы, что ты такая трусиха, не стал бы рассказывать. Просто я хотел в занимательной форме сказать, что всякая гнусность, совершенная человеком, в конце концов возвращается к нему же. Извини, разнузданное воображение подвело. Ты просто не дождалась концовки. После рассказа я хотел наброситься на тебя и страшным голосом закричать: «А сейчас я тебя съем».

– Очень остроумно, – всхлипывая проговорила Наташа. – Ты что, совсем ненормальный?

– Может, и не остроумно, зато страшно. А ты все испортила.

– Ты страшный дурак, – сказала Наташа. – Теперь я понимаю, почему от тебя ушла жена. Если все, что хотел сказать, ты втолковывал ей таким же способом, странно, что вы еще как-то жили. – Наташа икнула, и Антон вставил ей в ладонь бутылку шампанского.

– Выпей, только осторожно – пенится.

– Заботливый, гад, – уже спокойнее ответила Наташа и не спеша отпила из бутылки. – Нет, ты никак не мог быть моим папой. Он, по крайней мере, считался с людьми. А ты чудовище.

– Нет уж, – шутливо возразил Антон. – Теперь не отвертишься. Я – твой папа!

– А насчет глупости в занимательной форме – это ты наврал, – сказала Наташа. – Для этого не надо было тащить меня в лес. Про таких, как ты, говорят – непутевый. Напугать хотел, у тебя это хорошо получилось. Все! – Наташа встала и вернула Антону бутылку. – Хватит с меня леса, пойдем вниз.

Только сейчас Антон заметил теплый оранжевый свет между деревьями, а в одном месте была видна половина светящегося окна.

– Похоже, что мы и не в лесу, – показал он. – Мы где-то на окраине.

– Слава богу, – с облегчением сказала Наташа. – Я почти совсем протрезвела от твоей дурацкой сказки. Как представила, что мне придется тащиться ночью по лесу, да еще с таким ненормальным… – Наташу качнуло, и она чуть не свалилась в кусты. – Держи же меня! – вскрикнула она. – Напоил, черт знает куда притащил и идешь рядом. Дожил до… Сколько там тебе?.. И не знаешь, что женщине надо предложить…

– Я знаю, что предлагать женщинам, – перебил ее Антон.

– Сейчас какую-нибудь пошлость скажешь, – ответила Наташа. – Мужики всегда так. Сами доведут жену до развода, а потом говорят о женской неверности, продажности и прочей ерунде…

Они вышли на дорогу и действительно оказались на окраине города. Дорога вела вниз. Откуда-то издалека вдруг донесся голос диспетчера, и они поняли, что вокзал недалеко, отчего оба как-то сразу повеселели.

– Я никогда не отзывался о женщинах плохо, – сказал Антон, – но жизнь есть жизнь. Чем больше я живу, тем больше убеждаюсь, что чаще всего женщина продается, как бы это ни было закамуфлировано под чувства или под необходимость.

– Мужики тоже продаются, и даже чаще, – ответила Наташа. – Ты правильно сказал: жизнь есть жизнь. И в этом нет ничего плохого. Да, ты должен купить женщину. А если ты красавец, да еще хороший человек, можешь взять и так, но лучше подкрепить это чем-то более существенным. Никуда от этого не денешься.

– Наверное, – усмехнувшись, согласился Антон. – Правда, я всегда считал, что существует такая вещь, как привязанность.

– Существует, – непонятно чему обрадовалась Наташа. – Но это не вещь, ее не пощупаешь, а оберегать надо. Узлы почаще проверять, а то развяжутся – и не заметишь. Ты, дорогой мой, наверное, халявщик. Ничего не делая, хочешь, чтобы все держалось само по себе… Тебе не надо – отпихнул и пошел, надо – поманил, она рядом. Надо хотя бы иногда радовать жену: дарить ей подарки, цветы, давать возможность самой покупать разную дребедень, говорить ласковые слова. К тому же женщины любят все красивое. И мужчин тоже, особенно молодых. Разве это плохо? Вы тоже любите девочек. Да еще иногда пользуетесь своей физической силой и насилуете их.

– Ну, о насильниках мы сегодня говорить не будем, – сказал Антон. – А в остальном, может, ты и права, но мне это не нравится. Мне противно играть по правилам, из которых вытекает, что физический объем души таракана равен физическому объему души человека. Я не хочу играть в те же игры, в которые играют мышка-норушка, собачка, верблюд и мой сосед Иван Петрович. Мне скучно говорить об очевидных вещах, обсуждать политические новости. Надоели семейные дрязги и однообразные планы на будущее.

– А зачем же ты приехал сюда, пишешь ей письма?

– Я приехал сюда отдыхать и только отдыхать, – чеканно проговорил Антон. – А насчет женщин я понял, что женщину Господь Бог вылепил не из ребра, а из крайней плоти мужчины. Он создал Адама, сделал ему обрезание, а из кусочка кожи смастерил Еву.

– Остроумно, – усмехнулась Наташа. – Только у меня есть другая версия. Господь Бог вначале сотворил Еву, но увлекся и вылепил ей слишком большую задницу. Тогда он снял лишнее и из этого вылепил ей мужика.

– М-да, – сказал Антон и засмеялся. – Пусть будет так, как ты сказала. Мне все равно, из чего вылепили Адама. А ты молодец. Ты мне нравишься все больше и больше.

– Зато ты мне все меньше и меньше, – тихо ответила его спутница.

С узкой бетонной дорожки они свернули налево, на пляж, и медленно побрели вдоль берега. Море слегка фосфоресцировало, и редкие блестки казались блуждающими огоньками, живущими по ту сторону невидимой преграды, что стоит между реальным миром и его трансцендентным отражением.

– А твой этот сопляк – дурак, – продолжил Антон. – Он ничего не понимает в женщинах.

– Мне от этого не легче, – раздраженно ответила Наташа. В ее голосе послышались истерические нотки, и Антон это почувствовал.

– Тогда зачем расстраиваться из-за какого-то дурака, – громко проговорил Антон. – Ты же умная.

– Для женщины это скорее недостаток.

– Ты очень красивая, – еще громче сказал Антон.

– За что кукушка хвалит петуха… – усмехнулась Наташа.

– Молодая! – почти выкрикнул Антон.

– А это уже грубая лесть, – отрезала Наташа.

Антон рассмеялся каким-то сатанинским смехом, заглянул своей спутнице в лицо и каким-то не своим, противным голосом сказал:

– Этот молокосос еще пожалеет, что бросил тебя. Он идиот! Сволочь и идиот!

И тут Наташу словно прорвало.

– Он не дурак! – закричала она. – Он сволочь и гад! Я не сказала тебе всего. Он не просто ушел. Он предал меня! Предал, как меня еще не предавал никто! Он трус и подлец!