Меня несколько разочаровало, что приходится отпускать Макмиллана на столь раннем этапе пути; я надеялся, что он дойдет со мной до более высокой широты, однако его выход из строя не слишком нарушал мои планы. У меня было достаточно людей, продовольствия, саней и собак; людей, так же как и снаряжение, можно было заменять.
Здесь следует заметить, что ни один член экспедиции не знал, как далеко он пойдет со мной и когда будет отослан обратно, только капитану Бартлетту я еще на мысе Колумбия сказал, что, возможно, обстоятельства сложатся так, что мне придется пользоваться его помощью и опираться на его могучие плечи и после того, как мы пройдем крайний северный предел, достигнутый герцогом Абруццким. Тем не менее на рвении людей к работе это никак не отражалось. Разумеется, у меня была определенная программа, однако непредвиденные обстоятельства в любой момент могли потребовать коренных изменений, поэтому я не считал целесообразным ее оглашать. Едва ли можно назвать других исследователей, у которых были такие умелые и преданные делу работники, как у меня. Каждый охотно подчинял личные чувства конечной цели - успеху экспедиции в целом.
Примерно в полумиле к северу от лагеря Марвин замерил глубину океана. Она оказалась равной 825 морским саженям - это лишь еще более укрепило мою уверенность в том, что "Великая полынья" осталась позади. Полынья, по-видимому, соответствует границе материковой отмели, и это измерение показало, что материковая отмель находится между местом нашей стоянки и четвертым лагерем (или, возможно, между четвертым и пятым лагерем) примерно на 84-й параллели. Материковая отмель представляет собой просто-напросто погруженное плато, окружающее материк, а "Великая полынья" обозначает северную границу отмели в том месте, где отмель обрывается в Полярное море [Северный Ледовитый океан].
В понедельник 15 марта было также ясно и холодно, термометр показывал 45°-50° мороза [от -43°С до -46°С]. Ветер вновь переменился на восточный и дул так, что дух захватывало. После завтрака - пеммикан с чаем - Бартлетт и Марвин вышли в путь с ледорубами, а их отряды и отряд Борупа, как только уложили на сани грузы, двинулись вслед за ними.
Макмиллан с двумя эскимосами на двух санях, запряженных четырнадцатью собаками, отправился обратно на мыс Колумбия. В главном отряде экспедиции теперь насчитывалось 16 человек, 12 саней и 100 собак. Одни сани разломали на части, чтобы починить остальные, трое саней забрали возвращающиеся на материк и двое оставили в лагере, чтобы их можно было использовать при возвращении. Из саней, находящихся в пути на север, семь были нового "типа Пири" и пять - старого эскимосского образца.
Простившись с Макмилланом, я, по-прежнему замыкающим, последовал за вышедшими на север тремя отрядами. Дорога в этот переход, как и в предыдущий, была довольно легкая: мы шли по старым ледяным полям. Боль в сломанной ноге, беспокоившая меня на протяжении всего пути от мыса Колумбия, почти совсем прошла.
К вечеру во льдах вокруг нас стали раздаваться громкие выстрелы, грохот и шипящий звук торосящегося молодого льда. Это означало, что нас снова ждут полыньи, и вскоре наш путь перерезала формирующаяся полынья, у дальнего (северного) берега которой наблюдалось движение льда. Полынья как будто суживалась к западу, и, направившись вдоль ее края, мы наконец пришли к месту, где огромные плавучие льдины от 50 до 100 футов шириной образовывали нечто вроде понтонного моста. Мы начали переправу, перетаскивая сани и собак с льдины на льдину.
Когда Боруп переправлял свою упряжку через трещину между двумя плавучими льдинами, собаки поскользнулись и очутились в воде. Прыгнув вперед, юный атлет удержал сани и, схватившись за постромки, вытащил собак на лед. Человек менее проворный и сильный мог бы упустить и упряжку, и сани с 500 фунтами провианта, который в ледяной пустыне представлял для нас бoльшую ценность, чем его вес в алмазах. Разумеется, если бы сани ушли в воду, они потянули бы на дно океана и собак. Мы с облегчением вздохнули и, достигнув прочного льда на другой стороне этого понтонного моста, устремились дальше на север. Однако вскоре лед с гулкими выстрелами раскрылся прямо перед нами, образовав новую полынью, и мы были вынуждены разбить лагерь.
Температура в ту ночь была 50° ниже нуля [-46°С]; дул крепкий юго-западный ветер, особенно резкий из-за влажности: открытая вода была близка. Поэтому возведение иглу было занятием далеко не из приятных. Но мы все были так рады спасению ценного груза, что это неудобство казалось совсем пустячным.
Глава 26
БОРУП ДОХОДИТ ДО КРАЙНЕГО СЕВЕРНОГО ПУНКТА СВОЕГО МАРШРУТА
Ночь была шумная - более шумной ночи мне не доводилось проводить в иглу, и сон наш был неглубок. Час проходил за часом, а лед все ворчал и жаловался, так что мы вовсе бы не удивились, если бы трещина прошла прямо поперек лагеря или даже посередине какого-нибудь иглу. Положение было не из приятных, поэтому все обрадовались, когда настало время снова трогаться в путь.
Утром мы нашли проход через полынью чуть подальше к востоку от лагеря - это были отдельные льдины, сцементированные морозом ночью. Не прошли мы и нескольких сот ярдов, как наткнулись на иглу, в котором ночевал Хенсон. Это не сулило нам быстрого продвижения вперед.
Через шесть часов мы подошли к другому иглу, возведенному Хенсоном, что меня не очень удивило. Я по опыту знал, что вчерашние подвижки льда и вновь образовавшиеся полыньи измотают отряд Хенсона, и основной отряд догонит его. И в самом деле: следующий переход оказался еще короче. Часа через четыре мы застали Хенсона с людьми на стоянке: у них поломались сани и они делали из двух одни.
Поскольку в этот переход мы преодолевали широкий пояс торосистого льда, некоторые сани получили легкие повреждения, и нам всем пришлось остановиться для их осмотра и починки.
После непродолжительного сна я выслал Марвина вперед прокладывать след, дав ему указание сделать два больших перехода, чтобы наверстать упущенное. Марвин вышел в путь рано утром. Немного погодя вслед за ним вышли Бартлетт, Боруп и Хенсон, все с ледорубами, чтобы улучшить проложенную им дорогу. За ними следовали упряжки их отрядов; я, как обычно, шел замыкающим. Марвин обеспечил нам переход не менее чем в 17 миль. След шел сначала по очень торосистому льду, а потом по более крупным и более ровным ледяным полям, между которыми было много молодого льда.
В конце перехода, вечером 19 марта, пока эскимосы строили иглу, я изложил своим помощникам - Бартлетту, Марвину, Борупу и Хенсону мою дальнейшую программу. По окончании следующего перехода (то есть в пяти переходах от того места, где Макмиллан и доктор повернули обратно) я предполагал отослать на материк Борупа с тремя эскимосами, двадцатью собаками и одними санями; таким образом, состав основного отряда сокращался до двенадцати человек, десяти саней и восьмидесяти собак. Еще через пять переходов я предполагал отослать назад Марвина с двумя эскимосами, двадцатью собаками и одними санями, сократив состав основного отряда до девяти человек, семи саней и шестидесяти собак, а еще через пять переходов - Бартлетта с двумя эскимосами, двадцатью собаками и одними санями, сократив состав основного отряда до шести человек, сорока собак и пяти саней.
Я надеялся, что при хорошей погоде, и если лед будет не хуже, чем тот, по которому мы уже прошли, Боруп сможет пройти со мной за 85-ую параллель, Марвин за 86-ую, а Бартлетт за 87-ую. В конце каждого маршрута в пять переходов я буду отсылать обратно самых ненадежных собак, наименее работоспособных эскимосов и поврежденные сани.
Как будет ясно из последующего, эта программа была выполнена без заминки, и каждый отряд прошел со мной даже дальше на север, чем предполагалось. Боруп и его люди оставили на этой стоянке продовольствие, снаряжение и все свои пожитки, чтобы в последний переход не возить лишний раз туда и обратно около 250 фунтов груза, а забрать его на обратном пути.
