Кольцевых парков в Лонгви было три: Старый, Средний и Новый. Все разбиты на месте снесенных городских укреплений. Зеленые рубежи, отделяющие друг от друга разные части города. Старый город – самый центр, там резиденция барона, там дома самых именитых семейств, там памятник Мечникам, и там не ходит городской транспорт. Средний город – студенческая территория. Там все лонгвийские вузы, там же кампусы, и вольные, не приписанные ни к одному из вузов кварталы, вроде того, в котором жили Тир с Казимиром. Там свои правила и порядки… и туда еще надо добраться. Из Нового-то города – не ближний свет.

Когда Тир добежал до предпоследней перед Средним Кольцевым парком остановки анлэтхе, солнце уже встало, прогулка Лонгвийца закончилась и снова начал ходить транспорт. Так что оставшаяся часть пути до дома заняла всего пять минут. Времени как раз хватало, чтобы не торопясь собраться и отправиться на занятия.

И то, что перед самым парадным его перехватили двое стражников с требованием остановиться, не оказывать сопротивления и молчать, Тир поначалу воспринял как последствия своей дурацкой игры в прятки.

Правда, почти сразу сообразил, что, пожелай Лонгвиец его прикончить, он не стал бы заморачиваться и привлекать городскую стражу.

Раз велели молчать, значит, надо молчать. Значит, принимают за мага.

Только этого не хватало!

Тир позволил себя обыскать. Проводил взглядом нож и футляр со скрипкой. Скрипку было не жаль, а вот если нож пропадет, будет обидно. Спросить бы, в чем дело. Но ведь пристрелят же, стоит только рот открыть. В целях самообороны пристрелят, и не докажешь, что ты не заклинание читал, а права покачать хотел.

Дверь парадного распахнулась, и на крыльцо вылетел Казимир.

– Что происходит?! – рявкнул светлый князь, которому никто молчать не велел. – Немедленно прекратите!

Тира по-быстрому защелкнули в наручники, толкнули в машину, и продолжения он не услышал. И не увидел. Однако спустя пару минут Казимир оказался рядом. Тоже, что характерно, в наручниках.

– Псы помойные! – высказался он в закрывшуюся дверь. – Что тут творится? Тир! За что они тебя?

Тир пожал плечами. Молча. Ему не потрудились объяснить, что машина стражи оборудована защитой от магов. Хорошей защитой. Маг, пытающийся выделываться, выводился из строя быстро и надолго. Должны были предупредить, кстати. Правила тут такие. Не сочли нужным. Почему? Вполне возможно, потому что хотят, чтобы он начал выделываться. Следовательно? Нужно молчать, пока не разрешат говорить.

– Маговозка, – без объяснений понял Казимир. – Как неприятно. Нет, я их не трогал, просто предложил выбор: либо они берут меня с собой, либо я тебя вытаскиваю.

А они предпочли, значит, взять Казимира с собой.

Тир улыбнулся.

Светлый князь ведь и вправду мог вытащить. Надолго ли – это другой вопрос. Из Лонгви-то они наверняка смылись бы. Вот только куда? Уж лучше так. Может, получится решить дело миром.

Поступки Казимира не удивляли Тира, так же как не удивляли и движущие им мотивы. Князь Мелецкий был прозрачен, как хрустальная пластинка. Он по-прежнему считал своим долгом защищать свалившегося на него демона. И защищал, когда выпадала такая возможность. Крайне редко она выпадала, да и то исключительно благодаря усилиям Тира. Ему выгодно было держать Казимира при себе, несмотря на то, что приходилось платить за его обучение и терпеть его общество. В конце концов, половину той тысячи олов светлый князь честно заработал, а общество его… м-да. Ну что ж, приходилось терпеть. Потенциально Казимир был полезен, даже очень полезен, так что время от времени, для сохранения его душевного комфорта, Тир давал ему возможность почувствовать себя защитником слабых и несправедливо обиженных.

– Разберемся, – пообещал Казимир. – Посмотрим на хваленую лонгвийскую справедливость.

Тир знал, что на него лонгвийская справедливость не распространяется. Однако упаднические настроения придавил. Просто чтобы не хоронить себя раньше времени. Ведь не написано же на нем, кто он и что он…

Ага. И в маговозку его запихнули просто потому, что другой машины у стражи не нашлось.

Говорить разрешили только в допросной.

Старый город. Тир знал: они в Старом городе – под Старым городом – несмотря на то, что обстановка и оборудование помещения, куда его привели, соответствовали самым современным стандартам Лонгви. Камни, дерево, металл – они памятливые. Этим подземельям много веков.

И уже много веков сюда привозят магов. Здесь созданы все условия для их содержания.

Надо же. Центральная лонгвийская тюрьма расположена в одном из пригородов. А особо опасных преступников, оказывается, держат прямо в городе.

Или не держат?

Ах, ну да, особо опасных здесь очень быстро убивают. Тюремное заключение для них не предусмотрено.

– Я следователь, – сообщил человек в расшитой защитными узорами мантии. – Сегодня ночью в храме Благовещения, всего в трех харрдарках на восток от стен Нового города было совершено ритуальное убийство.

«Семьсот пятьдесят метров», – машинально перевел Тир, начиная понимать, что из этого дела без потерь не выпутается.

– Законы Лонгви, – продолжал следователь, – гласят, что пока вина подозреваемого не доказана, он считается невиновным. На тебя это не распространяется. Ты вне закона. Можешь попытаться доказать свою невиновность, можешь не пытаться, все равно, кроме тебя, сделать это было некому. Говори, если есть что сказать.

– Ментальный допрос, – сказал Тир. – Обмануть не смогу.

– Неубедительно. – Следователь покачал головой. – Еще что-нибудь?

– Ага, – сказал Тир. – Вы меня убить хотите или убийцу найти?

– Мы совместим, – пообещал следователь. – Это все?

– Нет. Когда меня убьют?

– Когда признаешься в убийстве или через трое суток. В зависимости от того, что случится раньше. Теперь все?

– Не-а. – Тир ухмыльнулся. – С Мелецким что?

– С Мелецким ничего. Охолонет – отпустим.

– Ясно… – Тир выдержал паузу. Просто так. Из вредности. И кивнул. – Теперь все.

– Уведите, – не повышая голоса, распорядился следователь.

И Тира увели.

«Лонгвийские законы… Охренеть!»

Все шло так, как должно, и Тир удивлялся не тому, что его приговорили к смерти, не дав ни малейшей возможности оправдаться, а тому, что об этом заявили так откровенно, без малейшей стеснительности. Уж могли бы как-нибудь завуалировать, что ли, что законы, они не для всех.

Понятно, что с Черным незачем церемониться, но… чисто по-человечески, перед самим собой, этот следователь должен же соблюдать хотя бы видимость приличий?

Не должен. С их, лонгвийской, точки зрения приличия так и выглядят: правду сказал, в землю закопал, надпись написал.

Все.

И что делать?

Между прочим, ментальный допрос действительно мог бы доказать, что Тир не совершал этого убийства. Дурак он, что ли, в конце-то концов, убивать там, где живет?

Тир сел на пол и задумался.

Нет, дураком он определенно не был. По крайней мере, не в профессиональных вопросах. А убийства, в том числе ритуальные, были его профессией. Ну что ж… значит, это игра на знакомом поле. Тем лучше.

Камера – куб с упругим, прошитым магией покрытием по всем шести сторонам. Из мебели – только биоутилизатор. Благодаря покрытию помещение просматривалось целиком. И за Тиром сейчас следил человек. Возможно, не один. Забавно. Сидеть взаперти раньше не приходилось, но…

Тир встал, перешел к той стене, где должна была быть дверь, и сел, прислонившись к ней спиной. Лучше бы, конечно, руками прощупать, что тут за замки и что за сигнализация, но за такое дело по рукам и надавать могут. А так, сидит человек… ладно, сидит Черный, думает свои черные думы, молчит, никакого злобного колдунства не совершает.

Думы, между прочим, никакие не черные. Не отпускает странное ощущение дежавю. Было уже такое, было. Запертая дверь, три дня до смерти, и выхода нет.