– Это Остин, привратник, – сказала мать, предупреждая вопрос, – здесь не держать прислугу считается дурным тоном.

Без всякого перехода она обняла Курта и расцеловала в обе щеки:

– Как добрался? Не заплутал? Оставь машину, Остин отгонит ее в гараж. Ну что, как тебе Ауфбе? Да, кстати, что это была за девушка?

* * *

Элис сочла Курта симпатичным. Ей всегда нравились такие молодые люди: светловолосые, загорелые, с широкими плечами. Скажите на милость, а кому такие не нравятся? К тому же Курт казался неглупым и не терялся в ее присутствии. Многие терялись: пыжились, делались многословны или, наоборот, косноязычны. Экзотика опять же: он наверняка комсомолец. В России все молодые люди – комсомольцы. В Германии – многие.

«Сразу видно, что хороший человек», – с логикой, ей самой непонятной, решила Элис. Ну а, в самом деле, плохой разве? Веселый, улыбка у него красивая. Не жадный. И вообще, ничто так не красит мужчину, как серо-голубые глаза.

Элис на ходу хихикнула: начиная рассуждать подобным образом, она самой себе напоминала куклу Барби. Ума столько же, и такая же красавица. Блондинка – этим все сказано. Курт, правда, на Кена ничуть не походил.

Непонятно, почему он назвал замок развалинами?

Может быть, так повелось со времен войны, когда черная громада на холме, высокие стены, тонкие башни – всё было разрушено бомбежками? А может, и с более давних пор: мало ли было в Германии брошенных, обветшалых замков? Лишь с возрождением аристократии стали возрождаться и родовые гнезда. Как бы там ни было, сейчас замок выглядел совсем новым, весь, от стен до последнего зубчика на крышах.

Тянущийся по городским улицам туман не достигал и середины Змеиного холма. Солнечные блики играли на теневой стороне башен. Хотя какая она теневая, если смотрит на восток? Нет… Элис помотала головой и решительно устремилась вверх по удобной тропинке. Нет. Разбираться со светом и тенью, с тем, что куда должно падать – это не ее забота. Это – к художникам.

Город скрылся за деревьями, и неестественная его тишина сменилась обычными лесными звуками. Закричали птицы, зашумели деревья. Большие деревья с толстыми стволами и широкими листьями. То ли буки, то ли грабы. А может, платаны.

Элис по-прежнему спешила, сама не зная почему. Как торопилась, бежала из гостиницы к городу, так же и сейчас вприпрыжку летела по тропе на вершину. Отсюда замка было не видно. И здесь, как ни странно, между деревьев пестрили землю солнечные лучи. Элис на ходу отметила несколько чудесных полянок с поваленными стволами, как будто специально расположенными так, чтобы на них удобно было сидеть. Появись вдруг у нее желание подольше остаться в Ауфбе, она не преминула бы выбраться сюда на пикник.

И пахло вокруг хорошо. Пахло утренним лесом, травой, мокрыми листьями.

Тропинка, желтая и волглая, упруго поддавая в пятки, наконец-то вытолкнула Элис на вершину. И здесь в звуки проснувшегося леса врезались как нож другие – человеческие. Лязг металла и топот множества ног.

Тропа дугой огибала блестящую черную стену. Элис, крадучись, сделала несколько шагов, увидела распахнутые створы замковых ворот и, резонно рассудив, что раз уж открыто, то, наверное, можно и войти, заглянула во двор.

Первым побуждением её было бежать обратно в город и вызывать полицию. Во дворе чёрного замка… в чёрном дворе чёрного замка – здесь даже земля была не рыжей, не коричневой, чёрной как уголь – трое мужчин с саблями нападали на одного. Тот отбивался. Отбивался вполне успешно. Собственно, поскольку за полицией Элис всё-таки не побежала, а наоборот, застыла в воротах, будто примерзла подошвами, у неё появилось время понаблюдать и заметить, что неизвестно ещё, кто на кого нападает. И насколько успешно.

Тот, что дрался один против троих – яркий брюнет с вьющимися, перехваченными лентой волосами – вертелся юлой, прыгал, кувыркался, гибкий и быстрый как злая кошка. Две сабли в его руках сверкали длинными узкими рыбками, сами знали, что делать, звенели без всякой тревоги, весело и азартно. Элис поневоле залюбовалась. Похоже, ничего страшного не происходило, и сабли, наверняка, не заточены. Просто тренировка…

И тут же сверкающая рыбка снесла голову одному из троих нападавших.

Элис не успела ахнуть, как лезвие второй сабли прочертило полосу поперек груди другого противника. А первая, плеснув в глаза стальным блеском, ударила единственного выжившего из тройки в низ живота.

Убийца не глядя забросил оружие в ножны.

Убежать сейчас было самое время, если б ноги не подкосились. А в голове одна глупая мысль победила все остальные, заметавшиеся в поисках надежного чуланчика. Мысль была такая: почему мало крови? Сквозь дурноту и звон в ушах пробилось понимание: раны не кровоточили, в разрезах белела не плоть, что-то вроде пластмассы. Куклы… Матерь Божья, господи Иисусе, это же куклы!

– Ф-фу, – выдохнула Элис, сглатывая комок в горле.

– Риннк? [Риннк? – «затанцевалась?»] – мельком взглянув на нее, поинтересовался брюнет, поднял отрубленную голову, приложил ее к обрубку шеи, словно хотел придать кукле пристойный вид. – Киарт го лиойр, мэйсх ха гау до край… [Киарт го лиойр, мэйсх ха гау до край – «Ну ладно, я не возьму твою кровь…»]

– Вы говорите по-английски? – брякнула Элис рефлекторно. Она всё ещё не пришла в себя.

– Я не возьму твою кровь, – с легким раздражением произнес брюнет и выпрямился. – Располагай моим гостеприимством до ближайшего заката. Ну, проходи, что стоишь?

Он обернулся к ней, отряхивая руки, и лицо его, – а красивое, надо сказать, лицо – вытянулось. Даже рот приоткрылся.

– Госпожа моя… – прижав руку к сердцу, он церемонно поклонился, выпрямился, отбрасывая волосы за спину. – Простите, что был груб с вами! Я не возьму вашу кровь, и вы вольны располагать моим гостеприимством столько, сколько заблагорассудится. Проходите, прошу вас! Если эти смущают ваш взгляд… – он нетерпеливо щелкнул пальцами, и Элис всё-таки села бы прямо на землю, не подхвати ее под локоть твердая рука. А убитые… куклы… они встали. Причём один поддерживал голову, поудобнее пристраивая ее на шее. Подобрали оружие и поплелись куда-то к надворным постройкам.

– …позвольте узнать ваше имя?

Элис не сразу поняла, что обращаются к ней. Смотрела вслед ожившим покойникам, а потом так же изумленно уставилась на галантного брюнета. Высвободила локоть.

– Простите, – тот отступил на шаг, развел руками, – я действительно не знаю вашего имени. Возможно, с моей стороны это высшая степень невежества, однако десяток лет отшельничества накладывают отпечаток.

– Вы кто? – выдавила, наконец, Элис. – А… они? Вы же их убили… сломали!

Вежливое внимание на его лице сменилось столь же вежливым недоумением. Черные красивые глаза оглядели Элис как драгоценный камень, в чистоте которого сомневаться не приходится, а вот определить породу представляется затруднительным.

– Ну, то, что я не знаю вас, это ещё понятно, – нисколько не утратив галантности, заметил он, – но не знать меня – это уже выходит за рамки приличий. Впрочем, как вам будет угодно. Я Наэйр из рода Дракона, принц Тёмных Путей, хранитель Санкриста, мое имя среди людей Невилл Драхен. Титулы можно опустить и обращаться ко мне просто по имени, – он вновь ответил Элис легкий поклон. – Теперь позволено ли мне будет узнать, как зовут жемчужную госпожу, пожелавшую осчастливить визитом сей нескромный замок?

Элис покачала головой и до нее наконец дошло. Пышные титулы, вызывающая внешность, церемонная речь – всё напоказ, всё непривычно и странно.

– Вы артист? – спросила она. – И гипнотизёр, да? Ну, конечно, я должна была сразу догадаться! Видите ли, дело в том, что я не очень знакома с современной европейской культурой, и… ой, ну, словом, чего ещё вы хотите от американки? – она улыбнулась как можно более наивно и протянула руку: – меня зовут Ластхоп.

Несколько мгновений Невилл в замешательстве смотрел на её ладонь. Потом всё же пожал. Рука у него оказалась жёсткая, прохладная и сухая, с длинными красивыми пальцами. А ногти, не по-мужски длинные, были загнуты на манер когтей и выкрашены черным.