Смерть скользила по земле, под травой, под деревьями. Смерть… Чудовищная змея. Змей! Задрожала, всхрапывая, норовя закусить удила Греза. Змея еще не было видно, но Эльрик вскинул взведенный арбалет, зная, что, даже если он промахнется, дождь стрел из-за спины даст ему возможность отступить и перезарядить оружие. Драться с такой тварью (его шестое чувство обычно склонно было преуменьшать реальные размеры опасности, но Змей действительно был огромен) – верное самоубийство.
– Что там такое, эльф? Если ты поднял тревогу…
И времени осталось только на то, чтобы понять – не прикроют. Не успели. Не поняли. Не захотели. А Дистэ-десятник нахлестывал лошадь, торопясь вырваться вперед. И даже на то, чтобы остановить его, времени не осталось…
Вырванные с корнем деревья у обочины взметнулись в воздух. Чудовищная голова с пастью, полной острых зубов, поднялась над дорогой. Греза завизжала почти по-человечески и кинулась куда-то, ошалев от ужаса… попыталась кинуться. Впервые за всю ее семилетнюю жизнь всадник грубо и резко дернул повод, в кровь разрывая нежные губы, приказывая стоять, заставляя стоять вопреки всему. Даже вопреки смерти.
Миновав застывшую лошадь, пасть метнулась к Дистэ… Был десятник. И не стало десятника. Только кровь в пыли да перекушенные у бабок лошадиные ноги.
Эльрик де Фокс
Наверное, все произошло очень быстро, но для меня в бою время течет иначе, и я видел, как медленно, страшно-медленно сбились в кучу напуганные верблюды. Как скатился с седла Нафиз и побежал, спотыкаясь, куда-то в сторону. Как воины охраны, позабыв обо всем, нахлестывали коней, улепетывая от ужасной твари. И Кину, вырвавшуюся из этой толчеи, с лютней, заброшенной за спину. Кину, со всех ног спешащую… ко мне.
Арбалетный болт свистнул, уходя вперед и вверх. Прямо в нёбо вновь распахнувшейся пасти. Дохлый, конечно, арбалетик. Но лучше я еще не встречал. Они ведь на людей рассчитаны, арбалеты-то. На людей. Ну на эльфов, в крайнем случае…
Кусок змеиной головы вылетел вместе с глазом. А толку?! Мозгов у твари все равно не оказалось. И надо было бежать. Да только совсем рядом грохотала копытами лошадка Кины. И не ушли бы мы вместе. Не…
Мне повезло, что Змей так и не успел выбраться на дорогу полностью. Все-таки деревья ограничивали его подвижность.
Чем-то эта драка напоминала достопамятное сражение анласитского Гуиса-драконоборца.
Тяжелые удары о землю окровавленной головы твари. Мой топор, достающий ее, отсекающий куски скользкого мяса. Беснующаяся лошадь. Удрать я ей не дал, и теперь Греза дралась за жизнь вместе со мной.
И все-таки он был быстрым, этот Змей. Очень быстрым. Когда его удар выбил меня из седла, я сгоряча еще вскочил – не потому, что надеялся его убить, а чтобы отвлечь от эльфийки, – увидел уносящуюся во весь опор Грезу, мелькнувшую следом за ней иссеченную башку и кинулся вперед, как воробей на ястреба. Выскочить из-под рушащейся замертво туши я успел. А потом…
…Жесткая постель. Беленый потолок над головой. Кина в кресле, глядящая на меня так, будто я был всеми ее любимыми и умирающими родственниками вместе взятыми. Мешающие дышать повязки. Запах трав. Эльфийских, между прочим. Я таких и не знаю.
– Это мы где?
Н-да. Назвать свой вопрос оригинальным я не могу. Но ничего другого в голову не пришло.
Кина встрепенулась, сообразив, что я жив и почти здоров. Всплеснула руками и… бросилась меня обнимать, обливаясь почему-то слезами. С чего бы? Или она расстроилась, что я все-таки не умер?
Помимо слез, бессвязных восклицаний и сырой подушки я получил чуть-чуть информации. Правда, странной. Что-то о героических сражениях, бесстрашных воинах, ну и заодно о том, что два полученных мной удара – в грудь, головой Змея, и тот, спиной о землю, – должны были бы свести меня в могилу. Однако ж не свели.
– Еще бы. Подумаешь, червяк!
В обществе красивых женщин, пусть эльфиек, так и тянет выпендриваться.
Кина сама, наверное, не смогла бы себе объяснить, почему, когда кошмарное чудовище вырвалось из мирного, светлого леса, а верная охрана Нафиза ударилась в бегство, она сама не помчалась куда глаза глядят, лишь бы подальше от Змея. Какая-то сила заставила ее пришпорить сопротивляющуюся лошадь, направляясь к Эльрику. К Эльрику, который остался один против воплощенного ужаса.
Один…
Против всех.
Защищая ее.
Светлый Владыка, она ни на миг не усомнилась, что он защищает именно ее.
– Сгинь к акулам, дура! – заревел шефанго на эльфийском каким-то жутким, не своим, рычащим и низким голосом. А неказистая лошаденка продолжала мчаться вперед, похоже, потеряв голову от страха. И Кина. Тоже. Потеряв голову. Отрывочными кусками она видела то мечущуюся Грезу; то алые отблески солнца на лезвии топора; то страшную голову Змея, в которую с хрустом врезалась сталь.
Разбрызгивая кровавые ошметки, змеиная башка врезалась Эльрику в грудь, вышибая шефанго из седла. Кина услышала истошный визг и не поняла, что визжит сама. Все закончилось. Так быстро и страшно. Но де Фокс вскочил, словно оттолкнувшись от земли всем телом. Быстро и гибко. Он должен был умереть. Сперва он, а потом Кина… Он еще жил.
Змей и топор в руках Эльрика ударили одновременно. По-человечески вскрикнула Греза, когда чешуйчатая голова обрушилась ей на спину, ломая хребет. Забила копытами, валясь в дорожную пыль. А сверху, то ли зашипев, то ли закаркав, заливая дорогу кровью, уже падал Змей. Мертвый. Совсем. Эльрик в немыслимом пируэте выскользнул из-под удара, который должен был размазать его по земле. И только потом опустился рядом. Не упал, а именно опустился. И остался сидеть, уронив голову на заляпанную кровью чешую.
– Вот! Герой! – кричал, позабыв о своей обычной сдержанности Нафиз, пока самодельные носилки с Эльриком рысью волокли к недалекому уже постоялому двору. – Вот! – Слюна брызгала с полных губ исмана. – А вы, вы все, дети шакала! Постыдная помесь свиньи и бродячего пса! Пожиратели отбросов! Трусливая падаль, недостойная носить оружие. Ты умеешь лечить, девочка? – обратился он к Кине неожиданно ласково. – Скажи старому Нафизу, ты умеешь лечить? Ну где я найду лекаря в этой забытой Пламенем дыре?! Ты должна выходить своего брата. Ты должна, или я отправлю тебя вслед за ним.
– Молчал бы, толстопузый! – зло огрызнулась Кина. И добавила на всякий случай одно из слов, подхваченных ею в незабвенной Румии. Не то, которое она сказала, когда пришла в себя в номере Трессы. Но, видимо, не хуже. Во всяком случае, когда она вспомнила однажды это слово при Эльрике, уши у шефанго почернели, и он очень вежливо попросил Кину никогда больше так не говорить.
Нафиз осекся. Налился дурным румянцем. И… умолк.
К счастью, в северном городке, на границе Айнодора с Орочьими горами, лечить умела любая женщина. Когда случались набеги, каждый лекарь ценился там на вес золота.
Все пережитое, все события сразу и каждое по отдельности, Кина попыталась изложить Эльрику, едва открыл он глаза. То есть, конечно, сперва она почему-то заплакала. Но потом все-таки рассказала. А если Эльрик чего-то не понял (во всяком случае, Кине не показалось, что он вообще что-то понял), то, наверное, лишь потому, что очень уж здорово он ударился об землю. Да и Змей ему головой приложил – мало не покажется.
– А Нафиз коня привел! – вспомнила она, когда поняла, что помирать названный братец ну никак не собирается, а собирается наоборот жить, причем прямо сейчас же, не сходя с места.
– Какого еще коня? – Эльрик с остервенением выпутался из одеяла, которым его так заботливо укутали, и сел на постели, недовольно уставившись на лежащую вне досягаемости одежду.
– Коня… – Кина завороженно смотрела, как перекатываются под светло-серой, гладкой кожей тугие мускулы. Страшный шрам на правом плече нисколько не портил шефанго. Скорее наоборот, был как-то странно уместен.