Сын же ее, Павел -- и в том она уверялась день от дня -- был без ума. В нем заключалась особая, редко случающаяся, несоразмерность: в душе жила ясная сила добра и порядка, но сила сия осуществляла себя чрезъестественным образом. Добро и порядок он разумел особенно. Плохо прикрепленная сабля, неосторожно громкое сморкание или сонный взгляд казались ему признаками приуготовлений к бунту. Он не умел сам измерять ни свой гнев, ни свое веселие; ему нужно было доверенное лицо -наперсник. Павел твердо помнил, что величие государя связано с женщиной. Супруга Мария Феодоровна была ему супругой. А ему нужна была преданная и чистая душою -- та единственная, которая и умирая помнила о нем, и на небесах бы вечно за него молилась. Наследник чувствовал себя Иосифом Прекрасным, брошенным и ненайденным.

Вышло само собою, что одна из фрейлин - Катерина Ивановна Нелидова -все более обращала на себя взоры великого князя и постепенно стала для него тем, о ком он мечтал. Она считала, что хранить цесаревича определил ей господь. Когда Мария Феодоровна жаловалась государыне на то, что взоры и речи Павла Петровича теперь обращены только на Нелидову и только к Нелидовой, венценосная свекровь, обняв за плечи, подвела ее к зеркалу: "-Посмотри, какая ты красавица, а соперница твоя -- petit monstre *; перестань кручиниться и будь уверена в своих прелестях".

* Маленькое чудовище (фр.).

Катерина Ивановна и впрямь не была прекрасна лицом, имея картофелеподобный нос, широкие губы и привычку морщить лоб. Она искупала недостаток прелестей -- грацией легких движений. Мария Феодоровна ревновала. Но Нелидова владела именно душой Павла Петровича и, кажется, сохранила до старости девический стыд ("Разве я искала в Вас для себя мужчину? Клянусь вам, с тех пор, как я к вам привязана, мне все кажется, что вы моя сестра"). И чем более становилась необходима Катерина Ивановна великому князю, тем выше поднимались все ее протеже. Нелидова уже не просила о своей родне -Павел Петрович сам помнил ее смоленских родственников.

30-го августа он произвел Аврама в секунд-майоры и сделал главнокомандующим своей мечтательной империи -- командиром Гатчинской, Павловской и Каменноостровской команды.

1792

В Гатчине Большой проспект упирался в коннетабль. Так называлась колонна на площади, где совершали развод караула: по-гатчински -вахт-парад. Вахт-парадом командовал Аврам. В двадцать четыре года он возвысился на немыслимую ступень жизни.

18-го марта 1792-го года. Каменной остров.

...Ах, батюшка! Не могу вам описать, сколько нас любит Его Императорское высочество! ибо когда я стану писать все подробности, то многие не поверят, только скажу: что мы во весь наш век счастливы бы были, когда оная будет такова, как теперь...

19-го апреля 1792-го года. Санкт-Петербург.

...Брат Алексашинька у меня жил всю святую неделю, и Его Императорское высочество, узнав об оном, приказал его к себе представить, и он так ему полюбился, что я его каждый день во всю неделю возил с собою к нему... и он гак утешал Его высочество, что несколько раз хохотал, смотря на его проказы, и он так смел, как будто всегда был при государе.

10-го июня 1792-го года. Павловское.

...О болезни ж моей вы не сумневайтесь; она мне к здоровью послужит. Вам известна моя рана на ноге... сделали мне операцию, разрезав больное место вдоль. И теперь мне невозможно никуда выходить... Чрез шесть недель, меня уверяют, что я буду здоров... Его Императорское высочество чрез день сам меня всегда навещает, и каждый день два раза присылает справляться о моем здоровье...

Итак, свидетельствуя мое глубочайшее высокопочитание и преданность пребуду ваш, милостивый государь батюшка! Покорнейший сын

Аврам Боратынский.

1793

Когда великий князь верил кому, то бывал щедр: генваря 4-го Аврам был повышен до премьер-майоров, июня 1-го до подполковников. В подчинении у него было без малого две тысячи человек. Само присутствие Катерины Ивановны при дворе цесаревича возвышало ее родню.

Натурально, Катерину Ивановну ненавидели все, кто не мог преступить магической черты, очерченной ею вкруг души цесаревича, и, разумеется, мечтою их было удаление Нелидовой. При дворах всегда складываются партии. Первенствуют достигшие самых уязвимых частей повелителя; вокруг них собираются люди, не имеющие прямого доступа, например, к горлу своего благодетеля, каковой возможностью пользуются цырюльники. Цырюлники, камердинеры, наложницы -- все они редко сами берут политическую ролю. Но, как суфлеры, не видные миру, они творят спектакль снизу; на них устремлены взоры трагических актеров в минуту отчаяния.

Еще после взятия Анапы ко двору привезли среди прочих диковин мальчишку-турчонка. Он не умер от страха и холодов, а был именован Иваном Кутайсовым и определен к Павлу Петровичу камердинером. Великий князь верил его усердию, однако турок -- турок и есть: для забавы. Но вот люди дальновидные начали выхвалять цесаревичу его камердинера, и тот стал незаменим, сделавшись ушами и глазами Павла Петровича. -- А слышать и видеть цесаревичу было что.

Время было такое. Французская зараза в любое утро готовилась объявиться в Гатчину. -- "Дети мои! -- говаривал великий князь сыновьям. -- Вы видите, как во Франции обращаются с людьми -- как с собаками!" -- Во Франции лилась кровь, и придумали страшную машину гильотину для отсечения голов царствующим особам. Посему, когда цесаревич обнаружил в собственном войске четырех офицеров в мундирах короче положенного, всех их подполковнику Боратынскому велено было отправить под арест, как вольнодумцев и, может быть, якобинцев. Ибо революции начинаются с примерки незаконных мундиров.

Но французская вольность не была страшнейшее зло. Поедать туда Боратынского с пехотой и Аракчеева с артиллерией -- шум утишился б в два дни. Страшнее царица-мать -- избавительница народов, российская Минерва. Что она хочет посадить его старшего сына и своего внука Александра вместо него на трон -- это он предчувствовал. Не знал только наверное: готовое завещание о наследовании Александром престола уже лежит в ее бюро или еще в шкатулке на рабочем столике. ("Мой Александр женится, а затем будет коронован -церемониально, торжественно, празднично". -- Так мечтала государыня.)

1794

Когда цесаревич волновался, он не начинал первым есть. Летом, в Павловском и Гатчине, ему дышалось легче. Зимой, когда он переезжал в столицу, он чувствовал себя перед входом в ловушку: один неосторожный шаг -скольжение -- дверца захлопнулась. Преданные люди сосчитывались на пальцах. Шпионы рыскали по комнатам. Гатчину окружали гвардейцы.

Г. подполковнику Боратынскому.

Прикажите у себя поближе смотреть, нет ли или не будет ли из городу подосланных ково, как у вас, так и в Гатчине, о чем и напишите как к Штейнверу, так и Борху.

П. 1795

Великий князь терпеть не мог несообразностей. Он знал наперечет всех своих офицеров и по зимам, в Петербурге, мысленно присутствовал на вахт-парадах у гатчинского коннетабля на баталионных учениях. Там трудился Аврам. Ежедневно от отсылал цесаревичу рапорты:

-- Штаб-офицер об отпуске просит на три дни. Швед явился с аттестатами о принятии в команду наследника. Аудитора надо направить для производства следствия над конной артиллерии извозчиком. Подполковник Аракчеев увольняется по собственным нуждам на три месяца и о том просит изволения. На подполковника Пузыревского жалоба майора Герценберга. Из Софийского полка уволенный музыкант явился с прошением о принятии в баталион его высочества. Гренадер желает жениться на крестьянской девке...

Павел Петрович вставал в пять по полуночи. При свечах читал рапорт своего главнокомандующего. Не терпел, чтоб было лишнее, но выходил из себя, когда узнавал стороной то, о чем не сообщено.

"... должен вам подтвердить, чтоб были вы осмотрительнее..."

"... вместо того, чтобы становиться вам путче, вы оплошнее исполняете вашу должность..."

"... вы же, г. подполковник Баратынской, дадите мне ответ, почему вы в силу должности вашей о сем меня не уведомили и не разобрали оное дело..."