Почти во всех письменных источниках, претерпевших за столетия значительные искажения и редакторские правки, описание этого дня силится выглядеть БИТВОЙ, но даже случайно сохранившиеся в тексте выражения говорят в пользу того, что это была СВАДЬБА. Выше мы уже приводили цитату из Ипатьевской летописи, описывающую ритуальное пускание стрел "в сторону русских", после чего половцы тотчас же ускакали; дополнительный штрих к этой сцене дает нам и Татищев, приводящий цитату из какой-то не дошедшей до нас летописи, где сказано, что когда русичи подошли к Сюурлию, то застали половцев за "убиранием станов своих", где в УБИРАНИИ нужно видеть не снимание с места, что практически невозможно при неожиданном бегстве, а процесс украшения, УБРАНСТВА, подготовки к торжеству, который застали русичи и который в дальнейшем подтверждает и Радзивилловская летопись, прямо говоря, что они там "три дня веселились".
А в это самое время, крайне не заинтересованный в успехе Игоря, Святослав Киевский предупреждает родственную своему соправителю Рюрику орду хана Гзака, имевшего, к слову сказать, основания для мести Игорю за то, что в 1168 году его старший брат Олег Святославович захватил вежи, пленив Гзаковых жену и детей, и тот теперь, собрав под свои знамена отряды не входящих в коалицию Кончака "диких" половцев, напал на пьяных и не ожидающих нападения русичей и, перебив большую часть поезжан, пленил всех князей, включая самих Игоря и Владимира. Правда, в это же время к месту пира, ставшему местом сечи, подошел и Кончак, который должен был засвидетельствовать факт "умыкания" и закрепить брак родительским благословением, но которому пришлось заниматься поручительством за сватов и улаживанием произошедшего конфликта, о чем и сообщил на Русь случайно проходивший через место боя (!) с купеческим караваном Беловод Просович.
И как же отреагировал "великий и грозный" Киевский князь на разгром Игоревых дружин? "Нъ се зло, - как бы поморщился он, отмахиваясь от расспросов о числе жертв на Каяле. - Княже ми не пособие! Наниче ся годины обратиша". То есть, не в том, мол, зло, что разбиты дружины Игоря, а в том, что князья перестали быть пособниками в походах против Поля. Совсем, дескать, времена шиворот-навыворот перевернулись...
Но "вывернутость" времен наизнанку обнаруживает себя далеко не в одном только том, что Святослав осознает, как из-под него уходит незыблемая, казалось бы, опора верховной власти. Да, удельные русские князья начали выходить из-под традиционного подчинения Киевскому правителю и жить без постоянной оглядки на его политику. Но "вывернутость" времени заключалась ещё и в другом: например, в той переориентации политики в сторону сотрудничества с Полем, которую проводили Ольговичи и за успехами которой следили, по-видимому, и все другие князья Древней Руси, неудовлетворенные политикой Центра и искавшие наиболее эффективной тактики для собственных действий.
Вывернутость времени, напоминающая тот кожух, который надевала на себя "наизворот" жена тысяцкого на свадебном пиру у Елены Глинской, обнаруживает себя и во всем образном строе поэмы и её многослойной "тайнописи". Собственно, и само словосочетание "трудныхъ повестий" несет в себе, по замечанию М. Салминой, обозначение "сокрытых или тайных (т.е. с тайным смыслом) сказаний". В поэме нет почти ни единого слова, которое не имело бы своей симметрии в тексте, благодаря чему можно проверить любую сомнительную конъектуру. Так, например, несколько выше мы заменили в эпизоде "сна Святослава" слово "тьщими", трактуемое всеми исследователями памятника как "тощими", на "тёщиными", а это значит, что в соответствии со сказанным нами только что о законе симметрий, где-то в тексте у него должна быть однокоренная пара. Этимологические словари определяют слова "тесть" и "теща" производными от индоевропейского "tek-tь", "родители невесты" (форма tektь является образованием с суффиксом - t-ь от глагольной основы tek "родить"). Этот неожиданный "подарок от тещи" мы встретим в финале поэмы, в сцене бегства Игоря из плена, где сказано, что вся живность молчит и только "дятлове ТЕКТОМЪ путь къ реце кажутъ", что намекает на то, что побег был устроен Игорю не без помощи Кончака, с чем, кажется, согласны почти все исследователи "Слова".
К своеобразной "тайнописи" поэмы следует отнести и обнаруживаемую в ней числовую символику, при ознакомлении с которой отпадает вопрос не только об устном происхождении "Слова", но впору предположить ещё и использование ЭВМ при его создании. При знакомстве с этой стороной текста "Слово" кажется вообще поэмой не 12-го, а - в соответствии с принципом "вывернутости" времён наизнанку - 21-го века. Так, вникая в суть числовых соответствий, уже упоминаемый нами С. Пушик в своей работе "Кровавая свадьба на Каяле", в частности, говорит: "Общая численность героев "Слова" 60 (производное от умножения 12 на 5). Понятно, что словно живые действуют 12 богов и 12 водоемов, а вместе получаем 84, то есть 7 раз по 12. Действуют также птицы, рептилиии и звери; живых существ получается 7 раз по 12, а восьмой ряд - водоемы, которые тоже одухотворены.
К числу общего числа действующих лиц можно приплюсовать и девиц, что поют на Дунае, - параллель к тем Девам, что пели к морю, прославляя "время Бусово". Если это мифологические существа - русалки (нереиды), то их не меньше 12. Говорилось и о боярах, которых тоже 12 ...>.
В средневековье числа обозначались буквами. Имя Нерон, например, соответствовало числу 666 ...>. Идя этим путем, открываем, что имя Боян в сумме чисел дает сумму - 120, то есть 10 раз по 12. Если же перевести "Слово" на числа, то получим число 372, которое обретаем от умножения 12 на 31 ...>" - и так далее.
Интересные наблюдения над акростишной тайнописью "Слова" приводит А. Гогешвили, посвятивший разбору этого вопроса свою книгу "Акростих в "Слове о полку Игоревом" и других памятниках русской письменности XI-XIII веков". Так, в частности, зашифрованные в обращениях к князьям оскорбления говорят, что это никакая не хвала им, а самые настоящие "хула" и "лихоречье", пример которых особенно ярко виден в обращении ко Всеволоду:
ТЫ бо можешь посуху
ЖИвыми шерширы стреляти,
УДАлыми сынами Глебовы,
где вертикальное прочтение краестиший сверху вниз дает четкое прочтение фразы "ТЫ Ж ИУДА".
В "Слове" вообще почти нет слов, не обладающих тайным смыслом. "Плък" в значении воинского похода накладывается на "плък" в значении "свадебный поезд"; помогший Игорю бежать из плена половец Влур, переведший для него лошадей на другой берег Тора, перекликается с православными святыми Флором и Лавром, являющимися покровителями лошадей; Каяла, обозначающая реальную реку, на которой произошла свадьба-битва, несет в себе в то же время и код "покаяния", и эхо обрядового свадебного "каяния"-"хаяния", и характеристику "окаянности" всего на ней случившегося, и намек на "Каиново" предательство Святослава по отношению к Игорю...
Потаенного смысла в поэме полон даже каждый звук, как это показала в своей книге "Первозванность" неоднократно цитированная нами выше Л. Наровчатская. Губной звук П (Б), например, обозначает "понятие пустоты, т.е. субстанции, готовой дать, отдать, произвести дитя, плод, добычу с разбуханием, изменением местопребывания жизни и смерти", что удивительно накладывается на аллитерированный этим звуком эпизод первой встречи с половцами ("Съ зарания въ Пятокъ ПотоПташа Поганыя Плъкы Половецкыя..."), который "раскодируется" в последующем практически по всем обозначенным пунктам: и в "добычу", материализовавшуюся в виде "злата, паволоков и япончинцев", и в "изменение местопребывания жизни и смерти", вызванное увозом пленников в половецкие становища, и даже в "произведенное дитя", с которым Владимир Игоревич через два с лишним года возвратился на Русь...
Но один из самых неожиданных результатов получил поэт Г. Карпунин, который просто попробовал читать "Слово"... вверх тормашками! И оказалось, что это не только возможно, но и что в этом "обратном" тексте много внимания уделяется женке, оставшейся без мужа, к которой льнет дьвол. "У меня, - признавался Г. Карпунин, - есть основания полагать, что речь идет о Ярославне. В прямом тексте образ Ярославны - это, можно сказать, идеал женщины. Любящей, верной супругой предстает она перед нами в Путивле-городе на забороле. Здесь же, в обратном тексте, её окружают бесы, "лешеви рогатие", искушают, пытаются соблазнить, "женке сердце донимают". Иными словами, здесь она лишена ставшего привычным для нас поэтического ореола." Вот, к примеру, один из фрагментов такого необычного прочтения текста, как он выглядит по методике Г. Карпунина. В прямом тексте этот участок, заканчивающийся словами бояр о пленении Игоря - "...въ путины железны", ну, а в обратном мы как раз отсюда и начнем читать. Итак: "Нылзе жыни ту уповаша! Ту пою, а сама имля басъх ынаго. Пила же, пируя, - ць ли, рка, молоко?.. Сежу уно дьмом, а леши ти пси об ю лая: на которумь тада роги таки?.." - В олитературенном виде это может читаться примерно следующем образом: "Нельзя жене верить! Я тут пою, а она там имеет бесов всяких. Пила ведь, пируя, - или, скажешь, молоко?.. Сижу потом дома, а лешие те псы лают по её поводу: на ком, мол, теперь из нас рога больше?.."
