Д я д я В а с я. И до свиданья!

О л я. И до свиданья!

Заботкин вскочил в кузов. Грузовик покатил.

Музыка.

1962

Е Щ Е Н Е В Е Ч Е Р

______________________________

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

К о н с т а н т и н О л е с о в.

Г а л и н а О л е с о в а.

А с я О л е с о в а, 17 лет.

Т о л я О л е с о в, 16 лет.

К а л е р и я.

И в а н о в, не главный начальник.

Н и к о л а е в, главный начальник.

С е к р е т а р ш а.

Р о ж к о в.

Т е т я Ш у р а.

С о ф а.

А с х а б.

С и д о р к и н.

С и д о р к и н а.

Г о р е н к о.

С у л е й м а н, муж Асхаб.

Б р ю н е т и з "Г а с т р о н о м а".

Разные люди в строящемся городе.

1

Очень плохо одетый, понурый и неприкаянный, К о н с т а н т и н О л е с о в появляется на фоне могучей строительной панорамы: буровые вышки, стрелы кранов, законченные и незаконченные здания. Он идет походкой человека, которому предстоит пренеприятное дело, и так как это дело к тому же скорей всего не выгорит, то спешить нечего. Но если оно не выгорит, то будет вообще черт знает что. И потому не идти нельзя. Он приходит к двери, обитой кожей. Это дверь начальника строительства. Перед дверью с е к р е т а р ш а, строгая, с машинкой и телефонами.

О л е с о в. Здравствуйте.

С е к р е т а р ш а. Здравствуйте.

О л е с о в. Я опять к вам.

С е к р е т а р ш а. Я вижу.

О л е с о в. Кажется, уже пятый раз. Или шестой.

Звонит телефон.

С е к р е т а р ш а. Слушаю вас. Совещание в одиннадцать. Да. Да. Макет доставят к одиннадцати. (Вешает трубку.)

О л е с о в. Как сегодня? Можно будет?

С е к р е т а р ш а. Не думаю. (Телефон.) Слушаю вас. Да! Соединяю. (В другой аппарат.) Александр Владимирович, возьмите трубку министерство.

О л е с о в. Если попозже?

С е к р е т а р ш а (разбирает бумаги). Попозже - совещание.

Олесов отходит и возвращается.

О л е с о в. А после совещания?

С е к р е т а р ш а. После совещания Александр Владимирович поедет обедать.

О л е с о в (отходит и возвращается). А нельзя записаться на прием? На завтра, послезавтра, когда возможно... Ведь у меня вы знаете какое положение.

С е к р е т а р ш а (терпеливо). Я понимаю. По вашему делу я не могу записать на прием. По этим делам Александр Владимирович лично не принимает.

О л е с о в. Он мне помогал.

С е к р е т а р ш а. Правильно. А на этот раз вернул ваше заявление без всякой резолюции. Как же я вас запишу на прием? Совершенно исключительный случай, чтобы он вернул бумагу без резолюции.

Олесов отходит и стоит в раздумье.

Я вам советовала обратиться в профсоюз, обращались?

О л е с о в (со слабой вспышкой раздражения). Вы советовали!.. (Сейчас же испугался своей вспышки). Куда я не обращался, вы спросите.

С е к р е т а р ш а (игнорирует его вспышку). Я бы на вашем месте на них нажимала. Здесь вам сколько раз уже протягивали руку. В чем дело! Пусть теперь они что-нибудь придумают. А с женой у вас - по-старому? То есть, я хотела сказать - по-новому? То есть, я имела в виду...

Входит И в а н о в.

И в а н о в (кивнув на дверь). Кто есть?

С е к р е т а р ш а. Пока никого. Александр Владимирович разговаривает с Москвой.

И в а н о в. А, товарищ Олесов! Ну что, как жизнь?

О л е с о в. Какая моя жизнь... У вас папиросочка не найдется, товарищ Иванов?

И в а н о в. Я ж бросил. Уже два месяца. Что-нибудь образуется?

О л е с о в. Ничего не образуется.

И в а н о в. Да. Трудно. Прямо не соображу, ей-богу, как с вами быть. Где то место, куда можно без ущерба... И надо же - как раз мы объявили месячник борьбы.

О л е с о в. Но где-то я должен быть, что-то я должен делать?

И в а н о в. Да. Безусловно, иначе как же? Надо что-то для вас подобрать. Никак, понимаешь, не могу подобрать...

С е к р е т а р ш а. Я ему советую нажать на профсоюз. Член профсоюза очутился в безвоздушном пространстве - что-то они обязаны?..

И в а н о в. Да что ж его туда-сюда кидать, понимаешь. Профсоюз - он всемогущий, что ли? То же самое, будут смотреть ребята и разводить руками. И они-то в основном и призваны проводить месячник, вот ведь история.

О л е с о в. Товарищ Иванов, если б мне поверили... Последний раз! Клянусь!

И в а н о в. А, ей-богу. Вспомните, вы жизнью детей клялись. Куда больше.

О л е с о в. Теперь - уж самый последний! Поверьте!

И в а н о в (страдает за него). Голубчик, ведь ты говоришь, а в глубине души сам знаешь, верно, что опять будет то же самое, верно?

О л е с о в. Нет! Не будет! До конца дней урок!

И в а н о в. Скажу откровенно, что тебе окончательно повредило, это история с женой. Чтоб женщина выставила мужа из дому, прожив с ним чуть ли не двадцать лет, и в здоровом коллективе чтоб сочувствовали ей, а не мужу, - не часто бывает, верно?

О л е с о в. Я кругом все разрушил, я во всем виноват, но в последний, последний раз поверьте, товарищ Иванов!

И в а н о в. Сколько их было, последних?

О л е с о в. Чем вам поклясться?

И в а н о в. Ох, да не надо. Сдержал бы так, без клятв. Ведь вот сейчас - чистенький, верно? Почему не можешь всегда быть чистеньким? Немножко усилий, ну! Немножко побольше доброй воли! Я ж вот курить бросил? Нелегко было, не скажу, что легко, и сейчас тянет, по ночам даже снится, но бросил же, когда доктора велели!.. Да. Но без разрешения Николаева я не могу. Он сказал: ожесточимся!

О л е с о в. Я хотел с ним поговорить. Он меня много раз выручал. Может, не станет так уж ожесточаться.

И в а н о в. Что ж, может быть. Он с головой мужик. Ладно, давай вместе поговорим. Ты сейчас хороший. Почему не поговорить?

О л е с о в. Так не пускают.

И в а н о в. Что значит не пускают. У него же никого нет?

С е к р е т а р ш а. Александр Владимирович разговаривает с Москвой!

И в а н о в. Ладно! Обожди меня! (Уходит в кабинет Николаева.)

Входит Р о ж к о в.

Р о ж к о в. Я видел, как ты сюда пошел... Ну как? Ну как?

О л е с о в. Да никак пока.

Р о ж к о в. С самим говорил? Говорил?

О л е с о в. Дай папиросу.

Р о ж к о в. Нету, брат, сам бы стрельнул у кого-нибудь... А с Ивановым говорил?

О л е с о в. Говорил.

Р о ж к о в. Ну что, ну что?

О л е с о в. Ну ничего пока.

Р о ж к о в. Где ж он, Иванов? У самого? А Галину ты видал? Видал Галину?

О л е с о в. И что тебе, Рожков, всё интересно...

Р о ж к о в. Я ее видел и сказал твои новости - ну, брат, поражаюсь этой женщине! Ни сочувствия, ничего! Ни-че-го! Только губы поджала этого, говорит, давно надо было ожидать. И больше ни сло-ва! Как-то я даже огорошен был: я к ней специально бегу, два раза никого не застаю дома, а она...

О л е с о в. Тебе что, своих неприятностей не хватает, что чужими занимаешься?

Р о ж к о в. В конторе целое обсуждение: что будешь делать, если тебя не восстановят. Кассирша сказала - в разнорабочие возьмут. У других мнение - не возьмут в разнорабочие. И что, говорят, за профессия для работника умственного труда. И что ты по состоянию здоровья не осилишь. А бухгалтерша кричит - выслать тебя как тунеядца, вот старая сволочь, а? Вообще давали тебе жизни, давали. Слушай, правда, если не восстановят? Знаешь, что бы я на твоем месте? Я бы на твоем месте...

О л е с о в. Можно подумать, тебе на своем делать нечего.

Р о ж к о в. Чудак, чего ты сердишься?

О л е с о в. Я не хочу это слушать! Я не хочу слушать!

Р о ж к о в. Я тебе хочу морально помочь!

О л е с о в (погас). Папиросу бы лучше достал.

И в а н о в (в дверях). Зайди, товарищ Олесов.

Олесов уходит в кабинет.

Р о ж к о в. Вот чудило, я за него болею, а он обижается. Должен бы спасибо сказать...

В кабинете: Николаев, Иванов, Олесов.