Крестьяне резали у копыт коня Фахреддина жертвенных баранов, свежевали их и, насадив целиком на вертела, жарили на углях.

Зазвучали сазы ашугов. Молодые женщины и девушки плясали и пели.

На закате, после еды и веселья начали прощаться. Низами и Фахреддин, прощаясь, расцеловались.

- Во время битвы не прячься в последних рядах, - напутствовал Низами друга. - Стая журавлей не полетит, если не увидит впереди вожака. Твой конь должен мчаться впереди всех, особенно во время наступления. Пуская стрелы, враги метят не в отдельного всадника, а в гущу отряда. Смотри, чтобы на единоборство со знаменитыми пехлеванами врага не выходили неизвестные, малоопытные бойцы. А если тебя самого вызовут на поединок, не уклоняйся, смело выходи к врагу, ибо аскеры, не воодушевленные отвагой своего полководца, не проявят геройства в трудном бою. Прогнав противника за Аракс, не рвись на юг. Не утомляй бойцов длительным походом, так как рано или поздно тебе придется встретиться с крупными силами атабека Мухаммеда.

Фахреддин внимательно выслушал друга и, махнув на прощание рукой, пришпорил коня.

Было раннее утро. Бледная луна равнодушно смотрела на равнину у деревни Алибейли и Абубекр, на которую, казалось, спустились сотни больших белых бабочек, - то были шатры войска Хюсамеддина, разбившего здесь лагерь.

Аскеры, разговаривающие на разных языках и наречиях, купали в неглубокой реке лошадей, скребли скребницами их хребты и бока.

Звучали арабские и персидские песни.

Глядя отсюда на равнину, ощетинившуюся связками копий, можно было подумать, что у деревни Алибейли высадили молодую рощу.

Караульные, расхаживавшие меж шатров, неожиданно увидели, что к лагерю из-за горной гряды несется огромное облако пыли.

Один из караульных бросился к шатру Хюсамеддина. У входа его задержал часовой, стерегущий сон полководца.

- Сипахсалар спит и не велел будить себя, - буркнул он, оттолкнув рукой караульного.

Караульный, перс по национальности, чувствуя приближение опасности, испуганно закричал по-фарсидски:

- Какой может быть сон?! Враги!.. Враги!.. Скорей буди нашего отца!..

Этот истошный вопль разбудил Хюсамеддина, который спал безмятежным сном. Накинув на плечи парчовый халат, он выбежал из шатра, приложив руку козырьком к глазам и пригляделся к катящемуся на лагерь гигантскому облаку пыли.

- Неприятель... - прошептал он и, хлопнув в ладоши, закричал еще пронзительнее, чем перс-караульный: - Аскеры, к оружию!

Затрубили сотни рогов. Воины на реке, вскочив на мокрые спины коней, припустили во весь дух к лагерю.

Через несколько минут вооруженные аскеры садились на коней.

Хюсамеддин мгновенно оделся, вскочил в седло и с отрядом в двести храбрейших всадников поскакал навстречу приближающемуся облаку пыли.

Сотни коней неслись друг на друга. Их горячее дыхание рассекало пыльную мглу.

Раздались возгласы: "Хей!.. Хей!.. Хей!.."

Выкрики всадников, понукающих своих коней, эхом отражались в близких ущельях Карабахских гор:

"Направо, Светлогривый, направо!.."

"Назад, Лебедь!.."

"Рыжий, вперед!.."

"Скачи, Пегая!.."

Зазвенели мечи. Осколки раздробленных щитов падали под копыта коней.

Солнце поднялось в зенит, но кровавая рубка продолжалась. Семь тысяч мелькающих мечей и густая пелена пыли не давали его лучам пробиться к земле.

Положение войска Хюсамеддина неожиданно осложнилось. Большой отряд аранской конницы, обойдя с востока деревню Абубекр, ударил врагам в тыл.

Иноземцы, видя, что они попали в окружение, дрались еще ожесточеннее.

Равнина покрылась телами порубанных всадников и бьющихся в предсмертной агонии коней со сбившимися на живот седлами.

Аскеров Хюсамеддина начало охватывать отчаяние. Поле битвы огласилось паническими возгласами арабов и персов:

"Вай, мадер!.."

"Вавейла!.."

Невдалеке от всадника, яростно рубившего направо и налево обоюдоострым мечом, появился на коне Фахреддин.

- А ну, где этот герой Хюсамеддин?! - крикнул он.

Хюсамеддин поспешил на зов противника. Его пришпоренный конь, словно разъяренный лев, вырвался из толпы сражающихся всадников. Сипахсалар ничего не видел перед собой. В ушах его звучал голос Гатибы, которая требовала от него голову Фахреддина. В сердце его не было страха перед этим прославленным богатырем Арана. Образ мелеке вселял в него веру в победу. Не думая о предрешенной гибели своих четырех тысяч всадников и пренебрегая тем, что ему самому угрожает смерть, он мчался на Фахреддина.

Увидев его перед собой, он резко осадил коня.

Соперники несколько мгновений молча смотрели друг на друга.

- Ты предводитель вражеского войска, и я обязан убить тебя! воскликнул Фахреддин.-Хотя, скажу откровенно, мне неприятно марать свой меч кровью бесчестного, бессовестного человека. Предатель! Ты привел персидских и арабских аскеров на свою родину, чтобы грабить ее и убивать соотечественников. Твое войско пришло разорять Северный Азербайджан. Среди твоих аскеров нет азербайджанцев, ты - единственный! Вот почему я говорю тебе: изменник, негодяй! Вспомни, какой лисой ты прикинулся однажды в доме поэта Низами. Не ты ли тогда обещал не питать вражды к вождям аранского народа! Скажи, что плохого сделали тебе жители деревень от Аракса до Баджарована, которые ты спалил?! А сейчас тебя ждет возмездие. Готовься!..

Хюсамеддин не успел ничего ответить, - Фахреддин, пришпорив коня, бросился на него.

Сипсахсалар, потрясая мечом, рванулся навстречу, но в этот момент аркан соперника захлестнул его туловище.

Фахреддин повернул коня и помчался по полю, волоча на аркане выбитого из седла Хюсамеддина.

Несколько десятков иракских всадников, увидев, что их полководец пленен, бросились в яростную атаку на аранцев. Одному из них удалось перерубить аркан Фахреддина, и Хюсамеддин был вырван из когтей неминуемой смерти.

Сражение продолжалось весь день. Больше половины войска Хюсамеддина погибло от мечей, многие его аскеры были потоптаны конями аранцев.

Воспользовавшись сумерками, Хюсамеддин бежал с остатками разгромленного войска к Араксу. Аранцы захватили вражеский лагерь с многочисленными военными трофеями.

ШАХМАТЫ

Вечерело.

Ласковый свежий ветерок сгонял с весеннего неба остатки легких облаков. Его порывы, налетающие из-за гор Уджан и Савалан, порникали в дворцовый сад Кызыл-Арслана и нежно обвевали гроздья душистой сирени, похожие на кудри только что пробудившейся ото сна красавицы.

Старый садовник опрыскивал водой бутоны красных роз, которые днем спасались от зноя под зеленым шатром листочков. Оживленные ветерком и влагой цветы сбрасывали с себя изумрудное покрывало и приветливо улыбались старику-садовнику.

Нарциссы, похожие на обиженных невест, удивленно взирали на преображенных кокеток-роз.

Скромные фиалки, будто девочки-сиротки, задумчиво стояли в стороне на зеленом травяном ковре. Дремлющие на краю бассейна белые утки пробудились и уныло закрякали, словно сожалея о том, что солнце ушло за вершины окрестных гор.

Атабек Мухаммед и Кызыл-Арслан расхаживали по дворцовой веранде и вели беседу.

Атабек не имел никаких сведений о войске Хюсамеддина, посланном на Гянджу через Карабах. Малоутешительны были известия и о коннице Ибнюддара, которая, минуя Маранд, должна была овладеть Нахичеванью. Аранское войско под предводительством Алаэддина разбило ее и, перейдя мост Зияюльмюльк, прижало к берегу Аракса.

Все надежды атабека Мухаммеда были на Хюсамеддина, который хорошо знал характер и повадки аранцев. Кроме того, атабек верил в него как в опытного полководца.

Атабек Мухаммед подошел к шахматному столику.

- Садись, сыграем, - предложил он брату, а в душе загадал: "Если я выиграю - Хюсамеддин одержал победу".

Кызыл-Арслан принял вызов. Братья молча расставили на доске фигуры. Пешки, кони, короли заняли свои места.

Игра началась. Атабек сразу же двинул вперед коней.