- Если бы было слово, более мерзкое, чем "шайтан", мы окликнули бы ее этим словом. Я не поэт и, возможно, потому не обладаю способностью чувствовать красоту так, как вы. Но мое мнение об этой особе непоколебимо. Красота этого шайтана безупречна. Если у нее есть единственный изъян, так это как раз ее шайтанство. Я никогда бы не расстался с нею. Три тысячи динаров не такие уж большие деньги. Я отдал бы их, и Джахан-бану уступила бы мне эту особу. Но шайтанство сильно снижает цену этой редкой красавицы. Если бы кто-нибудь причинил мне сотую часть того зла, которое сделала она, я давно бы того уничтожил. Несколько раз я хотел ее умертвить, и случай представлялся, но я не посмел погасить факел редкой природной красоты. Ведь меня бы проклял тот, кто видел эту прекрасную женщину, видел, но не знал, что ока обладает сердцем дьявола. Вот почему Себа жива до сих пор.

Себа-ханум и группа девиц опять приблизились к молодым людям. На этот раз Себа-ханум похвалялись своей красотой:

- Говорят, роза расцветает среди колючек. Вот и сейчас так... Зачем допускают колючки в общество роз?! Лицо человека, о котором я говорю, вечно передо мной. Те, кто меня порицают и не признают моей красоты, по-своему правы, ведь в ушах горемычных мой голос, более благозвучный, чем песня, может прозвучать печальнее совиного воя. Во рту людей, отравленных вином печали, даже сладкий сахар превращается в змеиный яд. Мой взор нежнее утреннего ветерка, но для раненого сердца он опаснее жала скорпиона. Это вполне естественно, - в глазах тоскующего, печального человека самый дорогой алмаз может превратиться в обычный камень. Но в этом нет вины ни утреннего ветерка, ни сладкого сахара, ни моего благозвучного голоса, ни моих похожих на сверкающие алмазы зрачков. Для потерявших голову людей мои нежные слова - что острые колючки под ногами. Тень моя для здорового разумом человека дороже эликсира жизни, а для немощного духом - тяжкий груз. Было время, я ложилась спать, не повидав его,- и мне снились кошмары. Имя этого человека казалось мне самым благозвучным, оно было для меня символом любви. Но, попав в капкан любви, я поняла, что он собой представляет. Я считала его своим возлюбленным и была счастлива до тех пор, пока не раскусила его. Кому нужна подобная любовь?! Если все возлюбленные таковы, то не стоит жить на свете! Но не у меня одной разбиты мечты. Многие хотят умчаться в райские края, где сбываются грезы, и не могут, ибо не чувствуют в своих крыльях силы.

Фахреддин больше не мог сдерживаться, так как в последних фразах Себа-ханум явно намекала на его любовь к Дильшад и крушение его грез. Кто перенесет подобное?

- Я чувствую силу в своих крыльях, - сказал он. - Я готов хоть сейчас мчаться в заоблачные дали за счастьем, но на моем пути вечно стоит шайтан. Расправив черные крылья, он мешает мне взлететь!

Себа-ханум подошла к Фахреддину. Наконец-то ей представился повод заговорить с ним.

- Послушай, Фахреддин, - сказала она сурово, - я имею право ругать и проклинать тебя за то, что ты так бесчеловечно обошелся со мной и с Дилыпад. А в чем я провинилась перед тобой? За что ты на меня в обиде?

Фахреддин, не желая затевать спор при посторонних, пригласил Себу-ханум пройтись по саду.

- Имеешь ли ты право ругать других, когда сама достойна брани?! спросил он. - Каких только гадостей ты ни делала мне и Дильшад?! Разве не ты погубила ее и меня?

- Дильшад никто не губил, она в добром здравии. Что касается твоей погибели, вини в этом свой же характер. Если из рая на землю спустить гурию или ангела и отдать тебе - ты я с ними не поладишь. Тебе неведомы слова, способные радовать девичье сердце. Ты требуешь от девушки то, что она вправе требовать от тебя самого. В чем причина твоей последней обиды на меня?

- Не так давно ты явилась ко мне будто бы по поручению Дильшад, - это обман! Ты передала мое письмо эмиру, и он наказал бедную девушку. Зачем ты это сделала?

- Я сама пострадала из-за твоего письма! Ты ничего не знаешь, поэтому оставь свои беспочвенные обвинения. Нас обеих обманули - и Дильшад, и меня. Мы ничего не знали. Марджан от твоего имени написал письмо и отдал ей. Подбила его на это Сюсан. В чем моя вина? Если ты каждой девушке даешь обещания, пытаешься любить всех сразу, они имеют

право ревновать тебя и строить севозможные козни. Именно поэтому Сюсан заставила Марджана написать от твоего имени письмо и передать его Дильшад. Сюсан хотела пробудить в сердце девушки ненависть к тебе. Ты спросишь, зачем я обратилась к тебе от имени твоей возлюбленной? Это уж мое дело. Она ни о чем не знала. Обращаясь от имени Дильшад, я хотела получить от тебя письмо, отнести его Дильшад и доказать, что письмо, переданное Марджаном, написано во дворце по наущению Сюсан. Короче говоря, я думала помочь горю Дильшад, утешить ее. По-твоему, мои действия надо назвать предательством?! Да, письмо, которое ты через меня передал Дильшад, попало в руки эмира,это верно. Но тебе следовало бы знать, каким образом оно очутилось у него. Тебе известно это?

- Откуда же! Ведь я не живу во дворце.

- А если так, - быстро продолжала Себа-ханум, - ты должен был вызвать меня и спросить: "Зачем ты предала меня?" И тогда я подробно бы все рассказала. В тот день, когда я получила от тебя письмо и хотела передать его Дильшад, за мной по указке Сюсан-ханум следил Марджан. Он подслушал многое из того, о чем мы говорили в гробнице Шейха Салеха. Когда я с твоим письмом вернулась во дворец, меня тотчас отвели в комнату хадже Мюфида, обыскали и нашли письмо. Не хочу рассказывать, как меня истязали. Посмотри на мое лицо и шею - на них еще видны следы ран, - с этими словами Себа-ханум откинула край шелковой шали и показала следы царапин на груди. Почувствовав, что Фахреддин заколебался и начинает верить ей, она продолжала вдохновенно лгать: - Я думала сделать доброе дело не ради тебя или Дильшад. Ты же знаешь, у меня неспокойный характер. Я хотела разоблачить Сюсан, а вместо этого навлекла беду на свою голову. И несчастная Дильшад пострадала. Но ничего, все это уже в прошлом. Дильшад здорова, ты - тоже. До свершения доброго дела осталось совсем немного. Одна радость способна затмить сотыю горестей.

Кровь ударила в голову Фахреддина.

- Ты издеваешься надо мной?!

- Я имею на то право. Почему ты не возвращаешь девушке подаренную ей тобой некогда вещь?

- Какую вещь?

Себа-ханум укоризненно покачала головой.

- Ах, Фахреддин, зачем скрывать от меня то, что известно всей Гяндже?

- Всей Гяндже?

- Да, я говорю об ожерелье, которое по указке Сюсан украли у Дильшад и бросили нищим перед караван-сараем "Мас'удййе". Странно, почему ты не возвращаешь его владелице? Неужели ожерелье дороже тебе, чем Дильшад?

Фахреддин погрузился в раздумье. Итак, Дильшад не отправлена в Багдад, она живет во дворце.

- Это известие заставляет меня иначе смотреть на тебя, - сказал он Себе-ханум.- А что думает обо мне Дильшад?

- Она с нетерпением ждет того же, что и ты. Месяц Рамазан миновал. Эмир не отступился от своего обещания. Дильшад сообщили об этом. Тебя тоже собираются пригласить во дворец и оповестить лично. Возможно, уже завтра ты получишь письмо и явишься во дворец. Эмир объявит условия брака, и вы начнете готовиться к свадьбе. Теперь говори, ты доволен мною?

- О, не могу передать, как! Я думал, бедную Дильшад увезли из Гянджи.

- Избегай крайностей в своих действиях против эмира. Он не возьмет назад данного тебе обещания. Не веришь - можем сегодня же вечером пойти во дворец. Повидаешь Дильшад - успокоишься.

- Нет, нет, я верю тебе. Но без приглашения эмира я не пойду во дворец.

- Тоже верная мысль. Сделаем так, завтра я принесу тебе письмо, написанное собственноручно эмиром. Только не знаю, где нам встретиться.

- Где тебе удобнее?

- Хорошо бы в таком месте, где никто не увидит нас. - Тогда встретимся в сумерках. Приходи вечером к берегу реки. Выжди немного и иди к ивовой роще у мельницы Мусы.