- Вот звери! - выругавшись, сказал артиллерист.
- Ну, народ испугался, конечно... Отдали сани, валенки. И тут им, вишь, мало показалось. Всю артель ограбили. Еще на семь тысяч взято было одних бурой! Вот как чисто сработали!.. Да чтоб след замести, склад сожгли. Все добро погорело. Что дальше, то больше. Чего ж нам ждать?
В штабе командиры подводили итоги длившемуся весь день бою за Лукьяновскую и Усть-Паденьгу.
Фролов при свете горевшей на столе свечки читал бумаги, поданные ему Драницыным. Комиссар так устал за день, что лицо его казалось черным.
Вестовой Соколов стоял у холодной печи.
- Спину греешь? - усмехнулся Валерий, вместе с Любой входя в избу. Они только что закончили проверку постов.
- На Высокой согреемся, - мрачно пробормотал матрос.
- Да, там будет жарко, - сказал Драницын. - Кстати, Павел Игнатьевич, между Высокой и Шолашами имеется большой артиллерийский склад.
- Точно выяснил? - с оживлением спросил его комиссар.
- Да говорят так... Сейчас я распорядился привести в штаб нескольких пленных, допросим их... Вот если бы этот склад подорвать...
- А коли мне пойти на Высокую гору? - сказала молчавшая до сих пор Люба. - Я подорву.
- Ах, ты здесь, - взглянув на нее, сказал Фролов. - Знаешь что, милая... не торопись.
- Да коли надобно!
- Не торопись, говорю, - резко сказал комиссар. "Чего это он?" обиженно подумала Любка. Она хотела возразить комиссару, однако он снова заговорил с Драницыным. Не прислушиваясь больше к их разговору, Любка громко, во весь рот, зевнула и вышла из комнаты.
Благовещенские коммунисты пришли в Усть-Паденьгу ночью. Леля Егорова попала в избу, в которой расположились бойцы лыжной разведки.
- Здесь хоть тепло, - виновато разведя руками, сказал ей провожатый. Устраивайся пока тут. Утром приходи в штаб.
Печь была жарко натоплена. Стягивая с себя промокшую одежду и пристраивая ее сушиться, лыжники вполголоса переговаривались. Из их разговоров Леля поняла, что утром они опять уходят куда-то в неприятельский тыл.
Все лавки давно уже были заняты. Даже на полу Леля не видела свободного места. Она растерянно стояла у окна, не зная, что делать. Может быть, пойти в сарай, где разместились остальные благовещенцы?
Дверь избы отворилась, и вошел еще один боец. Леля не сразу узнала в нем женщину. Это была Люба Нестерова.
Люба сняла с плеча винтовку, лыжи поставила в угол и огляделась. Взгляд ее задержался на Леле.
- Ты что, девушка? - спросила Люба. - Ночевать здесь собралась?
Леля объяснила ей свое положение.
- Плохо дело, - Люба покачала головой, - Теперь их пушками не разбудишь.
Она прошлась по избе, бесцеремонно расталкивая спящих, но никто .даже не пошевелился.
- Сенька! - сказала она, подходя к лохматому бойцу, спавшему на печке.
Боец не отозвался.
Она ткнула его кулаком в правый бок. Он перевалился на левый.
- Ах ты!.. - Люба выругалась. Взяв бойца за плечи, она встряхнула его. - Слезай живо, а то стяну за ноги.
Боец проснулся, с сожалением посмотрел на печку, спрыгнул на пол.
- Еще дерется, бесовка, - пробормотал он, потирая бок. - Взяла привычку.
- Сам ты бес! Ишь, развалился. Тебе бы еще с лапушкой в обнимку, лежебока чертячий. А ты, девушка, чего же? - обратилась она к Леле. Разувайся да скидывай ватник. Будь как дома, привыкай...
Она сняла даже гимнастерку и бросила ее на солому. Простая холщевая рубаха, заправленная в ватные шаровары, плотно облегала ее стройное тело. Парень покосился на Любку.
- Отвернись, леший! Сто раз вам говорить!.. - крикнула Люба.
Перекинув за спину расплетенные косы, Любка легла. Леля пристроилась рядом.
- Спи, девушка, - ласково сказала ей Люба и, будто жалея, поцеловала в щеку. - Спи, утро вечера мудренее.
Она сразу же заснула, а Леле не спалось. Сердце билось часто, по спине то и дело пробегал озноб.
"Кто она такая? - думала Леля про свою соседку. - Ну, завтра поговорим. А сейчас надо спать".
Леля вспомнила о Драницыне и невольно улыбнулась. Ей стало теплее - то ли от мысли о Драницыне, то ли оттого, что печка уютно пригревала бок. Потом усталость взяла свое: глаза начали слипаться, и Леля крепко уснула.
Она проснулась только в девятом часу утра. В окно ярко светило солнце. В избе уже никого не было. Только вчерашняя знакомая стояла у окна и расчесывала свои длинные белокурые волосы.
Леля спустилась с печки и прислушалась. Над избой с протяжным свистом неслись снаряды и с уханьем рвались где-то вдалеке.
- Что это? - с тревогой спросила Леля.
- Наши бьют, - ответила Люба. - Дорожку нам прокладывают.
- Какие у тебя замечательные волосы! - сказала Леля, оглядывая Любку с головы до ног.
- Была краса, кабы не дождь да осенняя роса, - усмехнулась Любка. - А что, девушка, у тебя женишок или муженек есть?
- Нет... - краснея, ответила Леля.
- Дружок, значит? - Люба засмеялась.
Они сели за стол и выпили по кружке теплой воды, заедая ржаным хлебом с постным маслом и солью. Через четверть часа Люба уже все знала о своей новой знакомой.
- Отец, значит, там, - делая ударение на последнем слове, задумчиво сказала она. - Так, так...
Мысли ее сами собой обратились к Андрею, губы задрожали, на виске задергалась синяя жилочка.
- Господи... - прошептала Люба. - Ах, елочка!.. Ах, березынька ты моя!..
Она бросилась обнимать девушку. На глазах у Лели выступили слезы.
- Я решила отомстить за папу, - сказала она всхлипывая. - Мне ничего не страшно.
- А ты не торопись! На геройство, добрый молодец, не навязывайся, да и от геройства не отказывайся... Вот как у нас комиссар говорит. Поняла? Ишь, бабы как сойдутся, так и в слезы. Затирай, затирай воду-то! А то мужики засмеют.
В избу вошел Соколов.
- За мной, что ли? - спросила его Люба.
- Комиссар зовет
- Так и знала!
- И мне надо в штаб, - сказала Леля.
Они вышли на улицу. Пушки еще продолжали стрелять, но огонь стал реже.
Подойдя к штабу, Леля увидела благовещенцев, кучками толпившихся на дороге. Сейчас им предстояло разойтись по ротам и отрядам. Они уже получили оружие. Некоторые из них впервые держали в руках винтовку.
Черепанов сидел на крыльце со списком в руках. Все получили назначения. В списке не было только Елены Егоровой.
- В чем дело? - растерянно спросила Леля. - Почему меня забыли?
- Не знаю, роднуша, - ответил Черепанов. - Сейчас выясним.
- Но ты же на всех получил документы?
- Кроме тебя?! Да ты не беспокойся, - улыбнулся он. - На военной службе людей не забывают...
"Может быть, Драницын что-нибудь предпринял... Боится за меня... - с сердцем подумала Леля. - Как это нехорошо! И какое право он имеет?"
Черепанов стал выстраивать людей в две шеренги. Леля уже знала, что он и Касьян Терентьев назначены в штурмовую группу первого батальона. Савков уходил в артиллерию, к Саклину.
- Пушки старой гвардии откроют тебе дорогу, Касьян, - посмеивался старик над Терентьевым.
Юноша ждал боя, точно великого праздника. Настроение у всех было приподнятое, возбужделное. Оправив винтовку, висевшую у него за плечом, Черепанов громко скомандовал:
- Смирно! Равнение направо!
На крыльцо вышел Фролов. Черепанов подбежал к комиссару с докладом. Лицо у Фролова было хмурое, сосредоточенное. Подойдя к строю, он окинул людей острым, оценивающим взглядом.
- Товарищи, - тихо сказал он. - Говорить долго, нечего. Гора Высокая ключ к Шенкурску. Укреплена она
здорово! Почище Паденьги... Но мы должны ее взять сегодня ночью. В быстроте продвижения залог нашего успеха. Коммунисты идут в первых рядах. "Коммунисты, вперед!" - с этим лозунгом мы пойдем в бой... Ясно?
- Ясно! - громче всех ответил Касьян Терентьев. Фролов на мгновение умолк, словно увидев перед
собой людей, ползущих по снежному обрывистому склону Ваги.
