Под утро тройка устала. Уносные лошадки едва перебирали ногами, не натягивая даже постромок, только коренник тянул за собой санный возок и добросовестно месил желтый зернистый заезженный снег. Уже по цвету этого снега можно было понять, что невдалеке жилье.

На облучке дремал Соколов, дремал и возница, опустив вожжи. А Драницын даже похрапывал. Всем телом собравшись в клубок, он лежал под меховой полостью. Спал военспец неудобно съежившись, но Фролову жаль было его будить. Во сне лицо Драницына выглядело очень юным, и Фролов думал: "А ведь он оказался неплохим парнем".

В селе Благовещенском дорога была еще больше наслежена людьми и лошадьми, всюду тянулись телефонные провода, над одной из деревенских изб висел флаг Красного Креста. Во дворах слышались голоса бойцов, виднелись под горушкой патрули, на выгоне стояло несколько легких батарей.

Фролов снял варежки и растер озябшее лицо. Только что проснувшийся Драницын, увидев избы, смущенно сказал комиссару:

- Приехали? Вот сморило... Сам не помню, как заснул.

- Хоть немного поспал... А я глаз не сомкнул! - Фролов оглянулся. Кого же тут спросить?

По улице шли женщины, позвякивая пустыми ведрами. В проулке, возле дымившей кузницы, стоял верховой и, свесившись с лошади, разговаривал с молодым парнем.

Заметив тройку, верховой подскакал к ней.

- Здравия желаю, товарищ комиссар! - сказал он, подъезжая вплотную и приноравливая бег лошади к ходу саней.

- Здорово, Крайнев... Ты, я вижу, бороду сбрил. Совсем стал герой!

Крайнев смущенно улыбнулся.

- Показывай, где наши стоят.

- Касьян! Терентьев! - зычно крикнул Крайнев пареньку, попрежнему стоявшему у кузницы. - Иди скорей сюда... Товарищ Фролов прибыл!

Парень хлопнул руками, точно удивляясь, и подбежал к остановившимся саням. На его молодом румяном лице выражались любопытство и смущение. Из-под треуха выбилась вьющаяся черная прядь.

- Добро пожаловать, товарищ комиссар, - юношеским баском заговорил он, здороваясь с Фроловым и Драницыным. - А мы рассчитывали, что вы только к обеду доберетесь, не раньше... Меня выслали встречать вас, ан вот как вышло. Хотел лошадь перековать.

Паренек, соблюдая солидность, крикнул:

- Эй, Петра! Лошадку мою потом в конюшню отправь. Да пускай овсеца зададут. Скажи конюху, что Касьян распорядился... Слышишь?

- Слышу, - отозвался кто-то из кузницы.

- Вы как сначала на конференцию заглянете или в штаб? - снова обратился паренек к Фролову.

- А конференция еще не открылась?

- Нет.

- Тогда в штаб.

Касьян кивнул, подсел на облучок, рядом с вестовым, и важно сказал ямщику:

- Трогай! Прямо валяй, а у колодца свернешь.

- Где будет конференция-то? - спросил Фролов. - В каком помещении?

- В школе, - ответил Касьян. - Народ так и валит. Только я так думаю: чего разговаривать-то? Воевать надо.

- А ты, видать, на войне еще не был?

- Не пришлось, - зардевшись, ответил Касьян. - Я еще молодой. Восемнадцати нет. На вид-то я старее.

- Ничего, Касьян, успеешь повоевать, - дружески сказал Фролов. - Может, и командовать придется. Сумеешь повести людей в бой?

- Сумею, товарищ Фролов!

От разговора с комиссаром ему, видимо, стало жарко, он размотал свой гарусный шарф, обнажилась его сильная, мускулистая шея.

- Ну, приехали! - крикнул Крайнев.

Тройка подкатила к большому старому дому с мезонином и с красивыми резными наличниками на окнах.

Чье-то лицо на мгновение показалось за оконным стеклом, и Фролов, еще сидевший в санях, тотчас услышал знакомый голос Сергунько.

- Ребята, комиссар приехал! - на весь дом кричал Валерий.

Оставив сани и попрощавшись с Касьяном и Крайневым, приезжие подошли к широкому крыльцу. Навстречу им выбежал радостный и взлохмаченный Валерий.

Кроме него, на крыльцо вышли Бородин, теперь уже командир стрелкового полка, и Жилин, списанный с флотилии и назначенный сейчас комиссаром в морской отряд.

- Ну, как, Жилин, твои морячки? - говорил комиссар на ходу.

- Хороши! Командиром у нас Дерябин. Помнишь его?

- Лихой матрос. Как же не помнить! Сам подписывал назначение.

- А где Гринева? Разве она не приедет на конференцию?

- Нет... В Вятке осталась.

Так, разговаривая, они оказались в комнате с двумя окнами. Вплотную к стене был придвинут длинный стол с разложенными на нем топографическими картами.

- Чайку, товарищ военком, да закусить с дороги, - предложил комиссару Валерий.

- Давай чаю! - сказал Фролов. - Да погорячей. Замерзли мы.

Бородин уже стоял с Драницыным у стола и докладывал ему о расположении частей, об их готовности к бою. Драницын, не теряя времени, проверял его доклад по карте и делал какие-то замечания. Фролов, не вмешиваясь в их беседу, пил принесенный ему Валерием чай и разговаривал с окружившими его командирами.

- А у тебя как дела? - обратился он к Валерию.

- Все в порядке, товарищ комиссар, - ответил Валерий.

Валерий командовал сейчас первым батальоном с приданными ему отрядом лыжников и конной разведкой Крайнева.

- Настроение боевое, товарищ комиссар, - продолжал Сергунько. Командир полка на меня не обижается.

Он помедлил и уже другим, неофициальным тоном добавил:

- Пока сидел в лесу, - еще ничего. А вот вы приехали да товарищ Драницын, будто еще кого-то не хватает...

- Андрея?

- Его... Словно брата потерял. Свыкся, что ли? Так жалко парня, сказать не могу. Я его даже во сне вижу, ей-богу!

- Есть сведения, что Латкин жив и находится в плену, - сказал Фролов. У белых или у англичан... Они считают его комиссаром.

- Откуда это известно?

- От перебежчиков.

- Там, в лагерях, такое зверство... - сумрачно заметил Жилин.

- Будем надеяться, что обойдется, - угрюмым голосом сказал комиссар.

- Что с Любкой будет? - Валерий опустил голову. - Говорить ей или нет?..

- Где она у тебя? - спросил Фролов.

- В лыжной разведке. Сегодня отправляю в тыл к противнику. Злая стала, как ведьма...

- Придется рассказать. Вот вернется из разведки, ты и расскажи.

Валерий тяжело вздохнул. Мысль о неизбежном разговоре с Любкой пугала его.

Через полчаса Фролов шел по селу, обходя растянувшийся воинский обоз; он разговаривал с людьми, придирчиво осматривая свое хозяйство. Но вместе с обычными, повседневными заботами в голове у него теснились и другие мысли, вызванные разговором об Андрее и Любке. Он думал о тех суровых испытаниях, которые выпали на долю почти всем без исключения участникам великой борьбы за свободу - старым и молодым, опытным и еще только начинающим жить.

Над входом в школу висело красное полотнище с надписью "Даешь Шенкурск!"

Войдя в сени, Фролов сразу столкнулся с Крайневым. Разговаривая с окружившими его делегатами, Крайнев горячился, спорил и, казалось, только ждал сигнала, чтобы немедленно броситься в бой с врагом. Фролов отлично понимал его состояние и перемолвился с ним несколькими дружескими словами.

На конференцию съехалось много коммунистов из других волостей. Они пробрались через линию фронта и хорошо знали, что такое власть интервентов. Фролов вспомнил, что еще осенью членов партии здесь можно было пересчитать по пальцам. "Растет наша сила, - с удовлетворением подумал он. - С каждым днем растет!".

К нему подошел широкоплечий подвижной белозубый мужчина лет сорока с окладистой рыжей бородой. Это был Черепанов, благовещенский коммунист, один из организаторов конференции. Он родился в Шенкурске, жил там, и в селе Благовещенском под Шенкурском американцы- его арестовали. Но Черепанов сумел убежать. Многие собравшиеся здесь люди приходились ему близкой или дальней родней. Его все знали, да и он знал почти всех.

- На десятки миллионов ограбили интервенты нашу шенкурскую сторонку, жаловался Фролову Черепанов. - Сколько лесу! Один Кемп, американский экспортер, на два миллиона золотых рублей увез лесных материалов и ни копейки не заплатил.