Едва секретарь успел выслушать коменданта Кунгура, как около него появился другой посетитель - крестьянин в лаптях и в рваном тулупе. Он возмущенно тряс бородой:

- Я бедняк... А чрезвычайный налог как раскладают? По душам. На что, выходит, революция? У меня семь душ и ни одной коровы. У кулака три души и пять коров... Рихметика!..

Все новые и новые люди осаждали секретарей. Поезд Комиссии ЦК сразу стал центром всей жизни не только города, но и губернии.

...Наконец, посетители были отпущены, но Сталин продолжал работу. Склонившись над столом, он перечитывал донесения, показания, доклады. Был уже поздний вечер. В вагоне ярко горело электричество. Временами Сталин откидывался на спинку стула и одну-две минуты сидел так, отдыхая. Затем он вновь погружался в работу.

"Сменить командарма третьей армии, - записал Сталин на листке блокнота. - Вызвать из Москвы тройку дельных политических работников... Съездить в Глазов, в штаб третьей армии..."

Проводник принес крепкого, только что заваренного чая. Сталин пил медленно, грея о стакан озябшие пальцы. В вагоне было холодно. Снова принимаясь за работу, Сталин накинул на плечи шинель.

Своим четким и ясным почерком он писал Владимиру Ильичу:

"Расследование начато. О ходе расследования будем сообщать попутно. Пока считаем нужным заявить Вам об одной, не терпящей отлагательства, нужде III армии. Дело в том, что от III армии (более 30 тысяч человек) осталось лишь около 11 тысяч усталых, истрепанных солдат, еле сдерживающих напор противника..."

Сталин задумался: "Надо, чтобы красноармейцы сразу почувствовали заботу тыла... Тогда настроение у них окрепнет..." .

Снова наклонившись над столом и обмакнув перо в черлильницу, он продолжал писать:

"Присланные Главкомом части ненадежны, частью даже враждебны к нам и нуждаются в серьезной фильтровке. Для спасения остатков III армии и предотвращения быстрого продвижения противника до Вятки (по всем данным, полученным от командного состава фронта и III армии, эта опасность совершенно реальна) абсолютно необходимо срочно перекинуть из России в распоряжение командарма по крайней мере три совершенно надежных полка..."

В дверях показался секретарь.

- Товарищ Сталин, фельдъегерь прибыл, - тихо сказал он.

- Хорошо...

Закончив письмо и подписав, Сталин передал его секретарю:

- Ознакомьте Феликса Эдмундовича... Попросите тоже подписать... А в исполком сообщите, что заседание будет в одиннадцать тридцать.

Секретарь вышел.

Сталин закурил трубку и подошел к висевшей на стене географической карте России. Он долго стоял перед нею. Потом опять вернулся к столу.

За стенами вагона гудел ветер, мела пурга, звенели от мороза телефонные и телеграфные провода, слышались мерные шаги постовых. Фельдъегерь во всем кожаном, на ходу поправляя сумку, бежал по заснеженным станционным путям к настойчиво свистевшему паровозу.

...Два дня в поезде Комиссии ЦК шла напряженная, не прекращавшаяся ни днем, ни ночью работа. Сталин выезжал в город - в губком партии, в исполком. Как и в первый день, в Комиссию ЦК являлись военные работники, комиссары и командармы, губкомовцы и члены президиума обоих исполкомов - Пермского и Вятского. От Шестой армии была вызвана делегация, в состав которой вошла и Гринева.

Буквально с каждым часом выяснялись все новые подробности сдачи Перми, становилась все яснее как общая картина пермской катастрофы, так и та роль, которую сыграли в ней отдельные лица.

Люди чувствовали, что только один Сталин может разобраться во всем этом, только он может направить поток событий в нужное русло, повести людей по верному пути, отбросить все негодное, все мешающее успеху, развеять растерянность, которая овладела даже теми, кто мог, умел и хотел работать по-настоящему.

Перелом наметился уже на второй день. На фабриках и заводах, в штабах и войсковых частях, в городских учреждениях и даже на улицах - всюду люди заговорили о том, что теперь все пойдет иначе.

Настроение заметно улучшилось.

Это почувствовал и Фролов.

Паровоза, обещанного Гриневой, он не стал дожидаться. Поезд выходил раньше. Пришлось трястись в переполненной военными, душной теплушке. Ночью только и было разговора, что о Перми. Именно в эту ночь Фролов окончательно осознал всю серьезность пермских событий. То, что так волновало его вчера, теперь, по сравнению с пермскими событиями, показалось ему не столь уж значительным и важным. "Товарищ Сталин занят разрешением таких огромных, первостепенных вопросов... До нас ли ему сейчас? Могли бы и сами как-нибудь справиться..."

По обеим сторонам дороги тянулись необозримые леса. В теплушке нечем было дышать. На нарах, построенных в два этажа, лежали и сидели люди. Фролова мучила жажда. Ночь, проведенная в дороге, казалась ему бесконечно длинной, и он с трудом дождался утра, когда поезд, наконец, остановился возле дощатого барака станции Вятка Котласская.

Увидев неприветливые станционные постройки, поломанные заборы, толпу крестьян, сидевших прямо на снегу со своими корзинами и мешками, Фролов окончательно приуныл. "Ни помыться, ни привести себя в порядок, - с раздражением думал он. - Выпить бы хоть воды, что ли..."

- Кипятильник тут у вас есть или нет? - опросил он встретившегося ему на перроне путевого рабочего.

- Пойдем... - ответил тот. - Есть бачок, ежели деревня не выпила.

- Ну и станция, - проворчал Фролов, следуя за быстро шагавшим рабочим, - неужели воды нельзя запасти? Ведь она же не по карточкам!..

- Да, правильно, что говорить... безобразий не оберешься!.. - рабочий мотнул головой. Некоторое время они шли молча. Вдруг рабочий радостно сказал: - Ну, теперь, слава богу, товарищ Сталин приехал... Не слыхал разве?.. - Уже приехал?

- А как же! От Ильича с полным мандатом!.. Взять хоть бы наш транспорт... Приезд товарища Сталина будто душу в нас вдохнул, ей-богу... А то ведь ни туды, ни сюды. Теперь пойдет дело! И Пермь скоро наша будет! Недолго похозяйствуют господа колчаки!

Они поравнялись с бачком, возле которого стояли люди с чайниками и кружками.

- Вот и бачок! - сказал рабочий. Ну, прощевай пока. Комиссар какой, что ли?

- Комиссар, - улыбнулся Фролов.

- То-то, - сказал рабочий, кивнул и скрылся за дверью путевой будки.

Становясь в очередь за водой, Фролов почувствовал, что настроение его вдруг изменилось. Станция уже не казалась ему такой унылой. "Теперь пойдет дело", - вспомнил он слова рабочего и, посмотрев на часы, заторопил старика, стоявшего у крана с большим чайником в руках.

Напившись воды, Фролов расспросил, как ему пройти к главному вокзалу. Путь предстоял далекий.

Город был завален свежим, только что выпавшим снегом. Выглянуло солнце, и Фролов совсем повеселел. Выйдя на проспект, он увидел обоз, далеко растянувшийся по улице. Неожиданно из-за угла появились сани, покрытые меховой полостью. Молодой красноармеец, стоя, управлял лошадьми. Повернув к обочине, он протяжным криком предупредил возчиков, степенно шагавших вдоль обоза. Те кинулись к своим возам.

Сани быстро промелькнули мимо Фролова.

За облучком сидели двое. Один был в бекеше к в фуражке защитного цвета. Рядом с ним сидел широкоплечий человек в солдатской шинели и меховой шапке-bull;ушанке.

"Сталин!" - с радостью подумал Фролов.

Вагон Вологодского штаба находился на запасных путях. Когда комиссар Фролов вошел в купе Гриневой, там уже толпились военные и штатские люди.

Но Гринева тотчас заметила его.

- Успел! - сказала она, крепко пожимая ему руку. - Очень хорошо... Товарищ Сталин приехал...

- Как же! Знаю!

- Теперь все знают, - сказал похожий на мастерового, пожилой мужчина с лохматой шевелюрой. - Достанется кое-кому из наших вятских! Эх, черти драповые!

Мужчина засмеялся, улыбнулась и Гринева.

- У тебя письменный доклад или "устный? - обратилась она затем к Фролову:

- Устный, - смущенно ответил Фролов. - А требуется письменный?