Ну а если, к примеру, не он пьян, а я,
И такое мне слышать обидно?
Ну а если напьется мой друг Питачок,
На Свинью ведь обидится хрюшка?
Пусть он весь состоит из двух слов: пить и чок!
Он в любом состоянии - душка!
Прочему ж как Свинья, а не как Бегемот?
Не Жираф или, скажем, не Страус?
Я задался проклятым вопросом - и вот
Разобраться напрасно стараюсь...
Почему не как Слон? Не как Лев? Не как Кит?
А ведь Кит мог бы выпить изрядно!
(Пусть он рыба, но все-таки Кит знаменит!)
Нет, ребята, тут что-то неладно!
Почему, наконец, я не пьян как Медведь?
Вот особенно что интересно.
Я всю жизнь был Медведем и ведь
Мне Медведем быть только полезно!
Вопрошалка Всем очень понравилась. Правда, Бух сразу честно сказал, что так и не смог придумать рифму к слову Фламинго (то есть, конечно, придумал, но ширинка не подошла по смыслу). А Сава заметила, что Кит млекопитающеееся. Ну, и Питачок, раскрасневшийся от удовольствия, все-таки признался, что для него Свинья - оскорбление совсем не обидное. И предложил чокнуться за Винни. И все чокнулись.
И так они чокались все дни Дня Рождения Винни-Буха.
x x x
Дальше в году был еще один Празник, такой древний, что его название забылось, поэтому его называли просто Празник.
Название, как уже, кажется, говорилось, уже забылось, но зато еще помнилось, как его еще отмечать. Надо облачиться в белые одежды (Все использовали для этого простыни, и только Питачок - наволочку), встать в круг и следить за Зимним Солнца Стоянием.
Это просто. Смотришь на зимнее Солнце и ждешь, пока оно остановится. Первый кто заметит, кричит: Я вижу, о, священные руны, великое Солнца Стояние. Ну, как в гори-гори-ясно. А потом все идут и пьют таинственные друидские настои (портвейн подойдет) и бальзамы древние (не меньше трех звездочек).
Почему-то первым остановку Солнца всегда замечал Питачок в наволочке, и Ё в попонке из простынки ему всегда завидовал и даже подозревал.
А потом наконец-то наступал Ураза-Байрам.
Что это такое, никто не знал. Но зато Все знали, что месяц поста кончился и теперь можно погулять по-настоящему. Собственно, к этому моменту по-настоящему уже и гулялось. В угаре Кролик несколько раз даже предлагал зарезать жертвенного барана. Но Ё всегда выступал резко против.
И вот наконец наступало католическое Рождество - самый домашний Празник.
Тут все сидели по домам и пили. Католическое Рождество, как известно, бывает Белым и Красным. Если пили белую - то оно было Белым. И наоборот. В общем, для кого какое получалось католическое Рождество.
А буквально через несколько дней (никто не сказал бы точно, через сколько) приходил Новый год! Самый любимый и самый главный Празник!
x x x
К встрече Нового года начинали готовиться заранее: садились за стол за два дня. Провожать Старый год, вспоминать все хорошее, что в нем было. А хорошего было столько, что меньше, чем за два дня, и не вспомнить.
Провожали, конечно, водкой, а вот шампанское оставляли для встречи Нового года. Как Бух написал:
А вина не пей
Это для гостей.
Но когда водка кончалась, пили и кислое пенистое вино, которое Кролик называл шампузой.
Питачок еще любил бросить в бокал кусочек шоколадки и смотреть, как она сначала, плавно покачиваясь, ложится на дно, потом долго покрывается пузыриками, а потом медленно всплывает сквозь толщу прозрачного желтоватого вина - и снова тонет. За этими перемещениями он мог наблюдать часами. Но шампанское тоже кончалось.
В общем, устраивать встречу Нового года тоже удавалось неоднократно (хотя и не столько раз, как День Рождения Буха). Или проводы Старого? Так или иначе приходилось снова собирать на стол, замораживать шампанское, рассаживаться... И дальше провожать Старый год - водкой. Ну и шампузой. Приходилось.
Часа за два до Нового года вдруг вспоминали, что не нарядили Елку.
- Ой-ой-ой!
- Бли-ин!
- Е-мое...
И все скорее бежали к Елке - кто с мандарином, кто с кусочком фольги от шампанской бутылки, кто с чем. Елочных игрушек в Лесу, к сожалению, не осталось - побили.
И ведь главное, обидно, что побили не случайно, а специально. Ради куража, который случался между Новым и Старым Новым годами, сами стреляли по блестящим шарам на Елке из старого ружья Кристофера Робина, которое Сава называла АК-47. АК - Аружие Кристофера, а 47 - просто так, для красоты.
И еще так обидно, что стреляли Все (хотя обычно промахивались) и теперь не на кого было обижаться.
А ведь и еще есть обидное! Само ружье АК-47 позже потом куда-то потерялось, а елочных игрушек-то уже и не осталось.
Осталась только надежда на китаезов-экспортеров.
Пока же Винни лез на Елку с тем, что принесли: кто - мандарин, кто блестящую бумажку, кто - конфету, ну и - кто-что.
Зато сама Елка была - не позавидуешь. Высокая, густая, с мохнатыми лапами, раскинувшимися правильной ярко-зеленой пирамидкой. Просто чудо-ель.
- Никому не позавидуешь, - удовлетворенно каждый год отмечал Ё, стоя в сторонке. - Пусть сами нам завидуют.
А что? И было чему. Тут светился мандаринчик, там - другой, а там поблескивала в лунном свете фольга, где-то ярким пятнышком виднелась конфетка, а кое-где - кто-что.
Тут к месту вспомнить, что они всегда забывали убрать Елку. То есть не в смысле красиво убрать - про это-то как раз всегда вспоминали, за целых два часа! - а вот забывали потом убрать с нее игрушки. Ну, украшения. То есть только первые два месяца забывали, а потом - чего уж. Скоро Новый год.
Конечно, за год, который из нового постепенно становился старым, - или несколько таких годов - украшения тускнели, частично их растаскивали птицы, но волшебной новогодней ночью Елка словно начинала сиять изнутри, и всем становилось ясно, что приходит Новый год.
Тут Бух трескался с дерева (Елки) и Все скорей бежали садиться за праздничный стол.
И только успевали сесть, как раздавался бой курантов. Слабо так раздавался, издалека - то ли с Биг-Бена, то ли со Спасской башни долетал. Хлопали пробки, пенилось шампанское и Все кричали:
- С Новым годом! С новым счастьем!
И Все были счастливы.
x x x
Дед Мороз приходил в самый разгар веселья. Настоящий.
Волшебный Лес Дед оставлял - как самое вкусненькое - под завязку. И конечно, после всех предыдущих гостей Мороз был тепленький. Под завязку. Шапка сдвинута на затылок, белая борода всклокочена, сам весь расхристанный и все время хохочет:
- Хо-хо-хо!
А Снегурочка до Леса не добиралась ни разу.
- А я эту, как ее, Снегурку назад, вишь, потерял, хо-хо-хо! Бобылем, е-кэлэмэнэ, обратно остался...
Дед с мороза махал целый бокал, шумно занюхивал локтем - Хороша! Хо-хо-хо! - и продолжал:
- Народ-то как гуляет, хо-хо-хо! Как гуляет! Знать, стали люди жить хорошо... А можа, и совсем плохо, коли так гуляют! Хо-хо-хо!
И Дед Мороз опять махал. Он никогда не закусывал, что Всех поражало.
- А главна каждый норовит этого - того самого! Хо-хо-хо! Значит, залили глаза - и к лебедушке моей малолетней, к этой, как ее... Снегурочке! Ну, японский бог, ну, что за народ! Я об них чуть посох не обломал, все по рукам, да по рукам, да по лапищам! Так их, так их, так! Хо-хо-хо! А не уберег, вишь. Забыл где-то. Может, позовем? Все хором? Снегурочку? А?
- Да вы пейте, пейте, не стесняйтесь, - говорил тут Кролик, Дед, конечно, тут же выпивал и снова принимался хохотать.
Атеист Кролик относился к Деду Морозу с повышенной почтительностью. Будучи атеистом, он однажды - в какой-то из прошлых Новых годов - потихоньку подкрался и со всей силы дернул за седую бороду. Думал, оторвется... Дед охнул и так протянул его посохом вдоль спины, что у Кролика заплясали в глазах кровавые зайчики.
Посох Деда Мороза был разрисован звездочками и снежинками. И удар этот у него был хорошо поставлен: ситуация-то типичная. А он настоящий.
