капитализм - вместо " мироед, кулак " или даже "эксплуататор, буржуй" (К): что говорится про конкретного человека, крестьянина - от лица искренне презирающего его пролетария, и т.п. По форме, собственно, и здесь метонимия, но гораздо менее обычная - целое вместо части (а не наоборот). Сравним с утверждением:

"на палый лист или брошенный на дороге лапоть Платонов смотрит как бы через призму вселенной и вечности" (Сейфрид 1987).

То же самое явление описывают и другие исследователи языка Платонова, но, правда, более удачного названия они этому не предлагают:

"свойства, качества состояния, присущие живому существу или объекту природы, [бывают у Платонова] приписаны абстрактному социально-политическому явлению:

надо лишь сберечь детей как нежность революции...(К)" [Рабдиль 1998: 76]; и далее тот же автор по поводу замены частного на общее в примере

мужик же всю жизнь копил капитализм (К)

"мена частного *капитал на более общее капитализм сразу меняет масштаб изображения в сторону глобального обобщения" (там же: 78).

На мой взгляд, замеченные многими платоновские нарушения привычной метонимичности лежат в рамках еще более общего приема, который можно охарактеризовать как "вынесение наружу", или овнешнение языка, с отстранением автора от своей собственной речи, что связано, конечно, с процессами определенного "уродования и выхолащивания" языка, идущим как бы и в угоду, с подстраиванием под язык "простого народа", но и - с одновременно присутствующим процессом пародирования этого официального, навязываемого народу извне языка, в платоновском случае - с пародированием языка диктатуры и тоталитаризма. Этот мотив представляет собой важную константу поэтического мира писателя и далее я попытаюсь разобрать его более подробно.

Каковы конкретные примеры такого нарочитого "выведения наружу", или "вынесения напоказ" того, что показывать и обнаруживать, вообще говоря, не принято? Начнем с движения изнутри - наружу. Это движение выводит нас (читателей и "наблюдателей") - из привычно замкнутого в непривычно открытое, распахнутое, неуютное пространство. Как мы увидим в дальнейшем, у Платонова представлено и движение в обратном направлении, уводящее уже снаружи внутрь, далеко вглубь предмета или явления (также с нарушением законов нормального, привычного нам устройства мира).

Сербинов открыл окно в воздух... (Ч)

Такого рода смещение в словоупотреблении для Платонова вообще очень характерно. Его герои не просто где-то оказываются, живут, куда-то входят и откуда-то выходят / ищут пищу / отворяют окна (как здесь, или двери), но находятся всегда в целостном пространстве, как, например:

Вощев очутился в пространстве (К). Да и сам мир представлен Платоновым как простертый, а небо - как разверстое (К) над его героями. Почему? Зачем?

Еще один сходный пример:

Вощев отворил дверь в пространство (К).

Сравним с естественным комментарием к нему:

"Бытовое движение в конкретном окружении вдруг выводит в широкий мир, во вселенную: подчеркивается одновременно и включенность человека в мировую жизнь (метафизическая укорененность человека в мире), и его экзистенциальная "брошенность" в мир, одиночество, сиротство" (Левин 1989).[74]

В исходном платоновском примере гораздо "нормальнее" было бы, конечно же, сказать так:

а) Сербинов открыл окно / окно [75]

С одной стороны, ситуация 'открывания окна во (что-то) / или на (что-то)' связана с тем стандартным действием, что через окно смотрят и, тем самым, окно как бы на что-то уставлено, направлено - на то, что может из этого окна увидеть смотрящий через него человек. Здесь - как бы сделавшийся стандартным для самого языка троп, поэтический перенос, с олицетворением того помещения, где человек находится, по функции самого наблюдателя. Как бы расширяя свои границы до размеров комнаты или дома, мы смотрим наружу, вовне себя - через окна-глазницы. Обычно было бы в этом смысле услышать что-то вроде:

аа) окно выходит (смотрит, глядит) в сад/ в поле/ на улицу/ на море/ на юг и т.п.

При этом сказать: окно выходит в коридор - заметно лучше, чем: открыть окно в коридор - именно потому, что несколько иная (чем с 'открыванием') ситуация 'выхода (куда-то)' вполне нормально допускает, например, выражение окно выходит в коридор / на черную лестницу / на стену соседнего дома, тогда как ситуация 'открывания окна (куда-то)', видимо, требует от расположенного вблизи пространства, с одной стороны, большей 'открытости, простора для взгляда', чем это может предоставить коридор или задняя лестница, а с другой стороны, еще и некоторой 'предметной явленности и оформленности того, что можно в результате такого открывания видеть, наблюдать через появившееся отверстие'.

Так же, кстати сказать, и иная, хоть и родственная 'открыванию окна', ситуация - 'открывания двери' связана со стандартным положением вещей: дверь выходит / ведет (во что-то / к чему-то). И для нее необходимо, чтобы через дверь можно было бы (хоть куда-нибудь) выйти. Например, в переносном значении открыть (т.е. прорубить) окно в Европу - действие осмыслено как 'сделать возможным хоть поглядеть (т.е. хоть как-то оценить) иностранную (европейскую) жизнь' (тут окно переосмыслено как око), а отсюда дальний перенос: 'сделать сообщающимися (т.е. свободными для перемещения и взаимообмена) два пространства, внутреннее - российское, исходно традиционно замкнутое от внешнего мира, и внешнее - иностранное, космополитическое, открытое', где внутреннее, как всегда, представляется тесным, недостаточно просторным, душным и т.п. "Шаг" в таком переосмыслении - к 'возможности свободного перемещения из внутреннего во внешнее пространство' происходит несмотря на то, что выходить (куда-либо) через окно совсем не так удобно, как через дверь. Но здесь оказывается важен, по-видимому, именно волевой момент прорубания окна (в исходно сплошной стене из бревен).

С другой стороны, и воздух в исходном примере никак не может быть тем "объектом", который следовало бы "наблюдать", т.е. на который можно было бы смотреть, остановить внимание, или с которым можно как-то сообщаться - через открываемое окно. Но Платонов с этим как будто не считается и ставит под сомнение саму неодушевленность воздуха.

Сдвиг значения сделан, очевидно, по аналогии с тем, что происходит в (опять-таки переносном) выражении:

б) открывать / распахивать окно в , - где тоже, собственно, невозможно "разглядеть" никакого реального объекта, но при этом сам ночной мрак, темнота, метафорически представлены как некий квазиобъект. Быть может, Платонов таким словоупотреблением и хочет сделать специальным объектом наблюдения - сам воздух.

Ведь воздух необходим человеку для дыхания. Дыхание - стандартная метонимия жизни вообще. Значит, за таким "остранением" у Платонова, возможно, стоит дополнительный смысл (помечаю и его - как Предположение угловыми скобками с предшествующим ему вопросительным знаком, дополнительно обозначающим его неопределенный статус):

в) .

Это дополнительное осмысление, вычитываемое из платоновской фразы, хорошо согласуется с тем, что у воздуха необходимо имеются в языке коннотации 'невидимого ментального пространства',[76] через которое осуществляется общение людей (т.е. как бы того пространства, которое вполне "прозрачно" для коммуникации). Оно имеет непосредственное отношение к человеческому "духу" - тому, где носятся идеи, где атмосфера чем-то пронизана / пропитана, где может веять духом... и т.д. и т.п.

Для того чтобы выразить еще один, привходящий и, так сказать, еще более обычный, почти тривиальный в данной ситуации смысл, должно было бы быть сказано, например, так:

г) Сербинов открыл окно воздуха

как Платонов, собственно, и говорит в другом месте (хотя и там нарушая нормальную сочетаемость) - когда Гопнер с Двановым в "Чевенгуре" садятся на пороге дома, выйдя на улицу с партийного собрания:

Из зала было распахнуто окно для воздуха и все слова слышались оттуда.