Был свой бизнес и у Соколят. Мозговым центром их банды стал молодой вундеркинд из Харькова Николай Костючков, учредивший внешнеэкономическую ассоциацию "Эй-би-эй". С помощью пресловутых фальшивых авизо Костючкову и его подручным удалось похитить из банков Подмосковья без малого 30 000 000 долларов! Использовав остроумную цепочку финансовых операций, он переправил большую часть этих капиталов в банки Западной Европы. Говорят, что вскоре харьковчанин стал одним из богатейших предпринимателей столицы. Когда в Москве было всего пять "Линкольнов" с шестью дверями, два из них принадлежали Костючкову. Удачливый бизнесмен спонсировал того же Юдашкина, ручкался с Руцким и Жириновским. Завел Костючков дружбу и со знатными правоохранителями.
Начальник хозяйственного отделения московского Управления внутренних дел на водном и воздушном транспорте майор Рябов познакомился с Костючковым, когда тот попросил помочь майору с авиабилетами. Завязались тесные "партнерские" отношения. Их венцом стало обналичивание похищенных Костючковым денег через магазин пайков и заказов, находившийся в ведении Рябова. Между магазином и одним из дочерних предприятий костючковской ассоциации "Эй-Би-Эй" ТОО "Пасьянс" был заключен фиктивный договор, по которому полагалось получить 500 миллионов рублей в "Элексбанке". Правда, операция сорвалась: руководство банка своевременно обнаружило липу и выдачу наличных прекратило (40 миллионов обналичить все же успели).
Костючков в долгу перед Рябовым не остался: майор и еще несколько важных милицейских чинов - в том числе начальник отдела ХОЗУ областной милиции, замначальника управления подготовки кадров ГУВД Москвы, начальник Московского УВД на воздушном и водном транспорте (все сплошь полковники и подполковники) - отправились в вояж по Италии. При получении загранпаспортов, которое также организовал Костючков, все они были представлены как сотрудники "Эй-би-эй". А поездка была, по бумагам, не туристическая, а сугубо деловая.
Флоренция и Венеция Рябову понравились. Взаимовыгодное сотрудничество с Костючковым продолжилось. Следователи отследили, к примеру, такую любопытную операцию. Фонд "Дети Москвы" разместил на складе у Рябова несколько десятков тонн гуманитарной помощи. 25 тонн должны были отойти малообеспеченным и многодетным семьям сотрудников УВД, а также семьям погибших. Кое-что действительно отправилось по назначению. Но 20 тонн из 25 было *раздарено* работникам транспортной прокуратуры, того же управления кадров и прочим "нужным" правоохранителям, а также - сотрудникам фирмы "Эй-би-эй". Вскоре пушкинцы стали считать майора своим человеком. Говорят, он подружился и с матерью Костючкова Раисой, и с убитым впоследствии Сергеем Соколовым, и многими другими симпатичными жителями тихого подмосковного городка. В тот же период эксперты отмечают целую серию странных манипуляций со складским товаром.
Заслуги Рябова начальство оценило. Когда он уже фигурировал в деле Костючкова, его внезапно переводят на должность заместителя начальника отдела по работе с личным составом (хотя Рябов, выпускник пищевого института, не имеет даже юридического образования) и досрочно присваивают звание подполковника.
А вскоре ему предъявляют официальные обвинения: хищение государственного имущества в особо крупных размерах, получение взятки в особо крупном размере (в качестве таковой рассматривалась поездка в Италию), должностные подлоги и злоупотребление служебным положением.
Но высокопоставленные покровители, вероятно, не понаслышке знакомые с богатым содержимым складов Рябова, в беде его не оставили. С уголовным делом против подполковника, видимо, не случайно выделенным в отдельное производство (так проще всего любое дело прикрыть), происходили такие же чудеса, как и со складским товаром. Из Генпрокуратуры его отфутболили в прокуратуру Москвы, оттуда - в транспортную прокуратуру, оттуда - снова в Генеральную, оттуда - снова в транспортную. А Рябов тем временем долго и упорно лечился в госпитале. К тому моменту, когда он окончательно вылечился, все подозрения в его нечистоплотности уже отпали. Следствие прекратили.
А вот Костючкова все же отправили за решетку. В его отсутствие несколько прибыльных торговых домов возглавил Анатолий Соколов. А харьковский вундеркинд продолжал давать ему ц.у. прямо из тюрьмы.
"{Толик, брат! Мы не должны потерять друг друга. Я знаю, как завидовали другие нашему единству... Толик, мы обязательно сделаем нашу организацию сильной - обязательно. Главное, чтобы каждый из нас знал - мы опора друг другу, которую можно снести только с головой и с нашими миллионами. Какое настроение у пацанов? Ты же знаешь, что кто-то очень рад Серегиной смерти[Позже Анатолий Соколов говорил, что убийство его брата Сергея заказал прямо из тюрьмы сам Костючков. (Здесь и далее прим. авт.)]. Толик, не запускай "Би-эм-си"[Торговый дом, принадлежавший Костючкову.]. Это место нужно сохранить до моего освобождения. За два года на воле мы сделаем все, что нам нужно. Что касается тюрьмы - в глазах всех достойных пацанов я в грязь лицом не ударю. Что с финансами? Трудности большие? Пиши обо всем. Если есть "белый порошок" - хоть вспомнить! - загони, когда сможешь. Если даже сейчас к этому отрицательно относишься, сделай. И передай денег либо в рублях тысяч 700 или 500 долларов купюрами по 50".
А вот какие записки в это время писала его мамаша:
"1. Вариант освобождения под залог и на доследование, под залог желательно к 2 декабря, к дню рождения. 35 + благодарение. 2. Вариант под залог к 2 декабря и признания невиновности по окончании суда. 35 + 65. Вопросы решаются в течение недели. Любые после вашего сообщения}".
Но всем этим планам не суждено было исполниться. У Костючкова не было такого сильного прикрытия, как у подполковника Рябова. Судебный процесс над ним начался в ноябре 1996 года в Раменском суде. Несмотря на то что многочисленные тома этого небезынтересного уголовного дела отослали в глухую периферию, в самый что ни на есть заштатный суд, процесс все-таки мог бы стать сенсационным. Дело в том, что показания чуть было не согласился дать сам Анатолий Соколов, брат убиенного Сергея.
Он неожиданно для всех отослал в несколько инстанций заявления, что хотел бы дать показания по поводу бизнеса "братана" Костючкова но только не на суде, а в более конфиденциальной обстановке. Поскольку опасается за свою жизнь. (Как оказалось, не зря.) Он мог бы рассказать все, как было на самом деле, показать, где спрятаны вещественные доказательства, способные решить судьбу и самого Костючкова, и руководителей его дочерних фирм, получавших деньги на расчетные счета своих банков, а затем привозившие наличные рубли (или, чаще, доллары) прямо в сейф к "финдиректору" пушкинской группировки.
О причинах такой откровенности можно было только догадываться. Говорили, что выживший Соколенок решил завязать - и с криминалом, и с наркотиками. Он отошел практически от всех дел своей "братвы", не участвовал в "стрелках" и разборках, вел весьма скромный и даже уединенный образ жизни. Более того, долго и упорно лечился от наркомании и добился в этом деле кое-каких успехов.
Но, увы - у "бригадира" век не долог, если перефразировать известную строчку из песни Окуджавы. Уход от насущных проблем родного бандформирования "братишки" воспринимают как предательство. Готовность давать показания - стучать! - даже против не самого авторитетного борца - как предательство вдвойне. Соколенку оставалось только одно: "мазать лоб зеленкой".
В ночь под Новый год он нарушил свой обет отшельничества появился-таки в родной компании. И сорвался - выпил лишнего. Дальнейшее было делом техники. И даже не потребовалось идти "на мокрое". Услужливый приятель предложил ему "нюхнуть". А Анатолий, которому было нельзя, себя уже не контролировал. И нюхнул...
