- Как бы не на трех нарах, с его-то комплекцией и связями, - добавил Данилов, - мы тут взяли в совхозе первые три фуры, так сопровождающих троих чмошников на следующее утро велели отпустить. Под подписку. Кто-то сверху позвонил. А дело готовятся передать в Московскую транспортную прокуратуру. Обидно!

Серафимова понимающе кивнула и вспомнила про "лифтера" с неолитературной фамилией Запоев. Передали наблюдение за домом стиховщицы Даши Ату - любовницы подозреваемого в районе Таганки не кому иному, как Авокадову.

Что он может?.. Слушать ее откровения:

Я под тебя подсунула мочало,

Я от тебя не делала аборт.

И чтоб с тобой начать опять сначала,

Назначил меня женщиною черт.

Нонна Богдановна, не слушая галиматью, бросала сочные, как гранатовый сок, взгляды на Данилова, смотрела, а у самой мороз по коже пробегал, и в голове крутилась цветаевская строка:

"...как он красив, проклятый..." И невозможно было оторваться от этого лица.

Данилов успел еще поведать, как вышли на Торговое агентство, через которое осуществлялись закупки, и кто в болгарской фирме-грузоотправителе командовал, а также договорился с Нестеровым и Серафимовой, куда определить задержанных и арестованных. И тут его попросили к телефону.

Возвратившись, он обратился к Серафимовой и Братченко:

- Появился. Поедете? - Теперь он уже смотрел только на нее.

Не могла же она отказаться!

- Основания у нас достаточные, - забеспокоился Нестеров, хрустнув суставами, и сам же ответил: - Даже в переизбытке. Вперед. Алтухову в ночь лететь, а нам с Женечкой его провожать, так что вы уж там сами.

Нестерову действительно нужно было проводить Алтухова, времени на ЦУ оставалось в обрез: до отлета - три часа.

Тем более что Женечка была женой Алтухова.

ЖИТИЕ ТАМОЖЕННИКА

Отряд быстрого реагирования, отданный в распоряжение Данилова, работал на другом объекте.

Юрий Алексеевич попросил его подъехать к дому Овечкина, как только ребята освободятся. Вдобавок ко всему у Братченко машина не завелась. А поскольку на стоянке ФСБ Братченко оставлять машину отказался наотрез, ибо до сих пор дрожал от волнения, посещавшего его в этих стенах, Серафимова оставила его разбираться с аккумулятором. Даже настояла, чувствуя нарастающее волнение. Отпустив свою машину, она подсела к Данилову, и они вдвоем поехали на Разгуляй. У Данилова была включена рация, он сосредоточенно глядел на дорогу, был серьезен и скован.

- Давно в таможне? - спросила Серафимова. - Откуда вы?

- Коренной москвич, начинал после института в Комитете. Владею французским, итальянским, румынским. Учитывая опыт работы на границе и за границей, взяли в таможню.

- А семья?

- С женой разошлись два года назад.

- Другая женщина?

Данилов усмехнулся, бросил на нее внимательный взгляд:

- Да, похоже, совсем другая.

Они проехали на Покровку, и через десять минут впереди зазеленел Богоявленский собор. А вот и дом Мусина-Пушкина. Данилов проехал вперед, почти к самой Елоховке, свернул вправо возле сквера и съехал вниз по темному заросшему переулку.

- Мои провели разведку. Вот этот дом, окна на нас выходят. То бишь во двор.

- Я наручники в машине забыла, - спохватилась Серафимова, ей стало неловко за свою беспечность.

- Ничего, у меня тут есть в бардачке, вот, - Юрий Алексеевич перегнулся через нее, чтобы открыть крышку. - Только они малость барахлят, не открываются.

- Главное, чтобы закрылись, - улыбнулась она. - Холодно у вас. Печка не работает?

- Да, машинка десять лет назад свой гражданский долг выполнила, теперь сверх плана работает... А вот и мои ребята. Видите, бежевая "четверка"?

- Нам лучше вон на той площадке остановиться, - предложила Серафимова, - под деревьями.

Началось долгое, затянувшееся ожидание. Свет в окнах Овечкина не горел. Данилов принял решение прозвонить квартиру, набрал номер.

- Алло, - ответил женский голос.

Данилов отшвырнул от себя аппарат:

- Женщина.

- Что ж вы так на женщин-то реагируете? - воскликнула Серафимова испуганно. - Прямо как на тараканов. Женщину случайно не Дашенькой звали?.. У меня есть одна на учете, представляется - "из московской интеллигентной семьи", стихи пишет. Ну, насчет "интеллигентной", думаю, здесь ее кто-то обманул...

Из дома то и дело выходили крутые качки в пиджаках прямо поверх футболок. К дому подъезжали блещущие в вечернем сумраке иномарки, огромные, длинные, вызывающие уважение.

Данилов тайком изучал следователя, поглядывал то на нее, то на подъезд, который был за ее спиной. Нонна Богдановна сидела лицом к Данилову и рассказывала ему про свое расследование.

Он с интересом слушал и все больше удивлялся, как эта холеная красивая женщина может расследовать убийства, гоняться за опасными преступниками и вообще ходить по острию ножа.

- Наверное, ваши близкие очень переживают за вас, - заметил он, чтобы узнать что-нибудь о ее близких. - Я, наверное, никогда не смог бы в "мокром" отделе работать, не потому что опасно, хотя и поэтому тоже, а просто навыки уже сформировались другие - специфика.

- Я живу одна, а единственный, кто обо мне заботится и волнуется, это мой психиатр Миша Буянов. Он, кстати, предсказал мне сегодняшние события.

- Наверное, он влюблен в вас?

- Нет, что вы, у них, у психиатров, тоже специфика - в пациентов не влюбляться, все как в Америке...

- Профессиональная этика?

К дому всё подкатывали и подкатывали красивые машины: жулики и бизнесмены закончили рабочий день, их натруженные руки устало болтались веером, как батончики одесской колбасы.

- Куда же он делся? - спросил своих Данилов. - Вы же сказали - на месте?

- Был, Юрий Алексеевич, мы в квартиру с дороги звонили. Подъехали машины нет, свет не горит. Подождем, тем более в доме кто-то есть.

- Юра, посмотрите, - взглядом показала Серафимова.

Данилов оглянулся. Со стороны Спартаковской улицы спустилась красная спортивная машина, въехала во двор и остановилась у подъезда.

- Наша? - запросил Данилов оперативников, дежуривших в своей машине за детской площадкой, с другой стороны подъезда. Дом был высокий, белый, постройки семидесятых годов. В окнах его уже горели люстры и лампы, и Серафимова иногда бросала взгляд на эти люстры, ей нравилось рассматривать, у кого какие люстры и какая мебель, какие занавеси и какие цветы на окнах. Но теперь она уставилась на двоих "лбов", вывалившихся из машины.

- Я их не знаю, - произнесла она.

- Я тоже, но машина Овечкина, номера те же.

- Они вошли в подъезд, - сообщил один из сотрудников Данилова, - идти следом?

- Терпение! Они похожи на телохранителей.

- А если они нам от Овечкина мокрое место оставят? - спросила Серафимова.

У Данилова тоже екнуло сердце. Он подумал и придумал:

- Ребята, перекрываем выход этой "Ауди", подъезжаем все к дому.

ПОРОСЕНОК БОРЯ

В тот момент, когда Данилов повернул свою машину на дорожку, ведущую к подъезду, оттуда вышел Овечкин. Он был в красном спортивном костюме, кроссовках и нес на руках... небольшого розового поросенка.

- Ой, какой хорошенький! - воскликнула Серафимова и поняла, что Данилов не обращает на Овечкина никакого внимания. Догадалась: он не знает Овечкина в лицо. - Юрочка, догоняйте этого товарища.

- Некогда.

- Нет, вы не поняли, это и есть Валерий Васильевич Овечкин, дирек...

Данилов дернул руль, обогнул красный автомобиль, каким-то чудом избежал столкновения со своими, и уткнулся бампером прямо под коленки Овечкина.

- Ты что, мудак, ослеп? - заорал на него Овечкин. - Я же тебя сейчас урою!

Он спустил на землю поросенка, которого вышел выгуливать, затряс своим жидким толстым подбородком и большими пухлыми кулаками.

- У, брат, тебе и боксерские перчатки не нужны. Нонна Богдановна, поглядите, ему и наручники, наверное, будут маловаты, не желаете примерить?