- Вы, молодой человек, слышите звон, да не знаете, где он. Я же говорю, что рубли, то есть деньги, не русские.

Нонна Богдановна подошла к ящику и, ухватив пальцами за боковые стенки, выдвинула его.

Ящик был пуст. Тогда она повернулась к Братченко и тихо проговорила:

- Похоже, когда она нам звонила, преступник или преступница, - она глазами показала на сумочку и туфельки, - были еще здесь, первый ложный звонок от имени Евдокии Григорьевны произведен женщиной. - Потом она обернулась и сказала торжественно: - Ящик пустой.

Евдокия Григорьевна взвизгнула и зашептала, что это не она, что деньги были, пусть поищут.

- Следов борьбы нет, - компетентно заявил Братченко.

Евдокии Григорьевне приказано было дожидаться в гостиной и под страхом уголовного наказания не прикасаться ни к чему, кроме дивана.

Вытащив из-под женщины чужую дамскую сумочку с позолоченным замком, Серафимова и Братченко пошли осматривать всю квартиру. Братченко, здоровяк, крепыш, проныра в хорошем смысле слова, второй год не мог адаптироваться в обществе этой демонической женщины. Стоило ему увидеть Серафимову, как он терялся, замолкал и боялся, все время боялся сморозить какую-нибудь глупость. Но, к сожалению, обычно так и получалось. Серафимова никогда не соглашалась с ним, не проникалась его вопросами, одергивала его и, как ему казалось, надменно давила своим интеллектом.

- А может, эта бабуся сама все прибрала?.. - шепотом спросил Братченко в коридоре.

- Вряд ли. Зачем ей тогда свидетельствовать, что деньги час назад вообще были? Но вы проверьте потом ее квартиру по-тихому, пока старики здесь торчат. Поищите портфель в спальне и заодно проверьте книжный шкаф. Пиджак. Записные книжки. И кто-нибудь удосужится сегодня снимать?

Братченко чуть не прослезился от несправедливой претензии: Серафимова прекрасно знала, что фотоаппарат тридцатилетней давности "Зенит" списан на прошлой неделе из-за отсутствия у прокуратуры денег на пленку, то есть за ненадобностью.

Коридор завернул за угол. Братчеико нащупал выключатель. Яркий свет озарил ухоженную холостяцкую кухню. Было понятно, что кто-то готовился отужинать, и ужин был рассчитан на двоих. Еще не разобранный пакет с продуктами лежал на угловом рабочем столике. Из другого вывалились разные там деликатесы: рыбное ассорти, упаковка свежей клубники, сыр, печенье и небольшой копченый угорь. А на обеденном столе стояла бутылка ликера и два бокала, по краям одного из них виднелся след губной помады. Другой же был пуст и чист. В пепельнице лежал свежий окурок, также со следами помады.

- Снять отпечатки, - проскрипела Серафимова. - Орудие убийства есть?

- Орудие убийства - секс, - пошутил Братченко, на что незамедлительно получил уничижающий взгляд патронессы.

- Виктор Игнатьевич, имейте уважение, - настойчиво потребовала она.

- Извините, Нонпа Богдановна Но как же еще сказать-то, если он в таком виде застигнут?

- В каком таком виде?

- Вам с пола не видно было. На взлете, то есть, можно сказать, раздеваясь, ну, готовясь к этому самому... акту. Там и презервативы на тумбочке...

- Вы опять! Что за словечки у вас?!

- Но была ведь женщина, - укладывая в пакет бокалы и бутылку молочного ликера, проговорил Братченко. - Эх, богатенький, видно, клиент был.

Такой ликер под четыреста рубликов в магазинах.

- Вам виднее, молодой человек. Потом здесь алюминиевой пылью пройдетесь. А теперь посмотрим санузел.

Они вернулись в коридор и открыли дверь в ванную.

Братченко сразу схватил Серафимову в обнимку, ожидая очередного проявления ее профессионального заболевания, но та отбилась и не без кокетства сказала:

- Молодой человек, во-первых, это нужно делать галантнее, а то вы мне, неровён час, ребра переломаете. Во-вторых, мой дорогой, я на женские трупы не реагирую, пора бы знать.

- Буду знать, Нонна Богдановна, - закивал смущенный Братченко.

- И еще, Витенька. Сколько раз я буду повторять, что это ваша прямая обязанность - сразу пройти по всей квартире, и желательно с мерами предосторожности, как в американских боевиках.

- Я не любитель... - проворчал Братченко.

- А вы и не должны быть любителем. Вы должны быть - профессионалом.

Ванная комната представляла собой большой зал с зеркальным потолком и огромными зеркалами вдоль стен, вместивший не только необходимые атрибуты, но и мраморную угловую тумбу, душевую кабину, маленькую датскую сауну и джакузи.

- Проверьте, Виктор, мои подозрения... - повторила Серафимова.

- Да-да, - Братченко приготовился.

- Этот Финк по гороскопу, наверное, рыба, уж я-то в этом разбираюсь.

Братченко обмяк и, кивнув в сторону второй жертвы, спросил:

- А что это она делала такое? На унитаз похоже.

На биде серого мрамора спиной к вошедшим восседала обнаженная женщина. Ее шея была перевязана колготками.

- Это в вашем возрасте тоже пора знать.

Обычная гигиеническая процедура... Кажется, "скорая" подъехала.

- У вас хороший слух, Нонна Богдановна, - подольстился Братченко.

- Нет. У меня вообще нет слуха, Витенька.

Это мой единственный недостаток. Просто они вот в этом зеркале отражаются, видите?

ПРАВО НА ИНФОРМАЦИЮ

Серафимова повела коллегу от несчастной розовотелой девицы, поникшей на биде, с колготками на шее, оглянулась и буркнула с презрением:

- Прости Господи!

Квартира наполнялась народом. Но, к счастью, щепетильный до занудства Устинов уже зафиксировал все возможные следы преступления, собрал и упаковал весь материал для исследования. Время было позднее: уже закончились все сериалы.

Братченко выбежал в прихожую и громко требовал, чтобы все вышли из квартиры, потому что ведется расследование по горячим следам, но сквозь кучку соседей, встревоженных мигалками "скорой" и милицейской машины, протискивались все новые лица: то фотограф из следственного отдела, то увалень-милиционер со страдальческим лицом, то санитары. Извиняясь, пробрался сквозь толпу в холл средних лет щеголеватого вида мужчина с модной короткой стрижкой и трехдневной небритостью.

- Серафимова здесь? - мелодично спросил патологоанатом Княжицкий, а это был он, приехавший со "скорой", - по "лифтеру" еще один "инциндент". Мне привезли девоньку. Изнасиловал и задушил.

- Инцидент, Коленька, "ин-ци-дент". Ой, накажу я вас. Напишите пятьдесят раз это слово, завтра мне занесете, если не застанете, на столе оставьте. Виданное ли дело, чтобы армянка русского денди правописанию учила? Шутка.

- Здравствуйте, Нон-на Бог-да-нов-на, - тепло поздоровался Княжицкий и захватил узкую кисть Серафимовой в обе свои ладони. - Милая Нонна Богдановна, если б не вы, мою диссертацию "Метод установления момента смерти с помощью яиц мухи цеце" подвергли бы жестокому грамматическому осмеянию. Но... в районе заставы Ильича действительно еще одно убийство в лифте. На этот раз потерпевшей оказалась челночница Наташа Ростова. Тоже в лосинах, как и другие жертвы. Между прочим - что-то виктимпое в этом есть. Попробуйте не обратить внимания на женщину в лосинах. Кстати: как уж он гам лифт нашел? Одни "хрущевки". Ребята-оперативники взяли след. То есть, собственно, след взяла собака. И опять пришли на Таганку. Во всяком случае, на трассу, ведущую к Таганке... А что мы имеем здесь?

- Ты же видишь, Коленька. Зарубили начальника Департамента приватизации предприятий торговли и общественного питания господина Финка Адольфа Зиновьевича. Остальные желающие сделать то же самое разошлись с чувством бесповоротно нереализованной мечты. Не слушайте меня, Коленька. Я безумно устала и хочу домой.

Княжицкий элегантно взмахнул кистью и выдал, закатив глаза:

...Финка погубила финка,

мимолетная, как сон.

Выпьем, няня, где же финка,

чтоб нарезать закусон...

- Какие же мы становимся синтетические, как будто и кожа, и мозги, и сердце - все из искусственного материала, Нонпа Богдановна... - они прогулялись к ванной комнате, и Княжицкий остановился перед открытой дверью. - Ба, а вот и "финка, мимолетная, как сон". Нонна Богдановна, тут у вас что, в каждой комнате по трупу? Что скажете о даме, восседающей на биде? Будьте милосердны.