Его позиция абсолютно противоречива. Он пытается частично снять с себя ответственность, это понятно. Его просто прорвало в тот момент, когда Пятачок и Слонопотам стали из себя делать эдаких миротворцев, а его называть главным инициатором, с этим парашютно-десантным полком. Они стали туда ездить, Слонопотам вел переговоры с Новым Тигрой, в то время как политическое решение-то было принято как раз в первую очередь ими. Ну, Слонопотам был премьером, что тут скажешь. А против остальных - бессмысленно говорить про одного, не говоря про другого. Иа был ближе к Винни Пуху, как он считает, за его отставку он его скорее уважает. Пятачок тоже уже не занимал никаких постов. Вообще это его позиция. В отличие от Кенги, скажем, который и выступал, и книги писал, Винни Пух просто молчал.
Иноземцы
Иноземцы уже бедствовали: как натуральные, так и примкнувшие к ним, то есть - из инофирм. До кризиса они чувствовали себя хорошо, но все же нервничали, ощущая определенную неловкость своего положения. Оно, конечно, было хорошим - по деньгам и по социалке, которая им полагалась, но начальники-то чужие. Уже и то, плохо, что чужие, а еще они далеко, с ними не повидаешься и ничего не объяснишь, в Россию только спускаются директивы. Что и не замедлило сказаться, и Россия опять осталась без мидл-класса.
Инофирмы вели себя по-разному. Кто избавлялся от тех, от кого избавиться хотел, кто сокращал штат на две трети, кто - повел себя благородно, компенсируя даже потери из-за перепадов курса рубля (ставки там в долларах, но они законопослушно платят в рублях). Для сотрудников инофирм дело пришло к объявлению в зоопарке: "Страусов не пугать, пол - бетонный", но объяснить это хозяевам не получалось, они предполагали революцию. А Кристофер Робин смирно отдал власть (что ли В.Ю. в Кремле - не ему конечно; Примусу - в стране, не всю, да и на время), основ Российской государственности это не поколебало, но - один момент был.
Госпросветление
Когда второй раз прокатили Слонопотама, а нового письма Кристофера Робина с третьей кандидатурой все еще не было, а не было его весь вторник до вечера, возникла таинственная пауза: вдруг стало понятно, что в стране нет власти, а все живы. Анархия куда там Кропоткину. Надо полагать, это и был судьбоносный перелом в состоянии страны, когда все эти условные "они" стали совсем условными. То есть, их не стало почти вовсе. Государство как бы началось заново в среду 9 сентября 1998 года.
День сам по себе был вполне чудесный: теплый и свежий, осенний с солнцем и легким ветром. А тот кайф, который ощущался зиму, весну и чуточку пропал летом, а с началом кризиса и вовсе окочурился, он возник снова, но уже какой-то другой. Никаких внешних причин ему не было - а была что ли та самая невразумительная русская свобода - как объективная реальность, которая, как и положено объективной реальности, была совершенно невидимой для чужих.
Что ли тот самый хадж по-русски: приличному мусульманину раз в жизни нужно совершить хадж, а у настоящего русского раз в жизни (а чем больше тем лучше) - должен случиться государственный облом. Война, революция, переворот. Произошло - прожил жизнь не зря, а иначе и не считается. Ну а личные последствия не в счет, ибо мелочно.
Видимо, все так и обстояло, потому что Годзилла постановил-таки устроить на Манежной хрустальную часовню: он и раньше хотел, но тогда его заклевали. А в этот раз народ подумал и согласился, что так даже будет правильно. Ставили же часовни от чумы, так пусть будет и против кризиса. Но Годзилла на этом не успокоился и разнес лично какую-то "хрущевку" - в порядке их повсеместного искоренения и замены многоэтажками. А метрополитен развесил на щитах возле станций фотографию радостной девицы с единственным словом: "Улыбнись!", но что именно хотел этим сообщить - осталось тайной.
"Что, хреново? А кому сейчас легко?" - радостно измывались продавцы, вытрясая из покупателя копейки, удобные для ровной сдачи. У меня в доме для еще большего нагнетания обстоятельств ЖЭР начал менять карнизы на всех окнах и грохотать с раннего утра. Летняя же забегаловка возле филевского рынка была полна людей, там по прежнему танцевали и после последнего поезда метро. И даже пар что ли выходил из их уст и тел - все-таки ночи были уже вполне прохладными.
Дальше
Что мы получаем в результате банального перечисления фактов и привязывания к ним некоторых общих рассуждений, пусть даже и проницательных? Многое. Но когда присмотришься в щелочки между собственными же глубокими словами, то видишь еще больше, куда более пугающее.
В этой стране был достигнут симбиоз людей и государства. Государства, по сути, не было вовсе - не было, то есть, традиционных правовой, финансовой и юридической клеток. Оно здесь составлялось из самих людей, а люди шли ему, государству, сделанному из их тел, навстречу. Они как-то притирались друг к другу и любые договоренности между ними питались их кровью, лимфой и еще каким-то веществом, если назовешь которое и определишь - можно управлять ими. Вот это вещество государством и было. Взамен же вещество-государство было нечетким и расхлябанным - с тем, чтобы дать своим составным частям любезную их душам свободу. Физиологическая ксенофобия и историческая недальновидность прямо следовали из такого положения дел.
Москвичи происходят от метро, всякий из них от какой-то своей станции, все вместе - от общего метрополитена. Здесь всякий мог, в принципе, стать кем угодно. Совокупность взаимно перетекающих друг в друга людей выделяла на свой условный верх кого угодно - того, кто за это цеплялся. Каждый мог стать кем угодно, перестать им быть, стать еще кем-нибудь. Всегда мог возникнуть самозванец, который перетянув бы к себе все короны, лежащие где-то в общей крови, переставал быть самозванцем, когда удерживался у власти более года пройдя весь календарный цикл, который делал его легитимным.
Да, государство пьет кровь своих граждан, а те и довольны
Структура государства была тут дрожащей, неустойчивой, колышущейся холодцом и пила из людей кровь, но и они от нее что-то все же получали, пусть и относились к государству примерно так же, как ангелы бы относились к плоти, в которую их бы обули за какие-то грехи.
Наверное, здесь все ангелами и были. Хотя бы потому, что любое иное мнение на их счет было совершенно очевидным и убедительно проецировалось на всех проходящих. Отродья бесовские или одержимые бесами - только взгляни по сторонам и сразу поверишь, что так оно и есть. Произошедшие от обезьяны - ни малейших сомнений. Результат сложного отбора и эволюции - тоже возможно. А вот представить, что все они ангелы - невозможно. И вот эта невозможности и говорила в пользу именно этой версии. Да и в вечерней электричке метро, особенно если хлопнуть перед этим 150 грамм, при взгляде на окружающих становилось ясно, что да - конечно, ангелы, влетели вот сюда, залетели и бьются тут, как могут.
Вот они и не старались изобрести себе какое-то приличное государство, а только вот такое, какое есть. Ну вот оказались мы здесь когда-то, приняли по необходимости здешние обязательства. Сделать с этим уже ничего нельзя, обратно не улетишь. Но - уж как получится, так и исполним, жопу рвать не станем.
Трое прохожих
Было примерно шесть вечера - если судить по грохоту колоколов со стороны Григория Неокесарийского, напротив метро "Полянка". Грохота, собственно, не было - и это было странно, потому что там всегда развлекались колоколами так, будто каждый день одновременно с концом рабочего дня наступал очередной Конец Света. В это же раз - хотя в природе и было сухо звуки доходили приглушенными. И еще было весьма странное освещение - ну, на небе какие-то облака... в Москве бывают такие оптические игры, когда совокупный свет как бы образует над городом линзу, на глазах вытягивая, делая массивными все строения. Они что ли становились не просто трехмерными, а - наглядно трехмерными, трех-с-половиной-мерными.
Я курил на лавочке возле работы. Наступило осеннее потепление, опять чуть ли не до жары; в маленький особнячок во дворе за забором вселялись какие-то люди, ходили туда-сюда - для них, значит, кризис уже кончился, раз они въезжали, а не выезжали, как из нашего здания весь месяц сбегали арендаторы. Проходными дворами, частью которых был и наш двор, группами шлялись менты - у них был какой-то Важный центр возле Октябрьской, что ли основное гнездо всей подвальной-подземной ментовки, а возле "Полянки" у них тоже что-то такое было - вот они и перемещались. Я же курил, глядя на выпуклые окрестности среди желтеющих и падающих листьев, а в припаркованной неподалеку машине играл странный в этом городе джаз.
