няла ее место в жизни и сердце любимого ею человека, она нах

одила какое-то, пусть крохотное, утоление своей ревности

утоление тщеславием? Все-таки не кто-нибудь, а родовитая кня

жна спасла жизнь ее мужа, отца ее детей."

(О.Берггольц,"Дневные звезды",стр.320-321)

Но как показывают дневниковые записи М.Т. конца 1921 г.в

глубине души она совершенно не смирилась с существованием кн

яжны Варвары Николаевны, но по своему обыкновению переживала

все внутри себя, ничем не выказывая свои переживания внешне,

и, внутренне надеясь на добропорядочность княжны Варвары, по

верив в нее при их знакомстве в Москве еще до отъезда в Углич.

Дневниковая записочка М.Т. на половинке листа из учеб

ной тетради в линейку, черными чернилами

"1920 г.

Теперь мне ясно___ вижу___ вижу___, что смешна___ я___

с моими___ чувствами___ и переживаниями. Неужели не хватит___

сил___ не смогу я___ похоронить___ все что было___ для меня

жизнью___ и не создам нового___ Господи___ похоронить___ так

трудно___ведь оно живет___ и сейчас во мне___ это чувство___

Была его судьба___, были люди___,бьет, а он___ и оно___все___

живет___ и живет___"

Весна 1920г.

"Я плакала.

- Мама пусти!Мам,ну пусти-ж-ж-ж...

381

- Нет, Леля, и не проси, и не мучь меня. Грязь, распути

ца, ноги промочишь, что я с вами делать буду?....

Я рыдала.

- О-риф-метика у нас...Десятичное умножение у нас...

- И не мучь меня.... Подожди, вот скоро сапоги выдавать

будут...

Я выла как труба.

- Я... по камешкам, я у дяденьки на заду уеду. Орифмети

ка.... десятичная....

Мать уходила на работу.

Проснулась сестра и высунула из-под груды одежд голову,

расстрепанную со сна.

- Что? Ревешь? Опять мама в школу не пускает?Вот и учись

тут!

Она опять полезла в пещеру постели.

Мать ушла,поручив нас хозяйке"

("Углич",стр.3)

"И уже лежа в постелях под грудой платья все еще толкова

ли о политике и еде, а мать снимала крупных вшей с наших ноч

ных кофточек; вши щелкали как выстрел, и каждый выстрел сопр

овождался ужасом матери.

- Нет, здесь жить нельзя, - сказала она. - Надежда Васи

льевна опять выбросила нашу конину из печки... Придется пере

езжать в монастырь." ("Углич"стр.21-22)

"... Мы жили то на одной, то на другой улице в разных до

мах, но дольше всего по ордеру горкоммуны в келье Богоявленс

кого девичьего монастыря, это было наше последнее жилье в Уг

личе. Наш корпус был самым дальним, угловым, он стоял в конце

монастырской стены, близ дремучего садика, над глубоким, при

таившимся под огромными липами прудом, а в школу мы иногда

ходили не по улице, а по темному коридору в толстой каменной

монастырской стене. Ходить по этому коридору было страшно,за

то в оттепель не промокали валенки. А школа помещалась в том

же монастыре, на другом конце, в красном кирпичном здании,ко

торое раньше называлось "покоями" и стояло прямо напротив вы

сокого белого собора с пятью синими главами, и главы были ус

ыпаны крупными золотыми звездами.

Мы прожили в келье лето, осень и зиму, - главное, зиму

двадцатого года... Ух, какие это были медленные, ледяные веч

ера, с вонючей слепой коптилкой, с грозным ревом близких мон

астырских колоколов,... А мама по вечерам уходила в нашу шко

лу на работу, в ликбез,где старухи учились читать,как малень

кие"

(О.Берггольц,"Дневные звезды",стр.153-154)

Из детского "Альбома"

Сон Олюньки

382

Как только Олюнька в кроватке

уснет

К ней Ангел хранитель слетает,

И дивную, райскую песнь ей поет,

И Олюньку он усыпляет

И видит она; что в небе живет,

И что перед богом стоит,

И что ей Спаситель в лицо,

Так кротко, с любовью глядит

И шепчет Олюнька: "О Боже, мой Боже

Верни моей маме здоровье опять,

Она исхудала, она побледнела, .....

соч.Ляли Бергольц 1920

Рабоче-Крест.Правление Удостоверение

г.Углич от Мобилизационного отдела

Уездный комиссар Берггольц Марии Тимофеевне

по военным делам в том,что ее муж Берггольц

Августа 6 дня 1920 г. Федор Христофорович состоит

N 5816 на действительной службе в

г.Углич.Ярославской Красной Армии Старшим врачом

губернии 5-го врачебного санитарного

поезда и состоит на учете

349

Круглая гербовая продовольственного отпуска в

печать РСФСР Уездном военном снабжении.

Военный комиссар /подпись/

Начальник мобилизационного

отдела /подпись/

Если исходить из сути содержания этого удостоверения, то

получается, что Федор Христофорович навещал семью и в конце

лета 1920 г. Возможно после выздоровления от последнего тифа.

Но взять семью с собой в Питер он не смог т. к. еще продолжа

лась гражданская война и он после отпуска уезжал опять на

фронт.

"Я все помню - и голод на Волге, где жили мы с мамой, и

как отец приехал с фронта, после тифа, худой и бритый.....

Сколько труда мамы чтоб не отдать нас. Отец - тиф, кон

тузия".(Из воспоминаний М.Ф. Берггольц, включенных ею в очерк

"Москва-южный город", написанный осенью 1942 г.)

По смыслу именно сюда относится следующая дневниковая

383

запись М.Т.Берггольц(полстраницы большого белого листа, про

стым карандашом):

"1920 г.

Углич

Федюк, Федюк, нет не поймешь меня ты___отчего___замирая

болью___тоскует и плачет моя___душа___ Ночь___все опять гор

ит лампадка___ Сегодня особенная непогода, ветер воет и буш

ует__ Я думаю___о тебе___и мое воображение ярко, ярко предс

тавляет тебя___ Ты___ около меня, вот я руками провожу по___

твоему лицу, вижу твои глаза и хочу видеть этот взгляд дол

го___ долго___, хочу прижаться к тебе___ и мне будет так____

спокойно___хорошо___хорошо___

Ветер___ гудит, мысли несутся, слезы льются

Федюк, мой Федька, светик моей жизни___постоянная моя мечта,

мои желания ты,...."

осень 1920 г. - Келья монастыря, куда переселились Мария Тим

офеевна с дочерьми была очень угарная и сестры в ней часто

угорали. Мать их, приходя с работы, часто заставала дочерей в

полумертвом состоянии. Подобный случай запечетлен Ольгой в

черновиках повести "Углич", впоследствии не вошедших в оконч

ательную редакцию повести. Время действия отнесено к осени в

связи с упоминанием того, что угоревших детей вынесли из ке

льи и положили на землю - мало вероятно, что их клали бы в

сугроб зимой.

"Я очнулась только на земле. Мне казалось, что все звезды

Углича осыпаются сверху, душат, мелькают перед глазами, небо

обваливается и кружится над моей головой.Рядом лежала Муська.

Ее уже рвало. Это снова был угар. Мать, побелевшая, синяя от

раннего волжского вечера, - обрадовалась.

- Я думала вы совсем.... совсем угорели, - говорила она

бессмысленно.

Пошатываясь, мы снова вернулись в нашу келью с подъемным

окошечком. Угар уже вышел, снова сизоватый холод обнаруживал

дыхание человека.

- Я пойду к (игуменье) настоятельнице, - решительно ска

зала мать.

- Мама, и я с тобой, - попросилась я.

- Пожалуй, пойдем.

Мы долго ждали в приемной матери-настоятельницы. Она бы

ла устлана толстыми коврами, уставлена толстой мебелью.Нежное

душистое тепло распологалось в покоях. Открылась дверь, я жа

дно глянула туда: сотни разноцветных лампад, позолота киотов,

блеснули оттуда, как радуга.- "Как во дворце!" со страхом по

думала я.

Настоятельница вышла из дворца огромная, здоровая, я еле

доходила до середины ее живота.