Группа представляет собой реальность того или иного рода. Но какого рода реальность? "Мы" есть форма объединения множества, созданного теми, кто разделяет общее переживание этой вездесущей выдумки.
Извне группа Их может выглядеть совсем по-иному. Это по-прежнему тип объединения, наложенного на многообразие, но на этот раз те, кто специально изобретают объединение, сами не являются его членами. Здесь я, конечно же, не ссыпаюсь на восприятие стороннего наблюдателя Нас -объединения, учрежденного изнутри самого себя. "Они" появляются в поле зрения как своего рода социальный мираж. "Красные", "белые", "черные", "евреи". Однако на человеческой сцене подобные миражи могут самоактуализироваться. Изобретение Их создает Нас, а Мы можем потребовать изобрести Их для того, чтобы переизобрести Самих Себя.
Один из наиболее гипотетических видов сплоченности между нами наблюдается тогда, когда каждый из нас хочет одного и того же, но не хочет ничего от другого. Мы объединены, скажем, общим желанием достать последний билет на поезд или заключить лучшую сделку на торгах. Мы могли бы с радостью перерезать друг другу глотки, но мы, тем не менее, ощущаем между нами определенные узы, так сказать, негативное единство в том, что каждый воспринимает другого как лишнего, и метаперспектива каждого человека показывает ему, что он лишний для другого. В данном случае мы разделяем желание присвоить одну и ту же общую вещь или вещи -пищу, землю, общественное положение, реальное или воображаемое,-но ничего не разделять между собой и не хотеть этого. Двое мужчин любят одну и ту же женщину, два человека хотят купить один и тот же дом, два кандидата хотят получить одну и ту же должность. Такой общий объект может одновременно как разделять, так и объединять. Ключевой вопрос состоит в том, может ли он быть отдан всем или нет? Насколько он дефицитен?
Объект может быть животного, растительного или минерального происхождения, относящимся к человеческому или божественному, реальному или воображаемому, единственным или множественным. Человеческим объектом, объединяющим людей, является, например, поп-певец по отношению к своим фанам. Все могут обладать им, хотя и магическим образом. Когда такая магия сталкивается с иным порядком реальности, обнаруживается, что идол рискует быть разорванным на куски беснующимися фанами, стремящимися оторвать от него хоть кусочек.
Объект может быть множественным. Две соперничающие фирмы вовлечены в напряженное рекламное состязание, причем каждая находится под впечатлением, что она отдает своих потребителей другой. Исследования рынка порой обнаруживают, насколько расколота фантазиями сцена таких социальных разнообразий. Законы же, управляющие восприятием, изобретением и подтверждением таких социальных сущностей, как "потребители", не открыты.
Обычной связью между Нами может быть другой. Этот Другой даже может не быть локализован как вполне определимые Они, на которых можно указать. В социальной сети сплетен, слухов, не признаваемой открыто расовой дискриминации этот Другой находится везде и нигде. Другой, который управляет каждым, есть каждый, находящийся в его положении -в положении не "я", а другого. Однако каждое "я" скрывает, что оно само является тем другим, которым оно является для этого Другого. Этот Другой есть переживание каждого. Любая личность ничего не может поделать из-за другого. Другой находится везде где-то в другом месте.
Вероятно, наиболее интимный способ, которым Мы можем быть объединены,-нахождение каждого из нас в одном и том же присутствии и обладание им внутри самих себя. В любом внешнем смысле это нелепица, но здесь мы исследуем вид переживания, который не признает различий аналитической логики.
Мы обнаруживаем, как этот демонический групповой мистицизм неоднократно вызывался в предвоенных речах на нюрнбергских митингах нацистов. Рудольф Гесс заявляет:
"Мы -это Партия, Партия -это Германия, Гитлер -- это Партия, Гитлер -это Германия" и т. д.
Мы являемся христианами постольку, поскольку мы - братья во Христе. Мы -во Христе, и Христос в каждом из нас.
Нельзя ожидать ни от какой группы, чтобы она держалась достаточно долго на чистом пламени подобного объединенного переживания. Группы склонны исчезать под атаками других групп или из-за неспособности выдержать опустошительное воздействие голода или болезней, внутренних расколов и т. п. Но простейшая и вечная угроза любой группе исходит из простого дезертирства ее членов. Это, так сказать, опасность испарения.
Под видом групповой преданности, братства и любви вводится этика, основой которой является мое право предоставить другому защиту от моего насилия, если он мне предан, и ожидать его защиты от его насилия, если я предан ему, и моя обязанность устрашать его угрозой насилия с моей стороны, если он не останется преданным.
Пусть не будет никаких иллюзий насчет братства людей. Мой брат настолько же дорогой мне, насколько я дорог сам себе, мой близнец, мой двойник, моя плоть и кровь - может быть как солинчевателем, так и сомучеником, и в любом случае он, вероятно, примет смерть из моих рук, если решится посмотреть на ситуацию по-иному.
Братство людей вызывается к жизни отдельными людьми в зависимости от обстоятельств, в которых они находятся. Но очень редко оно распространяется на всех людей. Во имя нашей свободы и нашего братства мы готовы взорвать другую половину человечества и быть взорванными в свою очередь.
Это вопрос жизни или смерти в наиболее насущном из возможных смыслов, поскольку именно на основе таких примитивных социальных фантазий о том, кто или что есть я или ты, он или она. Мы или Они, связывается или разделяется мир, а мы умираем, убиваем, поглощаем, разрываем и разрываемся на части, сходим во ад или возносимся на Небеса - короче, мы проводим свою жизнь. Что есть "бытие" "красных" для тебя и для меня? Какова природа присутствия, вызываемого произнесением этого магического звука? Разве мы симпатизируем "Востоку"?
Разве мы ощущаем необходимость пугать, стращать или задабривать "его"? "Россия" или "Китай" расположены лишь в фантазиях каждого, включая "русских" и "китайцев" - нигде и везде.
Специфически человеческая черта человеческих группировок может использоваться для превращения их в некое подобие нечеловеческих систем.
Мы не предполагаем теперь, что химические элементы соединяются вместе, потому что любят друг друга. Атомы не взрываются от ненависти. Это люди действуют, исходя ж любви и ненависти, это они объединяются для обороны, нападения или удовольствия, получаемого в обществе друг друга.
Все те люди, которые стремятся управлять поведением большего количества других людей, воздействуют на переживание этих людей. Если можно заставить людей переживать некую ситуацию сходным образом, можно ожидать, что они будут и вести себя сходным образом. Если заставить всех людей хотеть одного и того же, ненавидеть одно и то же, ощущать одну и ту же угрозу -тогда их поведение уже взято в плен: вы получили своих потребителей или свое пушечное мясо. Вызовите общее восприятие негров как недочеловеков или белых как порочных и упадочных, и поведение может быть согласовано должным образом.
Хотя большую часть переживаний и действий можно преобразовать в количественно взаимозаменяемые единицы, схема постижения групповых структур и их постоянства совершенно отлична от схемы, которую мы используем, когда объясняем относительные постоянные в физических системах. В последнем случае мы не тем же самым образом прослеживаем постоянную модель в обратном направлении вплоть до взаимной интериоризапии модели, чем бы ни были составляющие ее единицы. Однако инерция групп людей, проявляющаяся как само отрицание практики, фактически представляет собой продукт практики и ничто иное. Такая групповая инерция может быть лишь орудием мистификации, если она воспринимается как часть "естественного порядка вещей". Идеологическое злоупотребление подобной идеей вполне очевидно. Оно столь явно служит интересам тех, чей интерес заключается в том, чтобы заставить людей поверить, что status quo есть "естественный порядок", предписанный божественным образом или "законами природы". Непосредственно же менее очевидно, но не менее затуманивающе приложение эпистемологической схемы, выведенной из природных систем, к группам людей. Теоретическая позиция здесь служит лишь все большему отрыву практики от структуры.
