. А непосредственное переживание (в противоположность вере в них -демонов, духов. Властей, Сил, Господств, Серафимов и Херувимов, Света) даже еще более удалено. В то время как области переживания становятся все более отчужденными от нас, нам нужна все большая и большая духовная открытость хотя бы для того, чтобы признать их существование.
Многие из нас не знают или даже не верят, что каждую ночь мы входим в такие области реальности, в которых забываем нашу жизнь наяву точно так же, как забываем свои сны, пробуждаясь. Не все психологи считают фантазию модальностью переживания [27] и, так сказать, контрапунктическим переплетением различных видов переживания. Многие, кому известны фантазии, считают, что фантазия находится за той границей, которую достигает переживание при "нормальных" обстоятельствах. Дальше расположены лишь "патологические" зоны галлюцинаций, фантасмагорических миражей и маний.
Такое положение вещей показывает почти невероятное опустошение нашего переживания. Тогда начинается пустопорожняя болтовня о зрелости, любви, радости и мире.
Само по себе это является следствием отхода нашего переживания -того, что от него осталось,-от нашего поведения.
То, что мы называем "нормальным", есть производное подавления, вытеснения, расщепления, проекции, интра-проекции и других форм разрушительного воздействия на переживание. Оно коренным образом отчуждено от структуры бытия.
Существуют формы отчуждения, которые относительно инородны статистически "нормальным" формам отчуждения. "Нормально" отчужденная личность по причине того, что она действует более или менее как все остальные, считается психически здоровой. Другие формы отчуждения, выбивающиеся из господствующего состояния отчуждения, клеймятся "нормальным" большинством как дурные или безумные.
Состояние отчуждения, сон, бессознательное состояние, нахождение не в своем уме -состояния нормального человека.
Общество же высоко ценит своего нормального человека. Оно обучает детей потере самих себя и превращению в нелепых, и таким образом нормальных людей.
За последние пятьдесят лет нормальные люди убили, вероятно, сто миллионов своих нормальных собратьев.
Наше поведение есть функция нашего переживания. Мы действуем согласно тому, как мы видим.
Если наше переживание разрушено, наше поведение будет разрушительным.
Если наше переживание разрушено, мы потеряли свои собственные "я".
Насколько человеческое поведение, будь то взаимодействие между личностями или группами, постигаемо с точки зрения человеческого переживания? Либо наше взаимное поведение непостижимо, в случае чего мы просто являемся пассивным орудием неких нечеловеческих процессов, цели которых настолько же туманны, насколько они в настоящее время неуправляемы; либо наше собственное поведение по отношению друг к другу есть функция нашего собственного переживания и наших собственных намерений, хотя мы от них и отчуждены. В последнем случае мы должны нести окончательную ответственность за то, что мы делаем из того, из чего мы сделаны.
Мы не найдем в поведении ничего постижимого, если будем рассматривать его как несущественную фазу в существенном нечеловеческом процессе. У нас имеются исследования людей как животных, людей как машин, людей как биохимических комплексов, но остаются огромные трудности при достижении человеческого понимания человека с человеческой точки зрения.
Во все времена человек был подчинен - как он считал и переживал - силам звезд, богов или силам, которые бушуют сейчас в самом обществе, являющемся тем, чем являлись когда-то звезды, определяющие судьбу человека.
Впрочем, людей всегда отягощало не только ощущение подчиненности судьбе и случаю, предопределенным внешним необходимостям или случайностям, но и ощущение, что их собственные мысли и чувства, в их наиболее личностных проявлениях, являются итогом и результатом процессов, которым они подвергаются.
Человек может отчуждаться от самого себя, мистифицируя себя и других. Он также может обкрадываться другими.
Если мы лишены переживания, мы лишены своих поступков; а если наши поступки, так сказать, взяты у нас из рук, как игрушки из рук ребенка, мы лишаемся нашей человеческой природы. Нас нельзя обманывать. Люди могут разрушить и разрушают человеческую природу других людей, и условием возможности этого является то, что все мы взаимно зависимы. Мы не являемся самодостаточными монадами, никоим образом не воздействующими друг на друга, разве что друг в друге отражаясь. Мы влияем на других людей и меняемся -к худшему или к лучшему - под их влиянием. Каждый из нас есть другой для других.
Совершенно определенно, что, если мы не сможем упорядочить наше поведение более удовлетворительным образом, нежели в настоящее время, мы истребим сами себя. Но как мы переживаем мир, так мы и действуем, и этот закон сохраняет силу даже тогда, когда действие скорее скрывает, чем раскрывает наше переживание.
Мы даже не можем мыслить соответствующим образом о поведении, которое находится на грани уничтожения. Но то, что мы мыслим, меньше того, что мы знаем; то, что мы знаем, меньше того, что мы любим; то, что мы любим, намного меньше того, что есть. И именно в такой степени мы намного меньше того, чем мы являемся.
Однако, если нет ничего иного, каждый раз, когда рождается еще один ребенок, возникает возможность отсрочки. Каждый ребенок -это новое бытие, потенциальный пророк, новый духовный вождь, новая искра света, низвергнутая во внешний мрак. Кто мы такие, чтобы решать, что все безнадежно?
4. Фантазия как вид переживания
"Поверхностное" переживание себя и другого исходит из менее дифференцированной матрицы переживания. Онтогенетически самые ранние схемы переживания недолговечны и давно преодолены; но никогда -до конца. В большей или меньшей степени первые способы, которыми осмысливается мир, продолжают подпирать все наши последующие переживания и действия. Нашим первым способом переживания мира в основном является то, что психоаналитики назвали фантазией. Эта модальность обладает своей собственной обоснованностью, своей собственной рациональностью. Детская фантазия может стать анклавом, отделившимся неразвитым "бессознательным", но ей нужно быть чем-то иным. Этот случай - еще одна форма отчуждения. фантазия в таком виде, в каком она встречается сегодня у многих людей,-это отщепление от того, что личность считает своим зрелым, здоровым, рациональным, взрослым переживанием. Тогда мы не рассматриваем фантазию в ее подлинной функции, а переживаем ее просто как навязчивую, назойливую помеху, оставшуюся от детства.
Большую часть нашей социальной жизни мы в основном замалчиваем этот подспудный уровень фантазии в наших взаимоотношениях.
Фантазия -особый способ отношения к миру. Это часть - и порой существенная часть - значения или смысла, имплицитного действию. Если рассматривать ее в качестве взаимоотношения, мы можем быть от нее отделены;
если в качестве значения, мы не можем ее ухватить; если в качестве переживания, она может различными путями ускользнуть от нашего внимания. То есть можно говорить о том, что фантазия является "бессознательной", если дать этому основному утверждению дополнительные пояснения.
Однако, хотя фантазия может быть бессознательной - то есть хотя мы можем не знать об этом виде переживания или отказываться допустить, что наше поведение предполагает отношения переживаний или переживание отношений, придающих ему значение, часто очевидное для других, если не для самих себя,-фантазии не нужно быть вот так отщепленной от нас, будь то с точки зрения ее содержания или модальности.
Короче, фантазия в том смысле, в каком я употребляю этот термин, всегда находится в переживании и всегда значима; и, если личность не отделена от нее, относительно обоснована.
Разговаривают, сидя в креслах, два человека. Один (Петр) что-то доказывает другому (Павлу). Он объясняет Павлу свою точку зрения различными способами в течение некоторого времени, но Павел не понимает.
