СУСЛОВ Михаил Андреевич (1902-1982) - советский партийный деятель, начинавший свою карьеру еще во времена Сталина, многие годы был главным идеологом КПСС, вторым человеком в государстве. Финал его жизни кратко описывает историк Рой Медведев: "В начале января 1982 года у Суслова было особенно много неотложных и важных дел. Военное положение в Польше, острая дискуссия по этому поводу с Итальянской коммунистической партией. Продолжавшийся спор театра с Институтом марксизма-ленинизма по поводу постановки в МХАТе пьесы М.Ф.Шатрова "Так победим!" о последних годах жизни Ленина. Несколько дел о хищениях и коррупции, в которых оказались замешаны некоторые ответственные работники и люди с достаточно громкими фамилиями. К таким перегрузкам Суслов был уже не способен. Он был стар, у него были поражены атеросклерозом сосуды сердца и мозга, ему нельзя было не только много работать, но и волноваться. Однако невозможно быть на столь высоком посту, который занимал Суслов, и не волноваться, не вступать в конфликты, не получать неприятные известия. После одного внешне спокойного, но крайне резкого по существу разговора, у Суслова повысилось кровяное давление и возникло острое нарушение кровообращения в сосудах мозга. Он потерял сознание и через несколько дней скончался. Смерть Суслова вызвала много толков и прогнозов, но было не так уж много людей, которые испытывали чувства горя и сожаления, проходя мимо гроба в Колонном зале Дома Союзов или наблюдая за торжественной процедурой похорон по телевизору. На небольшом кладбище у Кремлевской стены уже не так много свободных участков. Но для Суслова нашли место рядом с могилой Сталина.

СЭНДС Роберт (1954-1981) - член британского парламента, участник борьбы за независимость Северной Ирландии. В 22 года он был арестован по подозрению в террористической деятельности, так как находился неподалеку от места, где произошел взрыв. Сэндс погиб в тюрьме на 65-й день голодовки протеста, требуя предоставить ему и его товарищам статус политических заключенных. Все это время он питался лишь водой и солеными таблетками. Первые 17 дней у Сэндса еще были силы для ведения дневника. Вот некоторые из его предсмертных записей. "1 марта, воскресенье, Я стою на пороге исчезающего для меня мира... Пища остается у дверей моей камеры. Как и следовало ожидать, мне приносят теперь увеличенную порцию... Я получил несколько записок от родных и друзей, но прочитал лишь то, что написала моя мать, - это сейчас самое необходимое для меня. К ней вернулся боевой дух, и я был бы счастлив, если бы не жестокая боль в сердце от сознания того, какие страдания я причиняю близким, какой невыносимой тревогой наполняется мой дом. Но я трезво взвесил все "за" и "против", честно пытаясь избежать того, что стало неизбежным. Я должен довести начатое до конца. К этому закономерно привели четыре с половиной года поистине бесчеловечного обращения со мной и моими товарищами. Я политический заключенный. Именно политический, поскольку являюсь жертвой многолетней войны угнетенного народа Ирландии против чужеродного, деспотичного и ненавистного режима. Я готов расстаться с жизнью не только ради того, чтобы положить конец варварству в эйч-блоках* и добиться признания законных прав политического заключенного... Я готов умереть, потому что отчетливо понимаю, как каждое поражение в этих стенах становится поражением всего республиканского движения, всего Восставшего народа... 5 марта, четверг. ...Я прочел заявление Эткинса**, опубликованное в газетах. Оно не удивило меня - я подготовлен ко всему: знаю, что можно ожидать самого худшего, самого горького конца. Мне удается не обращать внимания на пищу, которую все время ставят передо мной. Но как же хочется черного хлеба, масла, сыра и меда! Впрочем, это желание не приносит мне вреда, поскольку я знаю, что пища не дает человеку жизни вечной; я довольствуюсь мыслью, что наемся там, наверху. Тут же приходит пугающая мысль: а ну как там, на небе, не едят вовсе?.. Мартовские ветры становятся все более злыми. На днях мне исполнится 27 лет. 6 марта, пятница. Должно быть, некоторые или даже многие осуждают меня за голодовку, но я испробовал все возможное, чтобы избежать последнего средства, все возможное, кроме того, чтобы сдаться... Я (и после всех пыток) поражаюсь логике англичан. Ни разу за восемь столетий им не удавалось сломить волю человека, не желающего быть сломленным... Какая одинокая камера, какая одинокая борьба! Но, друзья, я предложил вам верный путь... 7 марта, суббота. Идет дождь. Мне не холодно Я позволил себе сделать несколько затяжек табака. Конечно, это проявление слабости, но ведь совершенных людей нет. 9 марта, понедельник. Сегодня мой день рождения. Ребята устроили импровизированный концерт. Да будут благословенны их сердца... По их просьбе я добрался до двери и сказал им несколько слов... Что ж, я прожил 27 лет и, возможно, скоро умру. Но Республика 1916 года бессмертна... 13 марта, пятница. Сегодня пели птицы. Кто-то из ребят бросал им в окна крошки. Пусть хоть они поедят... Я люблю птиц, но хватит о них. Иначе не смогу сдержать слез, вспоминая дни моей юности. То время ушло навсегда, хотя радость о нем живет в моем сердце. 17 марта, вторник. Сегодня день св. Патрика. Я был на мессе... Священник, читавший молитву, мне незнаком... Когда мы возвращались в камеры, всем, кто присутствовал на мессе, выдавали еду. Мне тоже протянули блюдо с пищей, но я прошел мимо, не замечая его... Сегодня я думал о голодовке. Люди много говорят о теле, но ничего точно не знают. Мне кажется, что в организме человека все время происходит внутренняя борьба. Поначалу тело не мирится с отсутствием пищи и страдает от искушения принять ее. Тело борется, но... в конце концов побеждает дух. Дух - это самое важное. Им не сломить меня, ибо стремление к свободе ирландского народа - в моем сердце.... Через 48 дней, 5 мая 1981 года мятежный дух навсегда покинул тело Роберта Сэндса. Следом за ним погибли еще 9 его товарищей по голодовке. * Название тюремных камер. ** Эткинс был в то время министром по делам Северной Ирландии в правительстве Великобритании.

Т

ТАРКОВСКИЙ Андрей Арсеньевич (1932-1986) - русский кинорежиссер. Последние несколько лет жизни Андрей Тарковский провел на Западе. В 1984 г., не получив от советских официальных органов разрешения на продление его пребывания за границей, Тарковский заявил, что остается на Западе. Он слишком дорожил своим временем, словно предчувствуя, что жить ему остается совсем мало. Между тем, возможность работы в СССР представлялась тогда весьма проблематичной. Живя на Западе, режиссер еще успел снять фильм "Жертвоприношение", но это был его последний фильм. "Пугает ли меня смерть? - размышлял Андрей Тарковский в документальном фильме Донателлы Баливо, посвященном его творчеству. - По-моему, смерти вообще не существует. Существует какой-то акт, мучительный, в форме страданий. Когда я думаю о смерти, я думаю о физических страданиях, а не о смерти как таковой. Смерти же, на мой взгляд, просто не существует. Не знаю... Один раз мне приснилось, что я умер, и это было похоже на правду. Я чувствовал такое освобождение, такую легкость невероятную, что, может быть, именно ощущение легкости и свободы и дало мне ощущение, что я умер, то есть освободился от всех связей с этим миром. Во всяком случае, я не верю в смерть. Существует только страдание и боль, и часто человек путает это - смерть и страдание. Не знаю. Может быть, когда я с этим столкнусь впрямую, мне станет страшно, и я буду рассуждать иначе... Трудно сказать". Нет, по-другому рассуждать он не стал. - Дней за 10 дней до смерти, - вспоминает его итальянский друг кинооператор Франко Терилли, - Андрей прислал мне из Парижа листок, на котором были нарисованы бокал и роза. Ему уже было трудно писать. За несколько дней до его смерти мне позвонили и попросили, чтобы я на другой день позвонил Андрею - он хотел сказать мне что-то очень важное. Я смог позвонить только через день. Он поднял трубку, но ничего не сказал. Я понял, что он хотел проститься со мной молчанием. А за год до этого, кажется, в декабре 85-го он позвонил мне из Флоренции: приезжай сейчас же. Я приехал. Он лежал в постели и попросил Ларису оставить нас вдвоем. "Не бойся того, что я тебе скажу, - произнес Андрей, - сам я этого не боюсь". Он сказал мне, что накануне был звонок из Швеции - у него обнаружили рак, и что жить ему осталось совсем немного. "Я не боюсь смерти", - Андрей говорил это так спокойно, что я ?был поражен. - Все началось в Берлине, куда нас пригласила немецкая ака демия, говорит о болезни Андрея Лариса Тарковская. - Он стал сильно кашлять; в детстве у него был туберкулез, он все время кашлял, и потому не обращал на это внимания. Но когда в сентябре 85-го он приехал во Флоренцию работать над монтажом "Жертвоприношения", у него постоянно держалась небольшая температура, и это его уже беспокоило. Такое ощущение, как при затяжной простуде... Вот в этот момент он и заболел. Но мы еще не догадывались... Когда пришло известие о страшном диагнозе, Тарковские находились в сложном материальном положении. Деньги за "Жертвоприношение" еще не были получены; медицинской страховки не было, а курс лечения требовал значительных денег - 40 тысяч франков. Только одно обследование сканнером стоило 16 тысяч. Деньги на это дала.Марина Влади. Узнав о бедственной ситуации, она без лишних слов вынула чековую книжку и выписала чек на нужную сумму. В дальнейшем муж Марины Влади, профессор Леон Шварценберг, стал лечащим врачом Андрея. После пройденного лечения состояние Андрея заметно улучшилось, и 11 июля 1986 года он покинул клинику. Марина Влади поселила семью Тарковских у себя. На время дом Марины Влади стал домом Андрея. Тарковский продолжает работу над монтажом "Жертвоприношения", а через некоторое время уезжает из Парижа в ФРГ - чтобы пройти очередной курс лечения в модной клинике ("по совету неумного друга" - комментирует Марина Влади). К сожалению, модная клиника не спасла, хотя Андрей очень на нее надеялся. В итоге, он вернулся в Париж, и здесь прошли последние месяцы его жизни. - Он верил в то, что он выздоровеет, - говорит Лариса Тарковская. - Он почему-то верил, что Бог ему поможет. Особенно воспрял он духом, когда приехал сын... Андрей работал до последнего дня, сохраняя абсолютно ясный ум. Заключительную главу книги* он закончил за 9 дней до смерти! Последние дни он принимал для обезболевания морфий ("Я плыву", - говорил он), но сознание было незамутнено; какая-то внутренняя энергия помогала ему всегда быть собранным. И до последнего часа он был в полном сознании... Помню, в последний день жизни он позвонил мне по телефону; я приехала к нему. Он шутил со мной, смеялся... Боялся, что я уйду. В семь часов приходила сиделка, а мне надо было идти. Я ведь не спала перед тем три месяца необходимо было каждые три часа давать ему лекарство... 29 декабря 1986 года Андрей Тарковский умер. Сотни людей пришли во двор Свято-Александро-Невского собора, где отпевали Андрея. На церковных ступенях Мстислав Растропович на виолончели играл возвышенно строгую "Сарабанду" Баха. А последним пристанищем Андрея Тарковского стало кладбище в предместье Парижа - Сент-Женевьев-де-Буа. * "Запечатленное время".