Велика была радость гвардейцев. Каждый из них как бы листал неписаный дневник боев.

В очередной полет полк вел Герой Советского Союза гвардии подполковник Борзов. Курс прокладывал Герой Советского Союза Никита Котов. В правом пеленге летел торпедоносец двух Героев Советского Союза - Александра Преснякова и Николая Иванова. Далее летели Герой Советского Союза Иван Шаманов, вели прокладку Герои Советского Союза Петр Кошелев, Николай Афанасьев, Виктор Чванов, который, как и обещал командир, вернулся в полк после окончания Высших офицерских курсов.

Борзов оглядел строй, и его охватило чувство гордости за своих гвардейцев. Строй был четкий, надежный, красивый. Его летчики долг перед Советской Отчизной выполняют с честью. Теплом окутало глаза, и в горле запершило от переполнивших чувств любви к своим товарищам.

Полк во главе с Борзовым нанес бомбовый удар по военно-морской базе врага в Германии.

- Далековато летать, - сказал Котов.

- Готовь карты на запад, - улыбнулся Иван Иванович. - Перелетаем в Литву

Пресняков и Иванов потопили очередной транспорт врага. По традиции полагалось "сто граммов". Но штурману показалось мало, он "взял в долг" у кого-то из друзей. Уйти бы ему в кубрик, отоспаться после тяжелого полета. Но Иванову захотелось прокатиться на автомобиле, шофер которого в это время обедал. Иванов сел за руль. Машина тут же врезалась в стену. Иванов кое-как доехал до гаража.

- Парни, - сказал Николай, - помогите, потому что если командир узнает.... - Николай провел ребром ладони по горлу.

Организация службы в полку была поставлена по-уставному, и Борзову тотчас же доложили о происшествии. Все гадали, как поступит командир.

- Пусть отоспится, - сердито сказал командир полка. "Простил, - думали однополчане, - все-таки не рядовой летчик, а герой".

Утром следующего дня, выговаривая штурману, командир одновременно распорядился, чтобы разбитая Ивановым полуторка была доставлена к штабу, где построился полк, для наглядности. Автомобиль еще только подъезжал, когда Иван Иванович сказал стоявшим в строю авиаторам:

- Мы знали старшего лейтенанта Иванова как мастера торпедных ударов и за это хвалили его. Но вчера он нарушил дисциплину. В результате - разбил автомашину. Посмотрите, товарищи, на это безобразие.

Калашников, Люкшин, все гвардейцы заулыбались. Иван Иванович тоже посмотрел на машину и не смог сдержать улыбки. Слесари-умельцы так отремонтировали автомобиль, что он выглядел лучше прежнего.

- Безобразия мы не увидели, за это спасибо шоферам. Но Иванову - сутки ареста, - так решил Иван Иванович.

В полку никому не прощались проступки, даже таким знаменитым авиаторам, как Иванов. Было еще одно правило в дисциплинарной практике гвардии подполковника Борзова. Наказав нарушителя, он не приклеивал ярлык разгильдяя. Но провинившиеся долго помнили о проступке. Так было и с Николаем Ивановым.

Накануне вылета на новый аэродром полк получил день отдыха. В клубе собрался личный состав. Все были в приподнятом настроении: началось широкое наступление советских войск. Выступали летчики, рассказывали, как начинали воевать, как шли к большим победам. Взял слово и Николай Иванов. Он весь светился в новом кителе с Золотой Звездой Героя, орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени, медалью "За оборону Ленинграда" и гвардейским знаком на груди. Медлил, вспоминая путь, который прошел в полковой семье от сержанта, воздушного стрелка, до штурмана эскадрильи.

- Я бесконечно благодарен вам, товарищи, за все, что вы сделали для меня, - говорит Иванов.

- За все? - переспрашивает, прищурившись Бор-зов. - А гауптвахту помните?

- Да. И за гауптвахту тоже благодарю... Когда мы встречаемся, Николай Дмитриевич всегда вспоминает разбитый автомобиль и гауптвахту. Лишь заслуженное наказание оставляет такой глубокий след в памяти.

Здравствуй, Прибалтика!

За всю войну еще не приходилось совершать такой прыжок: поднялись с аэродрома под Ленинградом, а совершили посадку всем полком в Литве. Выключены моторы, тишина повисла над полем. Штаб занялся размещением личного состава, а Борзов отправился на взлетную полосу. Полоса - это главное сейчас. Сразу обнаружилось, что полоса короткая: с торпедой и полными баками для крейсерских полетов взлетать нельзя. Между тем Народный комиссар Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецов, беседуя с Борзовым, выразил надежду, что с новой базы гвардейцы смогут контролировать самые отдаленные районы моря, прервут пути снабжения противника, что сейчас особенно важно.

Вместе с летчиками Борзова аэродром оседлали "яки" Павла Ивановича Павлова.

- Можете начинать работать, Иван Иванович, - говорит Павлов. - Мы вас будем прикрывать.

- Я бы рад, да полоса не позволяет. Видимо, лишь ветераны смогут действовать...

- С размещением, кажется, неплохо, - докладывает начштаба Люкшин. Видите дом на горке? Хозяин бежал с фашистами. Вилла, что надо: сухо, тепло, светло. Правда, Шевченко говорит, слишком хорошо: мол, виден дом со всех сторон, и к самолетам близко.

Да, пожалуй, лишь на Эзеле в сорок первом у чекиста Ивана Шевченко было так неспокойно на душе, как сейчас. И Борзов понимал это. В Литве в лесах находилось. немало недобитых гитлеровцев, скрывающихся от возмездия полицаев, буржуазных националистов, и все они вооружены.

Ночью над полем раздались залпы зениток: налетели "хейнкели". Из укрытий гвардейцы видели, как бомбардировщики противника атаковали дом, в котором они только что находились. Фашисты сбросили бомбы замедленного действия. Было ранено несколько авиаторов из истребительного полка.

Стало ясно, что фашисты нацелились на дом летного состава не случайно. Кто-то "подсказал". Значит, близко действует враг и надо проявить высокую бдительность.

Летный состав больше не ночевал в барском доме. После полетов гвардейцы в грузовиках отправлялись с аэродрома, заезжали то в одну деревню, то в другую. Спали в пустых помещениях школ, крестьянских домах, а то и на сеновалах. Ни разу не удалось бандитам напасть на летчиков во время отдыха.

Короткая полоса и малый запас торпед заставили Борзова на каждое задание отбирать наиболее подготовленные экипажи. В крейсерский полет 9 августа он послал капитана Василия Меркулова, штурмана Алексея Рензаева и начальника связи эскадрильи младшего лейтенанта Быкова. "В ночь на 9 августа самолет-торпедоносец Краснознаменного Балтийского флота (летчик-капитан Меркулов) торпедировал и потопил в Финском заливе транспорт противника водоизмещением в 8000 тонн"-говорилось в оперативной сводке Советского информбюро.

Этот бой помню во всех подробностях... Торпедоносец приближался к конвою под ожесточенным огнем. Близко разорвавшимся снарядом чуть не оглушило экипаж. Облаком дыма окутало самолет, и все решили, что торпедоносец подожжен. Но это было облако пыли: в правой плоскости разорвался снаряд. Трассы словно прошивали самолет, а он летел и летел вперед, пока Рензаев не сбросил торпеду. Теперь, словно собираясь сбить мачту, торпедоносец пролетел над судном, принимая на себя весь огонь зениток и автоматов с транспорта и кораблей охранения.

До неба донесся гул взрыва. Транспорт получил пробоину в центральной части. Минуты три-четыре он держался на поверхности, но тут судно словно подтолкнули. Транспорт повалился на правый борт и скрылся в волнах...

Меркулов и Рензаев были по характеру совершенно разными людьми. Первый - шутник, улыбчивый. Второй - серьезный, с виду мрачный. Даже в минуту большой радости лишь улыбнется уголками рта и глаза чуть потеплеют. Но вместе эти непохожие друг на друга люди составляли дружный и целеустремленный экипаж. Командир полка, не баловавший летчиков оценками в превосходной степени, на партийном собрании дал Меркулову и Рензаеву такую оценку:

- Этот экипаж - образец гвардейского стиля.

На командном пункте в ожидании приказа на вылет я спросил Ивана Ивановича: что он имел. в виду под такой обязывающей оценкой.