Я прекрасно отдавал себе отчет, что это состояние вызвано не столько ленчем или хорошим знанием местных дорог, сколько выпивкой, и понимал, что оно продлится самое большее еще часа два. Но за это время я мог проехать изрядное расстояние.

Тем временем местность за окном начинала все больше напоминать пейзажи из средневековых рыцарских романов: высокие травянистые холмы, корявые деревца, покрытые шишковатыми наростами, разбросанные там и сям валуны и скалы, облепленные толстым мхом и похожие на зеленые бархатные диваны в гостиной какой-нибудь престарелой дамы. Окрестности производили впечатление декорации для оперы, постановщик которой пытается сделать так, чтобы на пение обращали как можно меньше внимания.

Все это мне очень не нравилось: я бы предпочел передвигаться по открытой местности, где приближающегося человека можно заметить на расстоянии ружейного выстрела.

- Где мы остановимся на ночь? - спросил Харви.

- У моих друзей.

- Из Сопротивления? Я кивнул.

- А вы уверены, что они еще здесь? И все еще ваши друзья?

- Кто-нибудь обязательно найдется. У нас есть выбор: в этих краях я знаю многих. Когда-то здесь проходила "крысиная тропа" - по ней вывозили беглых заключенных, доставляли оружие и так далее.

Вскоре мы проехали через Ла-Куртин, армейский городок, сам по себе очень похожий на казарму: такой же открытый, пустой и чисто выметенный; на каждом углу по часовому. Затем мы нырнули в долину Дордони.

- Мистер Кейн, - сказал Маганхард и замолчал.

- Я слушаю, - подождав, отозвался я.

- Мистер Кейн, когда мы говорили... насчет полицейских, вы сказали, что могли бы "не затрагивать вопросы морали". Почему вы не стали возражать?

Мы с Харви переглянулись. За несколько часов старый стервятник не произнес ни слова - неужели обдумывал наш разговор?

- Не думал, что это вас так заинтересует, - тщательно подбирая слова, ответил я.

- Почему бы и нет?

- Возможно, я сделал слишком поспешный вывод, исходя из сложившихся обстоятельств - если учесть, что по всей Франции за вами охотятся отборные силы полиции и преступников. Но мне показалось, что вас это не особенно заинтересовало.

Я пожал плечами, надеясь, что он смотрит на меня.

- А если отбросить излишний сарказм, - спокойно заметил он, - тo все-таки почему?

Вытянув шею, я посмотрел на него в зеркало заднего обзора. Как ни странно, на лице Маганхарда было совершенно не свойственное ему выражение, похожее на улыбку - скорее напоминавшую кривую царапину на сверкающих боевых доспехах, но тем не менее улыбку.

- Ну, скажем так - я стараюсь относиться без предубеждения к людям, которые открывают свое дело в Лихтенштейне, чтобы избежать уплаты налогов.

- Ага! Вы не сказали - скрываются от уплаты налогов. Не так ли, мистер Кейн?

- Нет, мистер Маганхард, я понимаю разницу. Уклонение - это незаконно, а я уверен, что все, что вы делаете, - законно.

- Но не слишком порядочно?

- На практике порядочность, как и многое другое, в основном сводится к честному обмену. Вы управляете заводами во Франции, Германии и так далее, но не платите налогов, чтобы поддержать экономику этих стран. Вот и все.

- Правительство любой из этих стран обладает достаточной властью, чтобы решить, что ей нужно больше моих денег, и на законных основаниях установить, сколько я им должен. - Его голос был похож на щелканье шестеренок из нержавеющей стали. - Им ничего не стоит это сделать. Вы считаете, что, уплатив эту сумму, я стану более порядочным?

- Сомневаюсь, мистер Маганхард. На мой взгляд, куда важнее, готовы вы платить или нет. Другое дело - должны ли? Возможно, вы просто путаете порядочность и законность.

- Уверен, что смогу объяснить, в чем разница.

- Думаю, что нет. Согласитесь, когда вы пересекаете границу, смысл такого понятия, как порядочность, не меняется.

Харви усмехнулся.

Подумав, Маганхард сказал:

- Мистер Кейн, похоже, вы занимаете довольно странную, хотя и весьма решительную позицию.

- Вы первый подняли этот вопрос, - пожал я плечами. - Лично меня совершенно не волнует, что вы платите меньше налогов. Тысячи людей делают то же самое, и это будет продолжаться, пока такие страны, как Лихтенштейн, и некоторые швейцарские кантоны имеют столь мягкие законы о налогообложении по одной причине - вытянуть немного денег из соседей. Но если урон будет слишком велик, то соседи примут меры и отстранят Лихтенштейн от участия в бизнесе.

- Мистер Кейн, должно быть, вы оказались в довольно затруднительном финансовом положении, если согласились помочь такому человеку, как я. Когда я разговаривал с месье Мерленом по радиотелефону с яхты, он сказал, что вы потребовали от него честное слово, это... обвинение, выдвинутое против меня, ложное, и что я еду в Лихтенштейн, чтобы спасти свои капиталы, а не присвоить чужие. Тогда вам хотелось быть уверенным, что я порядочный человек. - В голосе Маганхарда по-прежнему звучали стальные нотки.

- Порядочность, мистер Маганхард, понятие относительное. Например, я уверен, что вы гораздо порядочнее тех головорезов, которые напали на нас в Type. Вы не похожи на человека, который собирается кого-то убить напротив, убить хотят вас. Мне совсем не обязательно верить в вашу кристальную честность в отношении налогов, чтобы считать - помогая вам, я поступаю правильно.

- Так вы считаете, что месье Мерлен тоже смотрит сквозь пальцы на другое обвинение?! - Резкость его тона на секунду удивила меня, но потом я понял: любой, кто считает его честным и непреклонным человеком, автоматически должен был разделить и его точку зрения на изнасилование как на мерзкое и отвратительное преступление. Может быть, именно поэтому он даже не мог заставить себя произносить это слово, и говорил просто "это обвинение".

Интересно, подумал я, тот, кто его подставил, имел ли, помимо прочих талантов, и чувство юмора?

- Мерлен - хороший адвокат, - сказал я, - а он считает, что это было подстроенное обвинение. К тому же мне кое-что известно об этих вещах.

- Неужели? - оживился Харви. - Может, расскажете?

* * *

- Ну, прежде всего в этом деле вам не понадобятся свидетели: никто и не ждет, что насиловать будут при свидетелях. Все, что нужно знать, это был ли обвиняемый наедине с жертвой в таком-то месте и в такое-то время, и заявила ли потерпевшая, что ее изнасиловали там-то и тогда-то. Если вам удастся уговорить ее и в самом деле переспать с ним, то вы еще можете организовать медэкспертизу и заручиться показаниями врача. Но, с другой стороны, гораздо чаще кончается тем, что у вас есть только ее слово против его. Даже если обвинение проваливается и дело не доходит до суда, его репутация будет достаточно подмочена.

- Надо же, а я-то думал, что вы разбираетесь только в автоматах, вполголоса заметил Харви.

- Откуда вы все это знаете, мистер Кейн? - спросила мисс Джармен.

- Однажды мне довелось самому участвовать в подготовке такого дела... О, не волнуйтесь, это было во время войны и вполне оправданно. Нам было необходимо избавиться от одного немецкого чиновника в Париже - он слишком хорошо работал. Разумеется, до суда дело не дошло, и вообще ничего не вышло бы, если бы самим немцам не нужен был повод для его перевода: они тоже считали, что он слишком хорошо работал. Вот мы и подкинули им такую возможность.

- А что случилось с девушкой? - спросила она.

- Мы вывезли ее из страны на тот случай, если будет расследование.

- Я имела в виду не это, - холодно сказала мисс Джармен.

- Понимаю. Ну, скажем так - она воевала и знала, на что идет.

- Мне все ясно, мистер Кейн, - нетерпеливо перебил Маганхард. - Но вы говорили о том, почему вы поверили, что это обвинение против меня подстроено.

- Да, верно. - Я выудил сигарету из пачки на сиденье, Харви щелкнул зажигалкой. - Здесь еще остается пара вопросов. Зачем кому-то могло понадобиться подставлять вас?