Я не поеду туда. -==Исполнители.==

Любая случайность на человеческом пути есть дурацкая /или не дурацкая/ закономерность этого же пути.

Был у меня человек, его звали приятель Конт., мы встретились случайно, но было совершенно очевидно, что не произойти эта встреча не могла. Он говорил: ~Пойми, девяносто девять и девять десятых окружающих тебя - дерьмо, поэтому считай себя изначально избранной и по возможности будь этим счастлива, а не сравнивай с оставшимся ноль одним процентом~. Сам он тихо сгорал от предположений, что кто-то состоялся лучше и избраннее. Мне было это понятно. Как он был интеллектуально изощрен и знал себе цену! Лишь ко мне он относился снисходительно, потому что интересовался биологически и не допускал, что его интерес направлен на случайность. Он был... надеюсь, что он есть. Он был москвич - это в некотором смысле профессия, а не прописка. Это образ жизни и мышления. Он честно делил все на москву и остальную рязань.Он не был нормален и очевиден, а я играла в него, как в учебник по литературе для старших классов третья строчка снизу на тридцать пятой странице: ~Всю жизнь раненая птица моего воображения пытается взлететь...~

Всю жизнь! -==Вставка.==

Если я пячусь, то просто хочу ощущенья стены. Если я вспоминаю людей, то просто рука моя шарит в поисках опоры - я иду по хрупкому мосту из вчера в проблематичное завтра и, оглядываясь, вижу лишь задворки духа. Перила моста давно сгнили. Вперед я стараюсь не смотреть.

Ужасно, что можно помнить факт встречи с этим, как его, ну, сейчас, э..., короче с этим человеком в автобусе номер ну, этот, которым всегда ездила на работу, так вот он обронил среди казенных фраз: ~Я не могу уважать себя, потому что я себя хорошо знаю~. Но ведь не любить себя тоже невозможно?

Я стараюсь реже быть самой собой, ибо скучна и прилизана, как парик раввинши. С собой мне скучно. Может быть поэтому я выбираю этих, как их, ну, сейчас... -==Пиня.==

Только ли законы отражения света заставляют меня отводить взгляд от яркости Стены Плача? Только ли неизбежность работы высасывает легкость духа на исходе субботы?

Не желая формулировать и тем самым очерчивать итог, я предпочитаю догадываться, и неготовность идти дальше - просто страх прийти в очередной тупик. Я люблю стоять на распутье и смаковать возможность выбора. Легкость неопределенности - это единственная легкость, доступная мне. Это и есть одно из основных наслаждений, когда роли примеряются необязательно, а эмоции все-таки не столь трехмерны.

Возможность выбора - главное что есть у человека и глупо, но принято захлопывать за собой ловушки очевидных поступков: стандарт, стандарт.

Мучительное и серьезное совершение глупостей моя основная профессия.

Со стороны у меня все в порядке.

Самым безумным считается в моем кругу Пиня - бывший суицидник, а ныне абсолютный счастливец - с повышенным настроением, знанием языков, желанием жениться и абсолютной неспособностью потерять возможность каждодневного выбора. Женщин он боится, считая любое движение в его сторону покушением на свободу его инициативы. Детей обожает и воспитывает на каждом углу. Проституток угощает конфетами. Пиня боится простудиться и любит себя самозабвенно, откровенно и инфантильно. Говоря часами, он вдруг грустнеет на миг и произносит что-то чужое, а скорее всего - свое, от чего бежит всю жизнь и не убежит никогда.

- Я делаю лишь то, что доставляет мне удовольствие,- говорит, например, он,- мое и ваше счастье, что вид моего эгоизма - альтруизм.

У Пини хватило ума не нарушить радужную пленку социальной мимикрии в России, и по нему не шаркнули пыльной казенной подошвой душевной нормы. Мечта антисемита, он не волочит себя по жизни, как сломанную ногу, а весело скачет на единственной здоровой, честно скаля железные зубы и читая на пяти языках все, что подвернется.

- Я не понимаю, что я смешон,- говорит Пиня.- И это позиция.

Если бы знал Пиня как часто я думаю о нем, он бы меня пожалел - не понимая когда я смешна, я тщетно уговариваю себя не понимать саму возможность этого, как Пиня. Как этот наш прощаемый заранее за то, что наш - Пиня.

Не умея отстраняться, я не умею прощать. Не умею прощать даже себя и себе, в этом невыгодное мое отличие от других.

Выгодное же отличие мое от других в том, что я готова быть лучше, чем есть и хуже, чем представляется. -==Возвращение в Т-ск N2.==

Иногда я решаю все-таки ехать в Россию. Все мы иногда что-то все-таки в очередной раз решаем, не правда ли.

Никто так меня не ждет, как родина. Она не ждет меня настолько безразлично, что от прошлых невыносимых ненавистей и любовей моих уже остался только пепел недоразумения.

Есть два слова, отзывающиеся во мне ноющей разлукой - Россия и одно имя собственное, которое не состоялось. Обе истории этих слов типичны, безрадостны и столь же сюрреалистичны, как жизнь служащего сомнительным идеалам.

Лицо мое спокойно, но я плачу, водя, как слепой, по слабым отпечаткам воспоминаний - беспомощная эстетика трехсоттысячных провинциальных городов, ты въелась в нас, как запах хозяйственного мыла в батистовую прелесть пионерской блузы. Белый силикатный стандарт и узнавание третьего окна во втором ряду сверху - мое, шторки с хризантемами, ма-а-ама, ну еще полчасика! О, как уживалась истома созревания с деперсонализацией реальности, романтика первой звезды с пониманием что кому когда нельзя говорить. И самое уникальное тогда она уживалась гармонично.

Счастливый период моего инфантилизма, я стыжусь той стеснительно очерченной девочки и завидую, что она продолжает поджигать тополиный пух и хоронить в красивой коробочке повешенного этими мальчишками совсем бездомного бедненького котеночка. Я четко принимала разделение ролей - палач, жертва, оплакивание. Месть возникла позже. А Сюзанна уже целовалась в подъезде!

Простор моей биографии не осквернен ничем нарочитым, но и случайностей было немного. Сплошной осенний бульвар - золото с перегноем.

Идти, загребая пыльные перепонки сусальной осени. Бездумно наблюдать шизофренически вычурную жестикуляцию кленовых ладоней. О, прошлая любовь моя ржавые шаткие недостройки социалистических подачек - блочные, многоквартирные, не охраняемые никем.

Пошлая мелодраматичная трактовка своего детства свойственна человеку и человечеству, но и ничего более жалобного не знает ни один из нас...

Все-таки мне абсолютно незачем туда ехать. -==Избитая романтика.==

Афористичность мира выводит меня! В каждой новой встрече уже таится вывод, изначально опошляющий всю теорию невероятности.

Я играю в предположения, а получаю - в лучшем случае - избитую романтику.

Судьба моя ленива и бездеятельна еще более, чем я. Она тоже не понимает иронии. До последнего момента никто из нас не знает куда, зачем и кто первый. Я вынуждаю ее вяло намекать, а потом, огрызаясь, бреду в указанном направлении утешаясь лишь тем, что ничего не изменилось.

Вид моей судьбы при этом ужасен - сомнамбулически пялясь в пространство, тащится она за мной, мечтая избавиться. Будь проклята ее аморфность и второстепенность!

Камень, брошенный завтра, возвращается вчера, а на сегодня остается только ощущение опасности и свист воздуха. Задумчивость моего палестинского существования мудра и идиотична - приоткрывается рот, опускаются набрякшие веки и течет время по жилам пересохших вади.

Ненатуральной блондинкой идет Сюзанна по Иерусалимскому парадоксу, золотясь вместе с куполами. Ее яркость и неуместность восхищают, но мои тусклость и неуместность оскорбительны.

Любовь моя к Иерусалиму абстрактна, я люблю его небесным, золотым. Мусор же подворотен и двориков отвращает раненую птицу моего воображения. Приятель Конт., разве не с тобой брожу я всю жизнь по улицам абстрактно любимых городов - абстрактно любимая и любящая не тебя. Жалкий гений с проклятым цинизмом, зачем отрекся ты от своего народа во имя другого, суетливо и брезгливо отдвигаясь: ~Что ты, что ты, я не еврей...~ Ты, получающий в восьмидесятых через пятые колеса в телеге социализма еле слышный скрип: живы, ждем... Ты, шепотом формулирующий:~ И еще одно... как ты относишься к евреям? Если только еврей по матери.~ Ты, скорбящий по ученикам и отодвигающий добродетельную грамотность... По матери!