- Ну, не дураки ли мы! Сегодня может быть последний день в моей жизни, а мы с тобой спорим на научные темы. Сюда я приехала покупаться.

Она моментально разделась и оказалась в воде. Вода была теплой и ласково укачивала. Какая-то рыбья мелочь вилась у самых ног.

- Это мое самое любимое место. Я сюда приезжаю помолчать.

Мы лежали на воде и смотрели на звезды. Только шум прибоя нарушал полную тишину. Олле выдернула меня из состояния эйфории.

- Хорошего помаленьку. Нам еще нужно придумать тебе алиби и доехать до клиники.

- Зачем мне алиби?

- Иначе тебе будет довольно сложно объяснить, почему один человек из твоей группы попадает в больницу в жутком состоянии, а ты ничего не знаешь.

- А не проще рассказать правду?

- Какую правду? Что ты без пропуска прошел в институт жизни, где тебе никто не видел, прошел в лабораторию, которой нет в плане здания, и участвовал в эксперименте, которого просто не может быть?

- А какую правду предлагаешь ты?

- Мы с тобой очень хорошо провели время в этой бухточке. Потом пошли в ресторан, где поссорились и разошлись в разные стороны.

- Ты не знаешь, почему мне не нравятся все твои идеи?

- Потому, что это не твои идеи.

- Ну хорошо. Поехали.

Предложенную Олле сцену мы разыграли в ресторане как по нотам. Сначала сидели и буквально глаз друг с друга не сводили. Кстати, очень хорошо поужинали (или позавтракали). Убедившись, что официант отошел, Олле кинула в фужеры с шампанским по капсуле.

- А это что еще за угощение?

- Тебе - сыворотка доверия, чтобы твое алиби казалось всем убедительным. Мне - блокиратор болевых импульсов.

Допив шампанское и потанцевав, устроили грандиозный скандал. Вот уж не думал, что Олле может быть такой фурией. По совести сказать, и я был не лучше. Она ушла, хлопнув дверью. Я остался со слегка поцарапанным лицом. Рассчитываясь с официантом, я продолжал высказывать все, что я думаю о ней лично и о подобных стервах в частности. В общем можно быть уверенными, что в ресторане нас запомнили.

С Олле мы встретились, где и договаривались. Я немного опоздал. Олле выглядела слегка встревоженной и бледней чем обычно.

- Что-то случилось?

- Тебе придется самому вести машину. Ответное воздействие начнется немного раньше, чем ожидалось.

Когда мы подъехали к больнице, ее лицо стало белым как лист бумаги. Из машины я вынес ее на руках.

- Положи меня. Дай в руку конверт, который лежит на заднем сидении машины, позвони и уходи. В моей комнате на столе лежит еще один такой же. Если моим лечащим врачом будет Тог, перешли его на адрес клиники.

- Что там?

- Чек.

- Но отряд сам оплачивает лечение своих членов.

- Отряд не обязан платить за мои эксперименты.

- Ты не права.

- Мне тяжело спорить с тобой сейчас. Позвони и уходи.

- До свиданья.

- Надеюсь.

Она потеряла сознание. На белой тенниске стали проступать пятна крови. Позвонив в дверь и услышав шаги, я уехал. В темноте силуэт Олле казался двумя пятнами: белое лицо и ярко-красная тенниска. Такого "удачного" вечера у меня еще не было. -==2==

Иногда бывают моменты, когда проклинаешь свое решение стать врачом. Сегодня был как раз такой день. Вернее такая ночь. Меня разбудил телефонный звонок. На часах четыре часа ночи. Господи, ну почему? Теодор сказал, что уже выслал за мной машину. Снова тяжелый случай. Почему это всегда ночью?

Подъезжая к клинике, я пытался себя успокоить. Так и должно быть. Теодор практикант и он не имеет права оперировать один.

Когда я увидел пациента, остатки сна с меня слетели моментально. Персонал у нас работает очень слаженно, и пациент, вернее пациентка уже была обработана и лежала на операционном столе. Пока меня одевали, Теодор рассказал, как она поступила в клинику. Ее нашли одну на ступенях. Скорее всего, ее привезли на машине, так как дежурный слышал удалявшийся звук двигателя. Она была очень бледной и вся в крови. После беглого осмотра оказалось, что ран очень много и они очень серьезные, судя по всему, до утра пациентка могла не дожить, поэтому он и вызвал меня.

В операционную мы вошли в 4 -20. Теодор перечислил показания датчиков. Данные были даже лучше, чем можно было предположить по виду тела. Он был прав. Один бы он не справился. Мы и вдвоем простояли над ней почти восемь часов. Операция была не просто сложной, она состояла из множества операций. Было такое ощущение, что над девушкой специально кто-то издевался. Были сломаны почти все кости. Ожоги, колотые, резаные раны, глубокие и поверхностные. Синяки и кровоподтеки я просто не считал. Так, наверное, выглядели люди, побывавшие в руках инквизиции в древние века. Убийца ее был очень трудолюбивым. Не поврежденным остались только сердце, позвоночник и, надеюсь, головной мозг. Она была должна уже давно умереть просто от боли. Было удивительным, что она почти не доставила тревог кардиологу и группе анестезии. Они несколько раз проверяли работу приборов, так как пульс и дыхание на протяжении всей операции оставалось стабильным. Немного хуже, чем бывает у совершенно здорового человека, но для нашей ситуации просто великолепным.

Она не умерла на операционном столе. Это уже было победой. Кардиолог с виноватым лицом повторил, что пульс без изменений. Можно подумать, что мы не ей делали операцию. Из операционной мы практически выползали. Слава богу, что такие операции случаются исключительно редко. Я сел рассматривать найденные при ней вещи. Ничего особенного. Обычная дамская сумочка: немного косметики, кошелек с деньгами и никаких документов. Алл подала мне конверт и кофе.

- Этот конверт был у нее в руках, когда ее нашли.

Не успев допить кофе, я так и заснул с конвертом в руках.

Разбудила меня Алл.

- Дежурный врач интересуется, сможете ли вы участвовать в дневном обходе.

Я отрицательно покачал головой. Тяжелых больных, не считая сегодняшней пациентки, у меня сейчас нет, остальных обойду вечером.

Да, кстати, что в письме? Письмо как письмо, почерк достаточно разборчив, хорошо хоть не придется напрягать зрение на это. Когда я начал читать, у меня волосы встали дыбом. Это было не письмо, а скорее история болезни, в которой указывались все травмы, устранением которых я занимался этой ночью. Я растолкал спящего Теодора. Он сначала не мог понять, что я от него хочу, а когда прочитал письмо, уставился на меня ошалевшим взглядом.

- Где ты это взял?

- Это было в руках девушки.

- Не знаю, кто это писал, но этот человек хорошо разбирается в медицине.

- И если это писал убийца, то он очень странный. Сначала доводит человека до смерти, а потом дает рекомендации по спасению его жизни.

- А может, это мы сходим с ума?

- Давай лучше сверим это письмо с записью операции.

На сверку ушло не так много времени, но результаты ее удивили нас еще больше. Все устраненные нами травмы были перечислены в письме. Кроме того, в письме указывалось еще на то, что у нашей пациентки еще вывих шейных позвонков и точечный прокол печени. К телефону мы кинулись почти одновременно.

- Срочный рентген печени на поиск точечного прокола и шейных позвонков на вывих сегодняшней пациентке. Результат сообщить мне.

Результатов мы ждали не садясь. Через несколько минут перезвонили из рентген группы и сообщили что, все, указанное нами, обнаружено. Кто бы ни был автором письма огромное ему спасибо. Вывих - это мелочи, а вот с печенью придется повозиться. С подобными ранами я сталкивался пару раз. Они не заметны и не болезненны и выявляются очень тяжело, но если ими не заниматься, то через два месяца обеспечен летальный исход.

Я позвонил в реанимацию и дал указания для интенсивной терапии печени. Состояние девушки было удовлетворительным. Наркоз еще не отошел. Пульс и дыхание в норме. Теодор вернул меня к письму.

- А ты до конца его дочитал?

Третья бессонная ночь плохо отражается на умственных процессах. Мы снова сели за письмо. Ничего особенного относительно пациентки там больше не было, кроме не обычной была рекомендация: не применять двое суток после операции обезболивания.