_ЧЕТВЕРТОЕ_ _ Пока без Тамары. Потом с ней. Кажется, все поменялись местами. _ ДЕД. В общем, оно, конечно, ни в какие ворота... В общем, да... собственно... Но я вам на это все-таки так скажу... Лучше все-таки так, чтобы был вагон, пускай и отцепленный, чем так, чтобы не был, да хоть и прицепленный...
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Извините, Филипп Семеныч, вы слишком умно выражаетесь. Не понять.
ДЕД. Это, понимаешь ли, диалектика, можно сказать. Купишь билет в семнадцатый общий, придешь на платформу, а его и в помине нет. Восемнадцатый есть, шестнадцатый есть, а семнадцатого нет. И никто не знает, где он, семнадцатый ни проводники, ни бригадир поезда... А другой раз дадут вагон, да не тот... от другого состава... по ошибке прицепят. У него и размеры не те, низенький какой-то, плюгавенький... А номер тот - семнадцатый. И не пускают. Потому что в чужом нельзя. Его надо возвратить в другой город порожним. А то их оштрафуют за это. За то, что в нем пассажиры поедут, в чужом... за эксплуатацию. Так и тянут пустой, представляете?
АНТОНИНА. Да. С прицепными вагонами всяко случается.
ДЕД. Помню, в восемьдесят шестом, уже Горбачев правил, дали нам в нулевой вагон билеты. Тогда Первое Мая надвигалось, билетов не было, и мы бучу возле кассы устроили. Вот нам и дали в нулевой. Думали, что в дополнительный... Поезд пришел... Первый, второй, третий... где нулевой вагон? Нет нулевого, проводники смеются. У вас же написано: нулевой! А знаете, что такое нуль? Нуль это нуль.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Я в детстве миллиарда боялся. У отца книга была с динозаврами... Вот я и думал, что он динозавр, что ли... бронтозавр... Миллиард. Животное доисторическое.
АНТОНИНА. А ваш отец тоже книгами увлекался?
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Да. Это у нас семейное. Я... я же... Я вам не хотел говорить этого. Но скажу. Я ведь, можно сказать, писатель. Помните... вы о писателях говорили. Что их нет больше. Есть. Есть, Тонечка, есть.
АНТОНИНА. Вот как? И что же вы написали, Игорь Сергеевич?
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. А ничего. Я ничего не писал никогда и не буду писать. Я просто чувствую, что во мне писатель живет, крупный, если хотите. И что я могу сесть за стол и написать роман. Они не могут, а я могу.
АНТОНИНА. Кто "они"?
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Ну, эти... которые пишут. Вы посмотрите, какая серятина кругом, сколько бездарности, пошлости... Глупости наконец, неумения... Они не умеют, не могут, но пишут, пишут... А я могу, но не буду. Не хочу. Увольте.
ДЕД. Если не пишешь, то не писатель.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Эх, Филипп Семеныч, писатель - это состояние духа, а не... не бумаговредительство. Хотя... я, конечно... как бы графоман... но наоборот. Не хочу, не буду. Графоман-минус. Вернее, плюс.
АНТОНИНА. Странный вы, Игорь Сергеевич.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Жаль, Тамары нет, она бы меня поняла.
АНТОНИНА. Я вас тоже понимаю, Игорь Сергеевич. Но вот вы... вот нам тут говорили, что вы... человек вы поступка. А сами роман не пишете. Разве это поступок?
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Конечно. Еще какой поступок. Не поддаться соблазну.
ДЕД. Где же Тамара? Почему не идет? Не несет нам вестей никаких? Когда нас прицепят? Когда мы тронемся?
АНТОНИНА. А я бы, если бы была писателем... писательницей... обязательно бы роман написала. Как с Чудаковым познакомилась, с Михаилом Степанычем... Как у нас было с ним... об этом роман... весело. Я вам дом показать обещала. Поедем - обязательно покажу.
ДЕД Потерял я лет десять назад зонтик в поезде. Японский. Мне сказали, чтобы я зашел... в это, как называется... ну, служебное помещение их... машинистов... где они собираются... Вдруг подобрали. Вот. Я зашел. Зонтика нет, конечно, с концами... но я это не к тому рассказываю. Там у них "Молния" на стене, стенгазета. Сами себя пропесочивают. Я посмотрел... Машинист такой-то уснул на работе на столько-то времени. Чудом избежал аварии. Выговор. Машинист такой-то уснул. Чудом избежал аварии. Выговор. Машинист такой-то уснул на работе. Выговор. Так что, может, еще и хорошо, что сидим и не едем. Может, и к лучшему.
АНТОНИНА. Игорь Сергеевич, вы начитанный человек. Вы сейчас про миллиард рассказывали. А что скоро солнце погаснет, вы знаете?
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Когда?
АНТОНИНА. Через пять миллиардов лет.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Разве это скоро?
АНТОНИНА. Раньше думали, через десять. Оказалось, через пять. В газете писали... Я очень расстроилась.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Почему?
АНТОНИНА. Думали, через десять. Оказалось, через пять. В два раза. Вот такое открытие невеселое. Весь мир взбудоражен.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Что-то не чувствуется. Не волнуйтесь, мы все равно не дождемся.
АНТОНИНА. Лучше бы через десять.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Без разницы, Тоня.
АНТОНИНА. Может, вам и без разницы, а мне не безразлично, через пять или десять...
ДЕД. По радио передавали, что солнце внутри холодное. Оно только снаружи горячее. А внутри - лед.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Не знал. Все-таки мне кажется, мы зря Тамару одну выпустили. Незнакомое место и вокзал далеко.
АНТОНИНА. Да разве такую удержишь? Вон она как в окно выпорхнула... Как циркачка... А все потому, что вы предложение сделали... так неожиданно.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Это и для меня самого так неожиданно. Я это еще сам не осмыслил.
АНТОНИНА. Осмысляйте, осмысляйте. У вас вагон времени.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Хорошо сказано, вагон времени.
ДЕД. Времени вагон.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Надеюсь, не заблудится. Не заблудилась.
ДЕД. Тамара? На железной дороге... Нет, на железной дороге не заблудишься.
АНТОНИНА. Пойдет по шпалам и дойдет до вокзала.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. А если в другую сторону? Это ж куда тогда уйти можно!..
ДЕД. Она в ту пошла. Она ведь туда пошла.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. А мы куда? Туда? Или туда?
ДЕД. Туда. Туда.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Или туда?
АНТОНИНА. Лично я в Ленинград.
ДЕД. В Санкт-Петербург.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Стоп. Еще окажется, мы в разные стороны едем. Только этого не хватало. Между прочим, "времени вагон", у меня часы стоят. Сколько на ваших... Филипп Семеныч?
ДЕД. Не ношу.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Счастливый.
АНТОНИНА. На моих без четверти пять. Но они тоже остановились.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Причем раньше моих остановились. На моих шесть ровно.
ДЕД. Что же это все значит? Ведь уже и киевский прошел... и кишиневский.
АНТОНИНА. Одесский не ходит.
ДЕД. Может быть, вообще ничего не ходит?
АНТОНИНА. Может, все вообще прошло?..
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Нет, нет. Что-нибудь еще не прошло. Что-нибудь обязательно пойдет.
АНТОНИНА. Вот, слышите, Тамара идет. _ Снаружи - шаги Тамары. _ ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Тамара? Тамара?
ТАМАРА. Я здесь. Помогите мне. Я так устала. Я стану на ящик.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Вот вам моя рука. Мои руки. Тамара. Залезайте в окно.
ДЕД. Я хочу тоже помочь.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Я сам. _ Тамара лезет в окно. _ АНТОНИНА. Игорь Сергеевич, вы просто силач. И ты, Тамара... как в цирке.
ТАМАРА. Как хорошо. Я снова здесь.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Разрешите, я вас поцелую, Тамара.
ТАМАРА. Опять вы за свое, Игорь Сергеевич.
АНТОНИНА. У нас, Тамара, для вас сюрприз, Игорь Сергеевич оказался писателем. А вы и не знали, Тамара.
ТАМАРА. Я в этом нисколько не сомневалась.
ДЕД. Послушайте, молодежь. Потерпите немного. Отношения потом будете. После. Сейчас пусть нам Тамара все по порядку расскажет. Что там случилось у них? Почему они нас не прицепляют?
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Да, да, Тамарочка. Дошла ли ты до вокзала? Почему они нас не прицепляют?
ТАМАРА. Не знаю. Я дошла до вокзала. Я с многими говорила, но как-то все бестолково. Начальника вокзала на месте нет, а дежурная... она сказала, что это недоразумение. Нас нет в графике.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Нас нет в графике, но мы есть в натуре!
ДЕД. У меня примерка зубов. Завтра в Санкт-Петербурге. Последняя.
