Теперь он не будет ходить в горы...--сказал я

Виталию Михайловичу Абалакову, которого называю

здесь без званий и эпитетов, чтобы сэкономить

страницу текста.

Будет!--сказал патриарх высоким голосом.-

Я же ходил,--и он протянул мне крепкую ладонь, на

которой было тоже не много уцелевших пальцев -

Юра,--изменил тему Абалаков, глядя на море лю

дей и цветов,--ты представляешь, что они сделали?

Сколько поколений советских альпинистов мечтали

об этом! Они подняли на вершину Эвереста флаг

нашего альпинизма. Молодцы, ребята, очень боль

шие молодцы.

Без вас они не смогли бы сделать, без школы,

без истории. Они сегодня--вершина, но Гору подня

ли тысячи людей.

Правда, но главное, что они сделали много

для популяризации альпинизма. Посмотри, когда это

было, чтобы и радио, и кино, и газеты, и телевиде

ние. И ведь интерес не искусственный... И погово

рить есть о чем. О мужестве, о мастерстве, о единой

цели, которая их объединяла, о патриотизме, о

решительности, о риске, о трудностях и преодоле

нии их... Ну как, все перечислил?--засмеялся Аба

лаков.

Я подумал, что он прав и в восхождении было живьем все то, о чем легендарный альпинист сказал словами...

Я хотел спросить его, какое место в истории альпинизма займет наше восхождение, но меня опередила Анна Дмитриева, спортивный телекомментатор.

Абалаков говорил о выдающемся успехе, о сложном маршруте, о силе наших ребят. Он сказал, что после этого штурма наш альпинизм занял в мировой табели о рангах место необыкновенно высокое и получил наконец признание, которое заслуживал...

В это время диктор, отступив от строгих правил, объявил:

-- Произвел посадку самолет "ИЛ-62", выпол

нявший рейс "Аэрофлота" по маршруту Дели-

Москва. На борту самолета находятся советские

альпинисты, совершившие восхождение на Эверест.

Конец фразы потонул в аплодисментах.

Они вышли из самолета красивые, счастливые, в форменных пиджаках с гербами Советского Союза на груди. Их моментально стали обнимать, целовать. Там же, в депутатской комнате, были взяты быстрые и радостные интервью, и скоро они вышли на балкон зала прилета, где их ждали...

Это был великий праздник, великая награда любовью и признательностью за хорошо сделанное, опасное и красивое дело. И все они заслужили эту награду. Они шли вниз по лестнице навстречу ей, они шли навстречу другим наградам и радостям, навстречу дому, друзьям, родным.

И навстречу расставанию они шли тоже...

88

Эверестовцы рассказывают

В гостинице "Блю стар" (Катманду, Непал) мне пришлось выслушать все, что они о нас думают.

Они--это, разумеется, участники нашей эверестской экспедиции. О нас--это, собственно, не совсем о нас, книгоиздателях, а о журналистах. Я молчал и слушал. Слушал все, в чем не виноват ни словом, ни делом. Слушал, потому что им надо было высказаться, а мне надо было с ними договориться, чтобы они, не смотря ни на что, писали для книги. Для этой самой книги, которую вы держите в руках. Атака была бурной, а потому и сумбурной. Говорили все враз, перебивая и поддерживая друг друга, мнение было единогласным: с журналистами лучше дела не иметь, потому что пишут они не то, как было на самом деле, а так, чтобы покрасивше выглядело на бумаге. И в результате восхождение на высочайшую гору мира в публикациях выглядит как этакая приятная прогулка: в панамке и с зонтиком. Помню точно, кто-то сказал--в панамке и с зонтиком. Не помню только кто.

Чувствовал я себя неуютно, весь горел (не от жары, в гостинице -кондиционеры), а за свою журналистскую братию. Валя Иванов сидел чуть в стороне, сочувственно улыбался и в нападении не участвовал, но и от нападения не защищал.

Потом кто-то сжалился: вы. не обижайтесь на нас, мы привыкли говорить друг другу правду в глаза; в альпинизме иначе нельзя; нельзя, чтобы в горы идти в одной связке и камень держать за пазухой. Ухватившись за эту присказку, нача

ли каламбурить (атака пошла на спад): и так тяжело, а если еще камень... да и вокруг одни камни, а если еще и за пазухой... Я им сказал:

Я не корреспондент, не журналист, не

репортер, а книгоиздатель. А авторы на

ши--вы. Вот и пишите.

Ну да, а вы потом все вычеркнете и

оставите только--ура! ура! топ-топ--и

на вершине.

Да уж нет,--пообещал им я.-- Такого

не будет.

Свое обещание сдерживаю. Честно говоря, не ожидал, что эвере-стовцы так хорошо напишут. Старался не переписывать за них, оставить их стиль, их лицо, иногда не очень, может, ловкие, но выразительные и своеобразные фразы и словечки. Сокращал повторы; но в том случае, когда один и тот же эпизод рассказывается по-разному,--оставлял. Пусть будет разное восприятие, разные точки зрения.

Иногда в воспоминаниях об одном и том же эпизоде расходятся временные показатели--ну что же, люди были в разных ситуациях и для них по-разному текло время.

Очень трудно привести к одному написанию имена-фамилии шерпов. У них нет фамилий в нашем понимании; неясно, какое слово из двух составляющих имя. К тому же наши ребята чаще всего называли их на русский лад: Саней называли Сонама, Борей -- Видендру. Поэтому в воспоминаниях имена шерпов оставлены такими, как их запомнили альпинисты. А теперь о слове "шерпа", которое поначалу режет слух. Именно шерпа -- таково название этой национальности, а не шерп, как писали раньше, считая порой, что это профессия (гид или носильщик), а не национальность. Трудно привыкнуть к

258

косвенным падежам этого слова -- шерпы, шерпой, шерпе, но это не противоречит нормам русского языка -- склонение идет по типу слова "чукча". В альпинистской литературе о Непале название поселка Тхъянгбоче передается как Тьянгбоче, что противоречит и произношению и местному написанию. На эту ошибку указала нам консультант нашей рукописи, сотрудница Института востоковедения Академии наук СССР Наталья Марковна Карпович, которая несколько лет жила в Непале. То же самое касается вершины Ама-Дабланг (а не Ама-Даблан или Ама-Даблам, как пишут и в наших и в зарубежных книгах). В заключение хочу от всей души поблагодарить наших альпинистов за участие в книге и поздравить с еще одним восхождением-- теперь уже на литературном поприще.

Э.К.

Евгений Та/и/и

Шесть дней в мае

К вечеру ветер стих настолько, что Эверест перестал гудеть. Сразу исчезло ощущение, будто бы над головой летают самолеты. Взлохмаченные облака то и дело закрывают луну, и окружающие горы то надвигаются темными громадами на лагерь, то отступают, и тогда их четкие силуэты дополняются таинственным блеском ледовых склонов.

Почти час слоняюсь между палатками доктора-- "Кхумбулаторией" --и ленинградцев -- "Жилищем детей лейтенанта Шмидта". Это единственная приличная "улица" в лагере, который стоит на засыпанной камнями сравнительно спокойной части ледника. Но и здесь, среди палаток, немало трещин --надо быть внимательным. Это хоть немного отвлекает от мыслей о событиях, развивающихся сейчас наверху. Маленькая рация, висящая на плече, издает легкое настораживающее шипение.

Для нас весь мир теперь сжался до размеров ледника Кхумбу. Не хочется думать ни о чем постороннем. Даже регулярные переговоры с "большой землей" кажутся лишними, отвлекающими от того, что происходит здесь.

Сегодня 4 мая. Утром в 6.15 из лагеря V с высоты 8500 на штурм вершины вышла ударная двойка--Эдик Мыслов-ский и Володя Балыбердин. Мы узнали об этом в 8 часов, во время утренней связи. С тех пор в базовом лагере и в группах на маршруте рации оперативной связи включены на прием. В 14.15, когда все были в кают-компании на обеде, наконец-то послышался усталый и немного растерянный голос Володи. В отличие от других групп в этой двойке на связь всегда выходит он, а не руководитель. Я не пытался докапываться до причин, но думаю, у него сохранилось больше сил и ему, как более инициативному наверху, Эдик перепоручил связь с базой. Мы уже привыкли к его спокойной и четкой информации.