- Коллега, - попытался прижать руки к груди профессор,- я искренне рад бы вам помочь, но я совершенно...- Прижать руки к груди не удалось, так как они были за спиной в жестких наручниках. Кольцо наручников, облегающее запястье, имело зловещую тенденцию от рывков автоматически сжиматься. Рывков профессор сделал уже достаточно, поэтому кисти его занемели, а боль в запястьях добиралась до сердца. - Да снимите вы их, черт побери! совершенно в не свойственной ему манере рявкнул профессор.

Человек за столом воссиял улыбкой.

- Совсем другой разговор. Наручники, как я понимаю, жмут немного. Оно, конечно, отрастил грабли-то... Сейчас вызову охрану, снимем. И протокольчик подпишем. Рад, что ты, Гоша, за ум берешься. Да и чего тебе в несознанку идти, когда только за наезд со смертельным ты меньше двенадцати пасок не получишь. У тебя какая ходка-то? Так, седьмая. Да, тут и на пятнашку раскрутиться можно.

Профессор, поглощенный усиливающейся болью, тупо смотрел вперед. Он не мог ни говорить, ни думать. Состояние его было предшоковым.

***

(Позволю себе вмешаться. Глава эта близится к завершению, все вскоре вполне разрешится, так что позволю. Я вот что хотел сказать. Автор обычно отождествляет себя с героем. Толстой, говорят, бросив Анну под поезд, долго расстраивался, болел даже, плакал. А теперь представьте, каково это отождествлять себя с Дормидоном Исааковичем в сложившейся ситуации...)

А профессор в это время находится в новом помещении. Это бетонный стакан с бетонным же полом, тут нельзя ни сесть по-человечески, ни, тем более, лечь. Можно стоять, полусогнувшись. Стоять, когда твои руки скованы за спиной, неприятно.

Тем не менее, профессор пытается думать. Для него уже абсолютно ясно, что доставшееся ему тело некоего Гоши, имеет только одно положительное качество - отменное здоровье. Вернее, два положительных качества - здоровье и отсутствие геморроя. В остальном же это тело сулит ему многие неприятности.

Из дальнейших выкриков человека за столом профессор составил небольшой реестр грехов Гошиного тела. Насторожил его грех последний, Гоша где-то угнал самосвал, на котором врезался в легковую машину "Жигули", водитель "Жигулей" умер. Фотографии искалеченных "Жигулей" и их водителя были профессору продемонстрированы. Если бы не одуряющая боль в руках, Дормидон Исаакович взвыл бы, как раненый слон. На фотографии он опознал себя. И, если верить следователю, Дормидон Исаакович Брикман скончался сегодня утром в реанимационном отделении областной клиники.

Бойкое сознание профессора в момент аварии чудесным образом переместилось в тело его убийцы, бандита Гоши, для которого тюрьма - дом родной. Переместилось, вытеснив всякое знание о старом хозяине. Некая самостоятельность рук и прочих членов была всего лишь остаточной памятью тела, своеобразным динамическим стереотипом, чисто рефлекторной памятью спинного мозга.

Все это было абсолютно ненаучно, бессмысленно, абсурдно, но это было, о чем мрачно свидетельствовали наручники, бетонные стены тюремного карцера, следователь за канцелярским столом, люди в форме с длинными дубинками. Тюрьма не вполне соответствовала профессорскому представлению о ней, но факты подтверждали ее реальность.

Профессор понимал, что пытаться настаивать на идентификации его в качестве Брикмана Д.И. бессмысленно. Его просто не станут слушать, полагая, что хитрый Гоша симулирует сумасшествие, "косит" на языке тюрьмы. (Профессор уже начал осваивать непривычную терминологию, память отложила в закоулке мозга небольшой словарик: косит - симулирует, сушняк - заварка чая, кандей нехорошее помещение в тюрьме, содержанием в котором наказывают ослушников.)

Но вот линию поведения профессор пока еще не выработал. Признать себя Гошей, которого, похоже, знают тут и заключенные, и надзиратели, - попасть в неловкое положение при встрече со знакомыми. А при грубости здешних нравов подобная встреча может привести к результатам непредсказуемым и явно отрицательным. Утверждать, что он профессор Брикман? Тоже неэффективно.

К моменту появления надзирателей профессор решил проявлять симптомы полной амнезии - потери памяти с частичным замещением личности Гоши личностью другого человека. Решить это было легко, выполнить - сложнее. И если бы звериное Гошино тело и умный спинной мозг - основной мозг старого хозяина,- не вмешивались в ситуациях экстремальных, профессора ждало бы много разочарований и неприятностей. Но судьба была милостива к Дормидону Исааковичу. она выбрала ему столь же приспособленное к внешней среде тело, как бы выбрало в море тело дельфина, а в саване - гепарда. Гоша в местах лишения свободы был и дельфином, и гепардом, и Гошей по кличке Бармалей. Эту оригинальную кличку профессору еще предстояло узнать.

27. Очная ставка

Кто удачно сделал дело, тот для нас умен, хитер. Для кого же обернулось

плохо дело, тот дурак.

Плавт

Если перевернуть выражения Пауля Лейхаузена, то отношения между человеком и кошкой могут быть намного ближе, чем между двумя человеками. Например, отношения с рыжим Васькой у его хозяина были очень близкими, ближе, чем между им и его родственниками (которых довольно много) или соседкой Еленой Ароновной. Но теперь, когда Васька превратился в рыжее вместилище для ненормального пришельца, а Елена Ароновна оказалась не зловредной соседкой, а стандартной коммунальной ведьмой, хозяину рыжего кота приходилось менять свои отношения в общении с этими незваными существами, столь бесцеремонно вторгнувшимися в его скромный быт. Тем более, что активированный телепатический орган заставил его по иному смотреть на окружающий мир.

Его воспитаннице Женечке было легче, она большую часть времени проводила в интернате, а по выходным дням вполне довольствовалась странными для взрослых, но естественными для нее порождениями Ыдыки Бе.

И все же, даже в страшном сне хозяин рыжего кота не мог бы себе представить доверительную беседу с коммунальной стервой, Еленой Ароновной, мешковатым вместилищем всего мелочного и неприятного, что можно найти на коммунальной кухне.

Теперь соседка пренебрегала условностями, вроде звонка во входную дверь. Она считала соседа почти своим. Проявившись на кухне, Ароновна хозяйственно накрыла на стол. Скромность местных продовольственных запасов не смутила ведьму, она быстренько телепортировала из своей квартиры печенье, хороший чай и пирожки с капустой, которая недавно испекла. Хозяина рыжего кота она поприветствовала мысленным образом толстощекого карапуза с булкой в руках и фразой:

- Не напрягайся, сейчас будет кино...

На соседа, сварливо остановившегося при входе в кухню, обрушились картинки, которые, как и большинство телепатограмм, почти невозможно передать словами.

Учреждение. Стук машинок. Щелканье калькуляторов.

Входит Меф. Осматривается. Подходит к одному, другому... Все заняты, отмахиваются от него, показывают руками куда-то в угол комнаты.

В углу сидит совершенно лысый человек в нарукавниках. На лысине фломастером написано: "Фауст - вопросы только по делу!"

Меф. "Вам нужна молодость?"

Фауст. "Простите, что вы сказали?"

Меф. "Молодость, говорю, нужна?"

Фауст, внезапно раздражаясь: "Я на работе, молодой человек!".

За соседним столом полная женщина с огромным бюстом. На голове парик, с которого свисает ценник. Она заинтересована разговором.

Женщина. "Что у вас там?"

Меф. "Молодость, уважаемая Маргарита".

Женщина. "О, вы меня знаете. А что вы называете молодостью?"

Меф. "Молодостью я называю молодость. Человеческую весну".

Женщина. "Ах, как я вас понимаю. Мне-то, конечно, не нужно, мне еще рано думать о возрасте. Я для одной подружки. Бедняжка, она уже вынуждена носить парик. А что у вас - гормоны или стимуляторы?"

Меф. "Вы не поняли меня, Маргарита. Я предлагаю молодость без лекарств. Помните, как у Гете..."

Женщина неожиданно обижается. "Вот и предлагайте своему Гетину. У него, как у человека, спрашивают".