Он продолжал гладить её волосы, а она неотрывно смотрела на него, зачарованная его близостью и своей любовью. Луна, спрятавшись за тучу, оставила их в полной темноте. Элеонора поняла, что Ричард скоро покинет её, потому что ничего другого нельзя было сделать.

– Поцелуйте меня еще раз, – прошептала она и, когда их губы неохотно разъединились, сказала: – Знайте: вы можете доверять мне несмотря ни на что, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам и вашей семье. Вы будете помнить об этом?

– Да. Я верю вам. И я понимаю, что вы хотите сказать.

– Вы думаете, дело идет к войне? – Почему-то не казалось странным, что они говорили о подобных вещах, пока их руки продолжали ласкать тела друг друга.

– Она вознамерилась убить меня. Бог свидетель, я никогда не желал, чтобы дело дошло до этого, но я не хочу умирать, и если для спасения жизни мне придется захватить трон – я захвачу его! Если мы стали врагами, то в этом виновата лишь королева! Я старался сохранить мир, пока мог, но если она меня вынудит, то мне придется прикончить её, чтобы уцелеть самому.

– Вы король по праву, – сказала Элеонора. – И я поддержу вас. А ваша жена?..

– Сесили пройдет со мной плечо к плечу через все испытания, которые ниспошлет нам Господь. Она – лучшая жена, какую только может пожелать воин. – Ричард говорил просто и искренне. В нем не было никакого притворства – он был прямым и честным человеком, настоящим солдатом.

– Я буду рядом с ней и вашими детьми – словно с вами самим, – поклялась Элеонора. Он поцеловал её в лоб в последний раз и отступил на шаг назад. Теперь в коридоре было темно, и они не могли видеть лиц друг друга. Уже из дверей своей комнаты он сказал:

– Надеюсь, мы еще встретимся, но если нам не доведется больше свидеться – знайте, я никогда не забуду ни вас, ни вашего обещания. Да благословит вас Господь, Элеонора Кортней.

– Да сохранит вас Бог, милорд, – прошептала она в ответ.

Вся семья Морлэндов приехала, как всегда, на воскресную пасхальную службу в городской кафедральный собор. Когда Морлэнды вышли из огромных восточных дверей храма на залитый ярким весенним солнцем двор, Изабелла вскинула голову с чувством вновь обретенной свободы и глубоко вздохнула, уловив запахи молодой травы и цветов даже сквозь обычную вонь большого города. Во время службы девушку отчаянно донимал какой-то молодой человек, сидевший на скамье через проход от неё; он то и дело улыбался Изабелле, подмигивал ей и корчил такие смешные рожи, что ей стоило большого труда не рассмеяться. Сейчас она огляделась вокруг и ничуть не удивилась, заметив его поблизости. Он все еще улыбался. Девушка нахмурилась, а он, ничуть не смутившись, ужом проскользнул сквозь толпу и очутился рядом с ней.

– Что вам угодно? – строго спросила Изабелла. – Чего вы добиваетесь, строя мне рожи?

– Я хотел заставить вас рассмеяться, – признался тот. Он был чуть старше самой Изабеллы; она решила, что ему лет восемнадцать-девятнадцать. Он был совсем не красив, но у него было приятное, добродушное лицо, а одежда выдавала в нем сына богатого человека. – Вы показались мне веселой девушкой, я подумал, что вам хочется посмеяться, – и поспешил исполнить ваше желание.

– Смеяться – в храме? – с упреком произнесла Изабелла.

– А почему бы и нет? Сегодня все должны радоваться – в этот день Господь воскрес из мертвых. И он хотел бы, чтобы мы смеялись и веселились.

Изабелла задумалась над этими словами и нашла, что в них есть определенный смысл. Она кинула через плечо взгляд на своих родителей, которые невдалеке беседовали с соседями.

– Моя мать не должна видеть, что я разговариваю с вами, – сказала Изабелла, осторожно отходя от юноши на несколько шагов.

– Почему? Вы связаны с кем-нибудь словом?

– Нет. Пока еще нет. Но она всегда сердится, если замечает, что я болтаю с каким-нибудь незнакомцем. Она опять беременна, а это всегда плохо сказывается на её настроении.

– Хорошо, тогда, с вашего позволения, я представлюсь и больше уже не буду незнакомцем. Меня зовут Люк.

– А меня – Изабелла.

– Я знаю, кто вы. Ваш отец – господин Морлэнд, принимавший у себя в прошлом ноябре герцога Йоркского.

– Точно, – заявила Изабелла, гордо тряхнув головой. – Я танцевала с его светлостью. Он очень мил.

– Вы любите танцы?

– Очень. А вы?

– Конечно же! Послушайте, не хотите потанцевать со мной на Первое мая?

– Как вы себе это представляете? – насмешливо спросила девушка. – Мы будем отмечать этот праздник дома. А вы, насколько я понимаю, собираетесь веселиться где-то здесь, в городе.

– Первого мая я приду к вам! – ответил юноша. От такой смелости Изабелла даже открыла рот и инстинктивно понизила голос.

– Как? Как вы сможете это сделать? Вас же увидят.

– Ну, отсюда я ускользну запросто. Мой наставник в последнее время не больно-то следит за мной. А когда я приду к вам – там ведь будут десятки молодых людей, верно? Я оденусь как слуга, или мелкий фермер, или еще кто-нибудь в этом роде.

– Вообще-то, к нам приходит много народу из окрестных деревень, и собираются все соседи-фермеры со своими детьми, – задумчиво проговорила Изабелла, которой уже начинал нравиться план Люка. – Но что будет, если вас поймают?

– Тогда меня, наверное, поколотят, – беззаботно рассмеялся он. – Но меня не поймают. Так что ждите меня, госпожа Изабелла. И смотрите, не танцуйте слишком много со своими поклонниками, а то я буду ревновать!

И он мгновенно скрылся, опять проскользнув ужом сквозь толпу. Изабелла даже не успела удивиться его молниеносному исчезновению, поскольку в следующий момент услышала у себя над ухом голос матери.

– Изабелла, что ты здесь делаешь, девочка моя? Мы уже уезжаем. И куда это ты уставилась?

– Никуда, матушка, – угрюмо ответила Изабелла. Элеонора только вздохнула. Она и правда находила эту свою дочь весьма утомительной. К тому же, как и сказала Изабелла, Элеонора опять была беременна, а в это время она всегда чувствовала себя не лучшим образом. Вот и сейчас она была усталой, бледной и раздражительной.

– Чем быстрее мы выдадим тебя замуж – тем лучше, – заявила Элеонора. Изабелла ничего не ответила. Она думала об этом парне с веселой физиономией, который готов был рискнуть и вытерпеть побои только ради того, чтобы потанцевать с ней. Если бы она могла выйти замуж за него, её жизнь, пожалуй, не была бы такой скучной.

Праздник Первого мая получился замечательным, каким ему и полагается быть. Джоб принес Элеоноре кружку эля, пока она сидела и наблюдала за танцующими, слишком отяжелевшая, чтобы присоединиться к ним.

– Улыбнитесь, госпожа, – сказал Джоб. – В такой день, как сегодня, надо веселиться!

– Что-то мне совсем не весело, Джоб, – вздохнула она. – Скорее, я чувствую себя больной. А ты слышал плохие новости из Норвича?

– Насчет того, что королева беременна? Я только что собирался сообщить вам об этом.

– Мне сказал Роберт. Это ужасно, не правда ли?

– А я, наоборот, подумал, что это добрая весть. Она, по крайней мере, положит конец соперничеству между двумя нашими знаменитыми покровителями.

– Ты не понимаешь, – нетерпеливо воскликнула Элеонора. – Королева теперь еще больше ополчится на Ричарда – коли у неё есть дитя, которое надо защищать. Она вбила себе в голову, что он хочет сам сесть на трон. И кто сможет помешать этой женщине убить герцога? Слабоумный король?! Лорд Эдмунд, который ненавидит Ричарда почти так же сильно, как сама Маргарита?!

Джоб наклонился к Элеоноре, глаза его таинственно сверкнули.

– Поговаривают, что лорд Эдмунд и есть настоящий отец...

– Джоб, мне стыдно за тебя – повторять такие гадости, да еще своей госпоже, – раздался в этот миг голос Роберта, подошедшего к жене.

– Извините, хозяин. Я просто пытался развлечь её.

– Не вижу в этой гнусной сплетне ничего смешного, – отрезал Роберт.

– А я бы не удивилась, если бы это оказалось правдой, – раздраженно проговорила Элеонора. – Лорд Эдмунд достаточно часто залезает к ней в карман. Не было бы ничего удивительного, если бы...