Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Героическому эпосу свойственно возвышение и поэтизация дружбы. Идея дружбы как воплощения благородства и верности близка феодальному мышлению. Рыцарская мораль ставит мужскую дружбу выше любви и семейных отношений. В "Песне о Роланде" рассказывается, что невеста Роланда, красавица Аль-да, узнав о смерти своего рыцаря, тут же падает мертвой; напротив, умирающий Роланд не вспоминает о невесте, зато он горько оплакивает своего друга и соратника Оливье. Когда рыцарские романы позднего средневековья красочно описывают нерушимость рыцарской дружбы, выдерживающей самые невероятные испытания, за этим легко разглядеть идеализированные отношения вассальной зависимости, напоминающие ритуализованную дружбу древности с ее клятвами верности, обменом дарами и т.д.

Для средневекового человека иерархичность дружеских отношений вполне естественна. Данте в "Новой жизни" упоминает человека, "который, следуя степеням дружбы, является вторым другом моим, непосредственно после первого" . В письме к властителю Вороны Кап Гранде делла Скала, который был ему верным другом и покровителем, Данте пишет, что "священные узы дружбы связывают не столько людей равных, сколько неравных". Эта тема оживленно обсуждалась и позже, по крайней мере до XVII в.

Рыцарская дружба описывалась в нарочито возвышенных топах. Дружеские связи крестьян и городских ремесленников выглядят более прозаически. Деревенская община даже в XVI-XVII вв. редко насчитывала больше 300-500 человек, так что все отношения в ней неизбежно имели непосредственно-личный характер. Дружеские связи обычно переплетались с родственными и соседскими и рассматривались как их дополнение. Английский священник Р. Джослин, дневник которого считается одним из ценнейших источников но истории повседневной жизни Англии того периода, говорит о "друзьях и соседях" слитно. Друзьями он называет всех родственников, независимо от интенсивности своих контактов с ними. Из числа "друзей-соседей" Джослин выделяет наиболее близких, с которыми поддерживает более тесные отношения. Но эти отношения были не столько индивидуальными, сколько семейными.

Особое место занимали дружеские отношения в среде молодежи. Понятие молодости в средние века было расплывчатым, охватывая период жизни от окончания детства до того момента, когда мужчина женился и становился главой семьи. Иногда этот период растягивался на 15-20 лет. Посвященные в рыцари сыновья феодальных сеньоров томились скукой или затевали скандалы в отцовских замках. Чтобы избавиться от них и одновременно помочь приобрести боевой опыт, их часто отправляли в дальние странствия. Соединяясь группами (нередко это были сыновья вассалов во главе с сыном их сюзерена), молодые люди вели жизнь бродячих рыцарей, сражались, грабили, искали богатых невест. По словам французского хрониста XII в., эти "друзья" "любили друг друга, как братья" п.

Помимо бродячих компаний (кроме странствующих рыцарей были также бродячие ремесленники и студенты) в городах и селах существовали "оседлые" сообщества молодых людей-"мальчишники", "холостячества", "братства", "королевства шутов", "аббатства молодежи" и т. п. Объединяя юношей (а иногда и девушек) более или менее одного возраста, эти сообщества не только развлекались всевозможными озорными проделками, давая выход молодой энергии, но и выполняли ряд функций, связанных с социализацией: регулирование внесемейного общения юношей и девушек, воинское обучение и т. п. Эти молодежные группы четко вписывались в феодальную структуру и имели собственный порядок и организацию, но отношения внутри них были, по-видимому, значительно свободнее, чем в семье илп ремесленном цехе.

По иным канонам строилась дружба в духовных, монашеских кругах. Более образованные, чем их современники, эти люди испытывали и большую потребность в вербальном общении, а дефицит эмоциональных контактов, связанный с обетом безбрачия, усиливал потребность в самораскрытии. Как писала своему духовному другу англо-ирландская аббатиса Эангита, "каждый человек, когда он не достаточен сам для себя и не доверяет собственной мудрости, ищет верного друга, которому он мог бы оказать доверие и открыть тайну своего сердца" .

Дружба духовных лиц в средние века также не была единообразной. Иногда призывы к дружбе имели чисто риторический смысл. В Других случаях "дружба" служила заменой официальных связей (путем рекомендательных писем и т. п.). Но нередко она выступает и как форма эмоционального контакта и духовного самораскрытия, преодолевающего границы места и времени.

Своеобразной формой институционализации духовной дружбы были распространенные в Европе в VIII-IX вв. "молитвенные братства", напоминавшие по форме воинские союзы, но имевшие своим главным содержанием совместные или заочно возносимые молитвы друг за друга. Позже на этой основе возникают, с одной стороны, воинствующие монашеские ордена, а с другой - формы общения, характерные для мистиков XII в.- эпохи, которую некоторые исследователи даже называют "столетием дружбы". Черпая вдохновение у Цицерона и Сенеки, мистики (Бернар Клервоский, Ансельм Кентерберийский, Петр Достопочтенный и др.) стремились соединить "любовь к богу" и "естественную дружбу", основанную на природном расположении и симпатии одного человека к другому.

Настоятель монастыря в Рьеволксе (Англия) аббат Аэльред в трактате "О духовной дружбе", написанном в период между 1150 и 1165 гг., осмелился даже перефразировать слова Иоанна Богослова: "Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем". У Аэльреда это изречение звучит так:

"Бог есть дружба, и пребывающий в дружбе пребывает в Боге, и Бог в нем" . Таким образом, "любовь к богу" выводится из "естественной дружбы", что, конечно, выглядит оресью. Проблема соотношения дружбы и любви к богу занимает важное место в позднейшей теологии (Фома Аквинский, Дунс Скот и др.).

Отношение средневековой мысли к психологической интимности было неоднозначно. Хотя многие авторы XII-XIII вв. говорят о необходимости полной откровенности с другом, глубокое самораскрытие, предполагающее на пряженный интерес к собственному Я, почиталось греховным.

Средневековый человек жил открыто, на глазах у своих соседей и близких, его быт не был отгорожен от быта остальных членов общины.

Не существовало и особых запретов на выражение сильных эмоций. Персонажи героического эпоса не только гомерически хохочут и легко приходят в ярость, но и публично, при всех, рыдают:

Сдержать не может слез великий Карл,

С ним плачет вся стотысячная рать...

Рвет бороду, сдержать не может гнев,

Рыдает он, и с ним бароны все...

Нет рыцаря и нет барона там,

Чтоб в грудь себя не бил и не рыдал...

Без чувств от горя многие лежат...

Над нею, сострадая, он заплакал .

Конечно, это не буквальное описание. "Песнь о Роланде" имеет свою стилистику. Но, по-видимому, такое поведение не противоречило правилам рыцарского этикета. В то же время более тонкие, внутренние переживания были еще относительно неразвиты, для их выражения людям не хватало слов. Да и вообще делиться своими переживаниями с кем бы то ни было, кроме бога, считалось нескромным и даже неприличным. Не следует много говорить о себе, "ибо нет человека, который бы правдиво и справедливо оценивал самого себя, столь обманчиво наше самолюбие",- писал Данте. Откровенность "Исповеди" Августина Данте оправдывает только ее назидательностью, "как образцовое и поучительное превращение его жизни ил нехорошей в хорошую, из хорошей в лучшую, а из лучшей в наилучшую..." . Признать потребность в самовыражении достаточным оправданием "Исповеди" автор "Божественной комедии" еще не решается.

В новое время положение резко изменилось. Быт постепенно (особенно в XVII-XVIII вв.) индивидуализируется, люди отгораживаются друг от друга, а потребность в коммуникации и самовыражении, напротив, усиливается. Одним из проявлений этого было рождение новой концепции и канона дружбы.

Первый шаг в направлении секуляризации (освобождения от влияния религии) и индивидуализации человеческих отношений сделали гуманисты эпохи Возрождения, прославляющие дружбу как самое естественное и высокое человеческое чувство. Эта тенденция была тесно связана с возрождением античной традиции. Гуманисты часто обращаются к Аристотелю, Плутарху, Лукиану, Сенеке, Цицерону. В их личной переписке ощущается упоение дружеским общением.

13
{"b":"123544","o":1}