[36] - См.: Tourame A. The Post-Industrial Society. P. 70, 61; Castoriadis C. The Imaginary Institution of Society. Cambridge (Ma.), 1996. P. 115.
летариатом. Затем в категорию среднего класса попала и "третья сила, стоящая между капиталистом и рабочим классом традиционного марксизма: класс профессионаловуправленцев" [37]. Эта группа вряд ли может получить сегодня четкое позитивное определение; так, П.Дракер характеризует ее как "новый класс, который не является ни капиталистическим, ни рабочим, но который стремительно захватывает доминирующие позиции во всех промышленно развитых странах: это работающий по найму средний слой профессионалов -менеджеров и специалистов. Именно этот класс, -- продолжает он, -- а не капиталисты, обладает властью и влиянием... Постепенно имущественные права переходят от капиталиста к этому новому среднему классу. Сегодня в США все крупные капиталисты являются институциональными доверительными собственниками сбережений, пенсий и вкладов частных лиц: в их распоряжении находятся страховые компании, пенсионные и инвестиционные фонды. В то же время этот новый класс поглощает рабочих в социальном, экономическом и культурном аспектах. Вместо того, чтобы превращаться в пролетария, современный трудящийся вступает в средний класс работающих по найму профессионалов, заимствуя их вкусы, образ жизни и устремления" [38].
Отметим здесь, что термин "средний класс" обозначает слой, включающий весьма разнородные составляющие[39], и его разнородность имеет тенденцию скорее к нарастанию и углублению, нежели к преодолению и устранению; это обусловлено самой природой постиндустриального типа общества, которое отличается от индустриального отсутствием присущего тому унифицированного характера[40]. Еще в начале 80-х Д. Белл отмечал, что понятие среднего класса чрезвычайно аморфно, "отражая прежде всего психологическое самоопределение значительной части американских граждан" [41],[42]. Позже социологи стали констатировать, что термин
[37] - Lyon D. The Information Society. Cambridge, 1996. P. 61.
[38] - Drucker P.F. Landmarks of Tomorrow. New Brunswick (US)-London (UK), 1996. P. 98-99.
[39] - См.: Harvey D. The Condition of Postmodemity. Cambridge (Ma.)-L., 1995. P. 347.
[40] - См.: Berger S. Discontinuity in the Politics of Industrial Society // Berger S., Piore M.J. Dualism and Discontinuity in Industrial Societies. Cambridge, 1980. P. 134.
[41] - Bell D. The World and the United States in 2013 // Daedalus. Vol. 116. No 3. P. 28.
[42] - В этой связи характерен опрос общественного мнения, проведенный в США в 1993 году и показавший, что почти одинаковое количество американцев (44,9 и 45,3 процента соответственно) относят себя к рабочему классу и к среднему классу (см.: Greider W. One World, Ready or Not. The Manic Logic of Global Capitalism. N.Y., 1997. P. 382); между тем первое понятие рассматривается как неопределенное и фактически не используется в современной социологии, второе же считается обозначающим основную социальную группу постиндустриального общества. Следует отметить и то, что фактически никто не отнес себя к низшим слоям общества или высшей страте; таким образом, современное постиндустриальное общество не столько является относительно эгалитаристским, сколько хочет выглядеть таковым.
"средний класс" относится уже не столько к социальной группе, выступающей в качестве стабилизирующего элемента общества, сколько к расплывчатой страте, все более диссимилирующейся под воздействием новых технологических изменений, усиливающих интеллектуальное, культурное и, как следствие, экономическое расслоение этого прежде единого класса[43]. Многие исследователи склонны видеть в устранении этого важного элемента социальной структуры одну из опаснейших тенденций хозяйственной жизни, все более и более заметную на протяжении последних десятилетий[44]; с такой точкой зрения трудно не согласиться, и на этом мы остановимся подробно ниже.
Таким образом, наиболее принципиальная социальная грань, разделяющая граждан постэкономического общества (по крайней мере, на этапе его формирования), пролегает где-то между двумя полярными группами, каждая из которых вполне позиционирована уже сегодня. Между тем по мере становления этого общества знание становится важнейшим фактором не только технологического прогресса, но также общественной стратификации и социального самоопределения. Пытаясь охарактеризовать роль субъективных качеств человека в современном обществе, М.Кастельс отмечает, что "новая власть заключена в информационных кодах и в репрезентативных образах, вокруг которых общества организуют свои учреждения, а люди строят свою жизнь и определяют свое поведение; эта власть сосредоточена в человеческом сознании" [45]. Мощь подобных репрезентативных образов сегодня настолько велика, что уже не имущественное положение или социальное происхождение фиксирует принадлежность человека к тому или иному классу, а его представление о собственном месте в обществе в значительной мере определяет те ступеньки, которых он сможет достичь в социальной иерархии. Выше мы уже обращались к формулировке П. Дракера, считающего, что современные "работники интеллектуального труда не ощущают (курсив мой. -- В.И.), что их эксплуатируют как класс" [46], эта идея исполнена глубокого смысла. В той же степени, в какой справедливо подобное утверждение, верен и тезис о том, что собственно постэкономические отношения развиваются лишь в среде тех людей, которые ощущают себя постматериалистами и действуют как постматериалисты. Достигнув некоторого уровня благосостояния, человек может лишь подготовить исходные предпосылки формирования постматериалистической мотивации и не обязательно станет постматериалистом; восприняв же постматериали
стическую систему ценностей и действуя в соответствии с ней, он получает реальную возможность войти в высшую страту нового общества и достичь высокого уровня благосостояния, даже не стремясь к этому излишне упорным образом.
Описанная ситуация может показаться воплощением растущих возможностей человека в постэкономическом обществе. Такое впечатление ошибочно. Постэкономическое общество открывает широкие, практически безграничные перспективы перед теми, кто разделяет постматериалистические цели и ставит основной своей задачей совершенствование собственной личности. Однако в большинстве своем это доступно лишь людям, отличающимся высокой образованностью и приверженным идеям прогресса знания. Не имея достижение материального богатства своей целью, они тем не менее будут производить те уникальные блага, которые окажутся залогом процветания общества, и в силу этого им будет доступна все большая часть общественного достояния. По мере того как наука будет становиться непосредственной производительной силой, роль этого класса будет усиливаться. Однако совершенно очевидно, что способность продуцировать новые знания отличает людей друг от друга гораздо больше, чем принимающее любые масштабы вещное материальное богатство; более того, эта способность не может быть приобретена мгновенно, она в значительной мере заложена на генетическом уровне и не подлежит радикальной коррекции. Таким образом, новый высший класс станет достаточно устойчивой социальной группой, и по мере того как он будет рекрутировать наиболее достойных представителей прочих слоев общества, потенциал этих групп будет лишь снижаться. Обратная миграция, вполне возможная в буржуазном обществе, где в периоды кризисов предприниматель мог легко разориться и вернуться в состав класса мелких хозяйчиков, в данном случае исключена, ибо раз приобретенные знания способны только совершенствоваться, а утраченными быть практически не могут. Поэтому, на наш взгляд, сегодня существуют достаточные основания для предположения, что формирующееся общество (во всяком случае на начальном этапе) будет характеризоваться жестко поляризованной классовой структурой, способной вызвать к жизни противоречия более острые, нежели те, которыми сопровождались предшествующие ступени общественной эволюции.
