Разговор был действительно серьезный, продолжался он долго, и Багадуру, конечно, неудобно было влезть в него со своим днем рождения. Надо было подождать, когда он кончится сам собой. И он уже иссякал, когда пришел Эльдар, и все началось сначала...

Эльдар пришел в начале двенадцатого, и до двенадцати они говорили только о сестре Исмета. Наконец Исмет пошел к себе переодеться и предупредить мать, что вернулся, и тогда только Эльдар спросил у Багадура, что у него за дело к нему. Он обнял Багадура, извинился за то, что приехал не сразу, но, как назло вылезло одно непредвиденное обстоятельство, а вообще-то все это чепуха, а главное, как он, Багадур? И куда он исчез? Почему его так долго не было видно?

Тут Багадур не выдержал.

- Хорошо, - сказал он им обоим, Эльдару и Фаику, - предположим, меня долго не было, и неужели никто из вас не мог поинтересоваться за это время, где Багадур? Что с ним? Почему он не приходит? А может, я умер? Разве настоящие друзья так себя ведут? А если бы я вообще сюда не пришел? Так бы никто обо мне и не вспомнил?.. Хоть раз вы открыли мою дверь, сказали: "Багадур, вот решили тебя навестить, посмотреть, как ты живешь. Женился ты, ребенок у тебя родился и вырос, уже большой мальчик стал, а мы его еще не видели"? Хоть раз вы сделали это? А еще друзья называется. Мне же неудобно перед своими. Хорошо, говорят, ты все говоришь, друзья, друзья, а где они, твои друзья? Почему они тобой не интересуются? И я не знаю, что им ответить. Я же тоже гордость имею. Ну, скажите, что я могу им сказать? Сквозь землю я готов провалиться... Багадур почувствовал, что голос его вдруг задрожал, и умолк. На ребят он не смотрел, не мог, взял со стула сигарету, зажег ее и закурил.

Они начали оправдываться: конечно, он прав, нехорошо, что они до сих пор у него не были, и вообще надо чаще встречаться, но жизнь пошла собачья, все дела, дела, они и друг друга почти не видят, а живут в одном дворе. Но это, конечно, не оправдание, что за разговоры? Обязательно, в самые ближайшие дни надо всем вместе собраться, тряхнуть стариной, в конце концов, что в жизни есть важнее дружбы? Дураки они, не ценят этого, а люди мечтают иметь друзей, но не так-то просто их заиметь. Это как счастье: или оно бывает, или не бывает, и потому обязательно, прямо на днях, надо собраться всем вместе и выпить.

- Десятого день рождения моего сына, - сказал Багадур.

- Дай бог ему здоровья, - сказал Фаик и посмотрел на Эльдара, - сколько ему?

- Пять.

- По-моему, - сказал Фаик Эльдару, - тут двух мнений! быть не может, десятого мы у Багадура.

- Конечно, о чем речь? - охотно согласился Эльдар. - Как все-таки быстро летит время, уже пять лет твоему пацану... пять лет...

- Надо Октая и Тофика тоже пригласить, - сказал Багадур, - я сегодня не успел, базаром занимался, вас ждал...

- Это я беру на себя, - сказал Фаик. - И Октая, и Тофика, и всех остальных, - он имел в виду Бориса, - все будут. Ты занимайся базаром.

- Кстати, я могу помочь, - предложил Эльдар.

- Все уже готово, - уверил их Багадур. - Мясо заказал, кур купил, осетрину обещали завтра... Как вы думаете, шесть бутылок водки и четыре коньяка хватит?

- Ты что, угробить нас хочешь? - улыбнулся Фаик.

- Еще вино будет и шампанское. - Багадур тоже улыбнулся. - Пятилетие все же один раз в пять лет бывает.

- Да, крупный поддавон намечается, - точно так же, как: отец, потер руки Эльдар. - Я могу привести одну знакомую?

- Конечно, что за разговоры? Приводите кого хотите.

- Только, я тебя прошу, не забывай о том, что ты в семейный дом идешь, предупредил Фаик Эльдара.

- За кого ты меня принимаешь? - улыбнулся Эльдар. - Прекрасная, чистая девушка, в хоре русской православной церкви поет...

Он любил такие шутки, а может и правду сказал, от него и его старшего брата Рамиза все можно ожидать - любят их женщины...

Багадур приехал домой в третьем часу. Тихонько разделся и лег к жене. Даже ночью было душно, она спала, прикрыв простыней только живот. Не просыпаясь, обняла его. И опять, в который уже раз, Багадур с удовольствием подумал, что без платья она не такая хрупкая, как кажется в одежде... Тело у нее крепкое и упитанное, просто она тонкокостная. Но ведь никому об этом не скажешь, даже мать иногда говорит, что хорошо бы ей поправиться немного, очень уж тонкая. Мать же не видела ее раздетой.

Жалко ее будить. А хочется. Сон у нее очень крепкий, он всегда просыпается раньше нее на шум. Когда Рафик был маленький, по ночам он больше с ним возился, чем она, жалко было ее будить. И вообще она как ребенок. Есть вещи, которых даже он стесняется, когда они наедине, а она нет. Его даже сердило это, он не говорил ей, конечно, но настроение у него часто портилось из-за того, что лезет из нее вдруг бесстыдство, не подходящее совсем ее внешности и воспитанию. Потом только понял, что не бесстыдство это, а, наоборот, чистота, как у ребенка, который не знает, чего надо стесняться, а чего нет. И пахнет от нее как от ребенка. Молочный запах, и травы какой-то, а может, кажется это ему, нанюхается за день краски, а потом думает, что все молоком пахнет и мятой. А все же чересчур горячая она, трудно ему придется со временем. Багадур улыбнулся и осторожно просунул руку под теплую и мягкую подмышку жены туда, где не было комбинации.

Она не просыпалась, и даже, участив дыхание, уже хмурилась, как маленькая девочка, хотя глаза приоткрывались сами собой (все же не крик ребенка будил ее) и блестели сквозь узкие щелочки, как черное стекло.

А потом, когда проснулась, долго не могла успокоиться, помогая Багадуру одолеть сон и усталость. Наконец и она утихла.

- Ребята все придут, - уже совсем засыпая, сказал ей Багадур, опозоримся, если завтра мяса не достану.

- Будильник поставил?

Он покачал головой. Она перелезла через него и завела будильник. Опять перелезла. И вспомнила о том, что не заштопала ему брюки от черного костюма, совсем они истрепались между ног, прямо прозрачные стали. Решила заняться ими завтра перед работой. Полежала минуту с открытыми глазами. Спросила у Багадура, много ли денег у него осталось, но он ничего не ответил. И не услышал вопроса даже. Он уже спал. Она тоже вскоре уснула...

Следующий день ушел на мясо, осетрину (пришлось проторчать в Бильгя несколько часов) и прокат посуды. С посудой была сильная нервотрепка. Паспорт Ани оказался просроченным. Багадур был со своим в Бильгя (взял с собой, чтобы снять на обратном пути деньги со сберкнижки), паспорт мамы найти не удалось, хотя Аня перерыла весь дом, отец свой дать наотрез отказался. А без паспорта посуду на прокат не давали. Прокатный пункт закрывался в семь, а Багадур все не возвращался из Бильгя, и не возвращался. Пришлось попросить соседей. И, поехав уже в третий раз, Аня наконец получила двадцать больших тарелок для плова и шашлыка, двадцать маленьких - для рыбы, вилки и ножи. Графинов не было.

Вечером они резали на куски мясо и рыбу, мариновали их с луком и гранатом. Мама чистила зелень; травы купили много, ее все любили, и гости, и хозяева. Уже совсем поздно переставляли мебель: диван и кровать Симы, сестры Багадура, перенесли в их спальню, чтобы в столовой освободилось место для второго стола, соседского.

Перед сном Багадур позвонил Фаику - проверил, успел ли тот всех оповестить о его приглашении. Фаик успокоил его и сказал, что остался один Рамиз, но завтра на утро он заказал междугородный разговор с Сумгаитом, и Рамиз тоже будет предупрежден. В крайнем случае, кто-нибудь из ребят съездит за ним на машине - сорок минут туда, сорок назад.

Из-за суетни в доме Рафик долго капризничал прежде чем уснул, и Аня забеспокоилась даже, не заболел ли он: во дворе был коклюш.її Они все по очереди пощупали мальчику лоб - температуры не было...

Утром он проснулся как ни в чем не бывало и разбудил родителей раньше будильника.

Багадур сразу же поехал за углем. Его продавали только в одном месте, недалеко от старого двора, рядом с маленьким базаром на Второй Параллельной.