По некоторым признакам можно думать, что Аристов тоже не всегда считал "челядь" рабами. По этому предмету мы имеем у него следующую фразу: "В селах князей народонаселение состояло из челяди и рабов, число которых доходило до 700, напр., в селе Святослава".4 Далее, однако, он высказывается за понимание челяди в смысле рабов.5
Другие исследователи совершенно определенно термин "челядь" понимали в смысле рабов.
Так именно трактовали этот термин Чичерин, Беляев, Дьяконов и др.
Чичерин, говоря об источниках рабства, указывает на один из них, именно "рождение от рабыни", и тут же поясняет свою мысль: "плод от челяди так же, как плод от скота, составляет собственность, хозяина".6 Беляев высказывает аналогичное мнение.7
1 М. П. Погодин. Древняя история до монгольского ига, т.- II, стр. 771. 1872.
2 Д. Я. Самоквасов. Курс истории русского права, стр. 282 и прим. 1. 1908.
3 Там же, стр. 226.
4 Аристов. Промышленность древней Руси, стр. 53.
5 Там же, стр. 184, 186, 187 и др.
6 Б. Н. Чичерин. Опыты по истории русского права, стр. 146.
7 И. Д. Беляев. Крестьяне на Руси, стр. 14, изд. 1903 г.
Так же смотрит на этот предмет и Дьяконов. Он понимает термин "челядь" очень прямолинейно. По его мнению, это одно из наименований рабов, и только. Известное упоминание в Ипатьевской летописи под 1146 г. о 700 человек челяди в Путивльском имении кн. Святослава и другие упоминания в том же источнике челяди (под 1159 г.) Дьяконов относит к рабам без всяких оговорок.1
Итак, в нашей литературе можно без труда различать два основных направления: 1) понимание термина "челядь" в смысле рабов и 2) понимание этого термина в более широком значении, куда входят и рабы и не рабы. Второе мнение мне представляется более приемлемым и доказуемым, по крайней мере, за известный период времени.
В русских памятниках древней письменности как подлинных, так и переводных, челядь встречается тоже не редко.
В Юрьевском Евангелии 1119 г. от Луки гл. 12, ст. 42, челядь соответствует греческому (ар.): "Кто убо есть верный строитель и мудрый, его же поставит господь над челядью своею даяти во время урок житный". В Вульгате термин челядь передан словом familia, в русском переводе Евангелия - "над слугами своими".
В Евангелии от Матвея гл. 24, ст. 45, тот же текст передан несколько иначе, но и здесь греческий термин (ар.), имеющий варианты (ар.) и (ар.), в славянском переводе передан термином "дом" или "слуги". По-немецки Dienerschaft.
В Библии по списку XIV в. в книге Бытия сказано: "Прииде же Иаков в Лузу, яже есть в земли Ханаанстей..., сам и вся челядь его" (Бытия, XXXV, ст. 6). Этот термин челядь по-гречески обозначен термином (ар.), по латыни populus. Этому термину здесь в древнееврейское соответствует "ом" (народ), т. е. "и вся челядь его" - по-еврейски: "весь народ (ом), который при нем" (или "с ним"). В книге Исход читаем: "Воздвигошася же сынови израи-левы от Рамессы в Сокхор до 600 000 пеших мужей разве челяди" (Исход, XII, 37, по списку XIV в.). В современной Библии изд. 1900 г. термин "челядь" заменен словом "домочадство". По-гречески (ар.), по-латыни apparatum. По-древнееврейски здесь стоит "тоф", т. е. дети; стало быть, слова "разве челяди" соответствуют еврейскому "кроме детей".
В договорах с греками под термином "челядь" можно разуметь тоже не только рабов, но вообще слуг.
12. "О том аще украден будет челядин рускый или ускочит или по нужи продан будет и жаловати начнут Русь, (да) покажеться таковое от челядина, и да поимуть и в Русь; но и гостие (аще) погу-биша челядина и жалують, да ищуть обретаемое да поимуть е: аще ли кто искушеньа сего не дасть створити местник да погубить правду свою".2
1 М. А. Дьяконов. Очерки обществ, и госуд. строя древней Руси, стр. 84, 111, 115 и др., изд. 1910 г.
2 Договор 911 г., ст. 12. В договоре 945 г. говорится о бегстве челядина "от св. Мамы", т. е. из предместья Константинополя, где жили со своими слугами приезжие русы. Договор 945 г., ст. 3.
Едва ли в этой статье имеются в виду обязательно рабы, привезенные в Константинополь на продажу. Гораздо вероятнее - это слуги, сопровождающие своих господ в далекое путешествие, среди которых, естественно, были и рабы. Закон оберегает их от насильственной продажи, каковая удостоверяется, в случае если она имела место, самим челядином; возвращенный из бегов, из насильственной продажи челядин возвращается обратно в Русь. Эта мысль подчеркнута дважды. Среди этих слуг могли быть и подлинные рабы и не рабы. Продавались, конечно, незаконно в Киевском государстве и закупы,1 т. е. не рабы и, вероятно, другие категории населения.
Несколько яснее среди челяди проглядывают не рабы в "Поучении" Владимира Мономаха в том месте, где он говорит: "Изъехахом город (Минск) и не оставихом у него ни челядина ни скотины". Он хочет сказать, что не оставил в Минске ничего. Трудно предположить, чтобы Владимир Мономах с дружиной имели возможность строго различать рабов и не рабов в момент нападения на город Минск. Тут несомненно часть населения была истреблена, часть уведена в плен без различия их социального происхождения.2
Минский князь Глеб, с которым вел войну Владимир Мономах, едва ли действовал иными методами. О нем тот же Владимир Мономах говорит, что Глеб захватил, у него людей "... Глеба, оже ны бяше люди заял..."3 Владимир Мономах их отнял обратно. Нет ничего невероятного в том, что этих захваченных Глебом людей с таким же успехом можно было назвать и челядью. Во время феодальных войн князья постоянно берут друг у друга эту "челядь" и по заключении мира иногда возвращают ее обратно. "Володи-мир же умирися и начастз быть во велице любы. Володимир же и челядь ему вороти, што была рать повоевала".4 Так летописец описывает перемирие после войны Владимиро-волынского князя Владимира Васильковича с польским кн. Кондратом в 1279 т. Хотя это событие относится к более позднему времени, оно по существу ничем не отличается от известных нам более ранних фактов размена награбленных во время войны людей.
Под 1100 г. описан весьма популярный в нашей ученой литературе факт соглашения князей на Уветичском съезде. После войны между собой князья Святополк, Володимир, Давид и Олег собрались в Уветичах и обратились к Володарю и Васильку с предложением мира на известных условиях, в число которых входило требование о выдаче холопов и смердов ("а холопы наши и смерды выдайта",5 говорили собравшиеся в Уветичах князья Володарю и Васильку). Каким образом чужие смерды и холопы оказались у Володаря и Василька, догадаться не трудно. Это-их полон. Это они успели ополониться челядью, которую недавно враждебные, а сейчас замирившиеся князья хотят получить обратно. "И не послуша сего Володарь и Василько", т. е. пленных холопов и смердов не выдали.
1 "Правда Русская", Карамз. сп., ст. 73.
2 Лаврентьевская летопись, стр. 239, изд. 1897 г.
3 Там же, стр. 241.
4 Ипатьевская летопись, стр. 581, изд. 1871 г. 5 Там же, стр. 181.
Такую же сцену мы можем наблюдать несколько позднее, когда кн. Владимир Василькович Волынский обращался к польскому князю Лестку "абы ему воротил челядь, он же не вороти ему челяди его" 1 (1282 г.). То же мы видим и в первой половине XI в.: "В си же времена (1043 г.) вдасть Ярослав сестру свою за Казимира, и вдасть Казимир за вено людии 800, яко же бе полонил Болеслав, победив Ярослава".2 Как будто ополониться челядью не значит захватить только рабов. Захваченные в плен разные категории населения, однако, превращаются тем самым в челядь, где имеются и рабы и не рабы.
Если мы дадим себе труд всмотреться в ряд летописных сообщений о военных действиях, сопровождавшихся захватом пленных, то еще больше укрепимся в убеждении, что челядь - не только рабы.
Во время войны двух польских князей Болеслава и Кондрата в 1280 г., в которой на стороне Кондрата был князь Владимир Василькович, были убиты два дружинника этого кн. Владимира, один родом прусин, другой любимый княжеский "дворный слуга", сын боярский - Pax. Вот как этот случай описывает летописец.
