– Конечно, мэм, – пообещали Крис и Лео.

Они на цыпочках вышли из комнаты. Никто этого не заметил. Если бы по комнате проплыли четыре невидимых призрака, им бы уделили ровно столько же внимания.

Наверху, в комнате Вивиан, у стены стояла низкая кушетка, по стенам красовались репродукции с цветами, а на туалетном столике был разложен отрез розового жатого шелка на юбку. Здесь же был дневник в зеленом кожаном переплете, с заманчивой надписью, но при этом надежно защищенный маленьким замочком; на обложке виднелись следы пудры. В воздухе витал удивительно легкий и приятный запах.

Мальчики и девочки чопорно сели рядком на кушетку, прислонившись к стене прямыми, негнущимися спинами, и, как обычно, Вивиан первой начала рассказывать страшилку. Они погасили все лампы, кроме ночника, светившего совсем тускло, и Вивиан шепотом завела рассказ, который был у нее запрятан где-то глубоко, за округлившейся девичьей грудью.

Это была очень старая история о том, как поздней ночью, когда в небе холодными огоньками мигают звезды, ты лежишь в постели один-одинешенек, и вдруг на лестнице слышатся медленные шаги. Кто-то приближается к дверям спальни – какой-то жуткий незнакомец, зловещий гость из другого мира. И по ходу рассказа, медленно, шаг за шагом, шаг за шагом, голос рассказчика становится все более напряженным и пугающе тихим, а ты все ждешь и ждешь ужасающей развязки.

– Он крадучись поднялся на вторую ступеньку, взобрался на третью, ступил на четвертую…

Сердца юных слушателей уже тысячу раз трепетали в такт этой истории. Их лица, исполненные ожидания, как и прежде, покрывались холодным потом. Крис держал Вивиан за руку.

– Странные звуки послышались с шестой ступени, что-то зашуршало на седьмой, потом на восьмой…

Крис давно выучил эту историю наизусть и частенько рассказывал ее сам, но никому она не удавалась так, как Вивиан. Теперь ее голос звучал совсем хрипло, как у ведьмы; она прикрыла глаза и вжалась в стену.

Зная, что будет дальше, Крис мысленно забегал вперед.

– Девятая, десятая, одиннадцатая ступени. Двенадцатая, тринадцатая, четырнадцатая. Он поднялся на самый верх… Вот он топчется на лестничной площадке, – продолжала Вивиан. – Приближается к дверям. Теперь входит. Закрывает за собой дверь. – Она выдержала паузу. – Идет по комнате. Мимо письменного стола. Наклоняется над постелью. И вот он уже совсем близко, над твоей головой…

Молчание затягивалось, темнота в комнате еще более сгущалась. Все ждали и ждали, затаив дыхание.

– ПОПАЛСЯ!

Визг, смех, взрыв облегчения! Черная летучая мышь прорвала паутину. Ты сам плел внутри себя эту сеть из страха и волнения, минуту за минутой, шаг за шагом, круг за кругом, неспешно, как привередливый ядовитый паук, и на самом пике напряжения взорвалось это оглушительное «ПОПАЛСЯ!», которое, словно мерзкая летучая мышь, в клочья разметало паутину, оставив после себя лихорадочную дрожь и смех. Ибо только смехом можно замаскировать свой исконный страх. В таких случаях все визжат и хохочут. Орут, подпрыгивают на кушетке, хватаются друг за друга. А страшилка-то в самом деле старая! Раскачиваешься взад-вперед, дрожишь и задыхаешься. Забавно: услышав эту историю в сотый раз, все равно обмираешь от страха.

Смех быстро утих. По ступеням к комнате Вивиан торопливо приближались вполне реальные шаги. Крис на слух определил, что это его тетушка, мама Вивиан. Дверь распахнулась.

– Вивиан! – прикрикнула тетушка. – Вам было ясно сказано: не шуметь! Неужели у вас нет ни капли уважения?

– Я понимаю, мама. Прости нас.

– Извините, пожалуйста. – Крису было по-настоящему стыдно. – Мы просто забылись. Страшно все-таки.

– Вивиан, проследи за тем, чтобы все вели себя тихо, – смягчилась тетя. – Если я еще раз вас услышу, вы все спуститесь вниз.

– Мы будем вести себя хорошо, – тихо и серьезно проговорил Лео.

– Ну, ладно.

– Из больницы не звонили? – спросила Ширли.

– Нет. – Тетушка изменилась в лице, вспомнив о том, что собрало их здесь. – Скоро уже должны позвонить.

Она спустилась вниз. Через пять минут все опять жаждали страшных историй.

– Кто теперь будет рассказывать? – спросила Ширли.

– Вивиан, давай опять ты, – попросил Лео. – Расскажи про масло с ядовитой плесенью.

– Сколько можно – каждый раз одно и то же, – возразила Вивиан.

– Давайте я расскажу, – вызвался Крис – Я знаю новую страшилку.

– Отлично, – сказала Вивиан. – Только нужно выключить ночник. Тут слишком светло.

Она вскочила, чтобы погасить последний горящий светильник. Когда она в полной темноте возвращалась на свое место, Крис чувствовал приближение ее запаха, а вслед за тем – и самой Вивиан. Она крепко сжала его руку:

– Начинай.

– Ну… – Крис сосредоточился и мысленно прокрутил в памяти последовательность событий. – Значит, так: давным-давно…

– А говорил – новая! – рассмеялись все хором. Смех эхом отразился от невидимой стены. Крис покашлял и начал снова:

– Давным-давно стоял в лесу черный замок…

Он тут же завладел всеобщим вниманием. Как оказалось, замок – это классное начало. Да и сама страшилка, которую он приготовился рассказать, была хоть куда – он мог бы ее растянуть минут на пятнадцать, если не больше. Но рука Вивиан бойким паучком копошилась в его ладони, и по ходу рассказа он все больше сосредоточивался на ней, а не на героях истории.

– И в этом черном замке жила ведьма…

Он почувствовал на своей щеке губы Вивиан. Ее поцелуй оказался таким же, какими были все прежние. Такие поцелуи существуют еще до появления тела. А тело появляется лет в двенадцать-тринадцать. До той поры есть только мягкие губы и мягкие поцелуи. И та мягкость, что таится в этих поцелуях, навсегда ускользает, как только к твоей голове добавляется тело.

С Крисом этого еще не произошло – у него пока что было только лицо. И всякий раз, когда Вивиан его целовала, он ей отвечал. А что такого: это было приятно, ничуть не хуже того, чтобы есть, спать и играть в разные игры. Он ощущал неуловимую сладость ее губ, и ничего более. Вот уже четыре года – с тех пор как ему исполнилось восемь – они с Вивиан виделись примерно раз в месяц, так как она жила на другом конце города, и каждый раз встреча не обходилась без страшилок, поцелуев и неуловимой сладости.

– И у этой ведьмы, что жила в черном замке…

Она поцеловала его в губы, мгновенно разрушив только что созданный замок. Секунд через десять пришлось возводить его заново.

– И у этой ведьмы, что жила в черном замке, была красавица дочь, звали ее Хельга. Хельга томилась в башне, и злая старуха-мать сживала ее со свету. Хельга была чудо как хороша собой…

Ее губы возвратились. И на этот раз задержались чуть дольше.

– Что ты тянешь? – сказал Лео.

– Дальше давай! – нетерпеливо потребовала Ширли.

– Вот… – проговорил Крис, слегка отстранившись; ни с того ни с сего у него сбилось дыхание. – Однажды эта девушка ускользнула из башни и сбежала в лес, а ведьма как закричит…

С этого места история ни на шаг не продвинулась вперед, а только замедлялась, бесцельно блуждала, а потом и вовсе сбилась с курса. Вивиан, прижавшись к нему, целовала его в щеку и обжигала дыханием, пока он, запинаясь, пытался продолжать рассказ. Между тем она неспешно, словно чудодей-ваятель, занялась созиданием его тела! И сказал Бог: да будут ребра, и стало так. И сказал Бог: да будет живот, и стало так! И сказал Бог: да будут ноги, и стало так! И сказал Бог: да будет кое-что еще, и стало так!

Как странно было вдруг обнаружить свое собственное тело. На протяжении целых двенадцати лет тела попросту не существовало. Оно обреталось где-то под головой, как ненужный маятник под спящими ходиками, и вот теперь Вивиан приводила его в движение, прикасаясь, подталкивая, раскачивая из стороны в сторону, – и так до тех пор, пока под механизмом, застучавшим в голове, маятник не принялся описывать умопомрачительные горячие дуги. Часы пошли. Часы не могут показывать время, пока не начнет раскачиваться маятник. Часы могут быть собраны, ничуть не повреждены, вполне исправны, готовы к работе, но до тех пор, пока маятник неподвижен, они остаются никчемной безделицей.