– Ты говоришь так, словно меня в чем-то обвиняешь!
– Разве?
– Послушай! – Беликов приказал себе не горячиться, но поза его уже была далека от позы вальяжного человека, а жестикуляция не показалась бы чрезмерной разве что на восточном базаре, о котором он только что рассказывал. – Саша изображал обычного русского туриста, который перебрал спиртного и затеял потасовку на улице. Прояви я к нему излишнее внимание, всплыла бы на поверхность его причастность к посольству. Ты сам спланировал операцию, а теперь ищешь стрелочника.
– Пусть стрелочники занимаются своим делом, а мы – своим, – ответил гость. – Хотя это не всегда получается у нас профессионально.
При всей своей дипломатичности и обтекаемости фраза нанесла очередной чувствительный укол самолюбию Беликова. Отметив это про себя, он замкнулся.
Между тем гость продолжал:
– Давай взглянем на ЧП возле ресторана глазами посторонних. Полиция, шум, гам. Прибывает сотрудник посольства. Почему-то не задает вопросов, а с ходу берет быка за рога. Нюхом опознает в женщине соотечественницу и увозит ее с места событий. Эффектно. – Гость посмотрел в глаза собеседнику. – Даже чересчур эффектно. Запоминающаяся сцена, достойная Голливуда. Полагаю, наши американские друзья оценили ее по достоинству… Погоди возражать. – Он предостерегающе поднял ладонь. – Сперва дослушай. Трюк с подобранным паспортом частично оправдывает твое поведение. Но только частично. Обнаружив, что русская туристка замешана в скандале, ты должен был спросить у полицейских, нет ли среди участников инцидента других россиян. Это же так естественно.
– Допустим, – неохотно согласился Беликов. – И что дальше? Мне пришлось бы выкупать Сашу, а это противоречит твоим же инструкциям.
– Отнюдь.
– Но ты сам распорядился оставить его на месте событий!
– Правильно, – подтвердил гость. – Но сделать попытку выручить соотечественника все же следовало. Всего лишь попытку. Предлагаешь полицейскому небольшую взятку, тот отказывается, ты отступаешься. Нормальный ход событий, не вызывающий подозрений. А ты как себя повел?
– Американцы сами наломали дров, – напомнил Беликов, как в далеком детстве, когда, оправдываясь за свои проказы, начинал вспоминать о чужих грешках.
– Да, выдержки у них не хватило, – сказал гость, бросая взгляд на часы. – Но я бы не удивился, узнав, что сейчас они оправились от поражения и анализируют свои просчеты. Первое, что напрашивается на ум, это прощупать Сашу на предмет причастности к разведке. И его прощупают, будь уверен.
– Завтра утром задействуем кое-какие нейтральные каналы и вызволим его из тюряги.
– Сомневаюсь.
– Мои личные связи…
– Они ничто в сравнении с рычагами ЦРУ, – перебил Беликова гость. – Американцы опередят нас, если уже не опередили. Сам знаешь, какими эффективными бывают допросы в это время суток. Между эффективностью и эффектностью существует огромная разница, никогда не задумывался об этом?
На скулах Беликова появились два розовых пятна. Он не был близко знаком с гостем посольства, однако изучил его достаточно хорошо, чтобы осознавать: вежливая форма, в которую облекаются обвинения, не свидетельствует о мягкости характера обвинителя. Сейчас шмыгнет носом и скажет: «Извини, но я буду вынужден составить рапорт о твоих неадекватных действиях, поставивших операцию под угрозу срыва».
И, не дождавшись ответа на свой риторический вопрос, гость действительно заговорил.
– Извини, – произнес он, – но я буду вынужден…
На лице Беликова возникло затравленное и вместе с тем вызывающее выражение. Он впился пальцами в подлокотник.
– …вынужден, – донеслось до его ушей, – попросить тебя оставить меня наедине с Верещагиной. Мы побеседуем прямо здесь, если не возражаешь.
– Нет, конечно, – воскликнул Беликов.
Избавившись от тяжкого груза ответственности, он немедленно поднялся из кресла. Легкий, как воздушный шарик, и такой же подвижный.
– Минутку, – остановил его гость. – Еще одна просьба.
– Слушаю. – В услужливом наклоне Беликова угадывалось что-то от классической позы официанта.
– У вас тут полным-полно сувениров. Выделишь мне… ну, хотя бы одну из этих ваз.
Проследив за взглядом гостя, Беликов уставился на полку с хрусталем и наморщил лоб.
– Да ради бога, – сказал он, недоумевая. – Вся эта посудная лавка к твоим услугам.
Гость поблагодарил, встал и выбрал массивную вазу в форме нильского лотоса.
– Эта подойдет, – пробормотал он.
– Заберешь ее с собой?
– Нет.
Ограничившись этим коротким ответом, гость поставил вазу на каминную полку, опустился в кресло и, закинув ногу за ногу, выжидательно уставился на Беликова. Издав нервный смешок, тот отправился за Верещагиной.
* * *
Первое, что произнесла Наташа, войдя в комнату, это:
– Долго вы меня еще будете держать взаперти? – Она бесцеремонно швырнула сумку на стол. – Я жутко хочу спать. Уже начало третьего, и…
– В таком случае доброе утро, – сказал мужчина, расположившийся подле камина.
– Доброе, – сбилась с тона Наташа. – Тьфу! Не доброе, совсем не доброе.
– А вот это мы сейчас вместе и выясним. Присаживайтесь. Я сотрудник посольства Галатей Максим Григорьевич.
Ему было безразлично, кем представляться, поскольку примерно с двадцатипятилетнего возраста он общался с людьми под вымышленными именами и фамилиями. Теперь мужчине, представившемуся Галатеем, было около сорока, и он начал забывать, как звали его в прошлом. Иногда чудилось, что вообще никак. Господин Никто. Человек Ниоткуда. Однако, назвавшись таким образом, он рисковал прослыть сумасшедшим. Нет уж, в Галатеях ходить удобнее. При всем при том, что некоторым людям эта фамилия не по нутру.
– Я должна сказать, что мне очень приятно? – фыркнула Наташа, не спеша занять кресло напротив.
– Необязательно, – ответил Галатей. – Я ведь не говорю, что рад знакомству. Сядьте же, прошу вас.
Тут выяснилось, что Наташа стоит подбоченившись не потому, что желает сохранять надменную позу.
– У меня порвано платье, разве не видите? – сообщила она, на секунду отняв руку от бедра.
Против ожидания Галатей даже бровью не повел. Ограничился вежливой репликой:
– Похоже на модный разрез.
Наташа фыркнула:
– Никто с такими разрезами давно не ходит. Тем более в Каире.
– А я и не предлагаю вам ходить, – сказал Галатей. – Я предлагаю вам присесть. Уже в третий раз, если память мне не изменяет.
– А если изменяет? И если не память?
Ехидства, затраченного Наташей, хватило бы на то, чтобы взбеленить сразу трех мужиков, а не одного, но то ли Галатей был чересчур самоуверен, то ли у него не было женщины, неверности которой он опасался. Вздохнув, он молча указал на кресло.
– Мне нужно чем-нибудь прикрыться, – заявила Наташа, озираясь и переступая с ноги на ногу.
– Просто разверните кресло так, чтобы вам было удобно, – прозвучал ответ.
– Вы мне не поможете?
Галатей снова промолчал и, вооружившись кочергой, принялся шевелить поленья, сложенные в камине.
Какого черта?! Наташа ясно видела, что камин не топят, топить его было бы изощренным самоубийством при здешнем климате. Зачем тогда кочерга? И для чего ворошить бесполезные деревяшки?
– А вы не очень-то любезны для дипломата, – сказала Наташа, налегая на кресло.
Платье на ней было разодрано снизу чуть ли не до груди. Галатей мельком отметил это и парировал:
– А вы не слишком… – он сделал паузу, подбирая формулировку, – не слишком благоразумны для замужней женщины.
Усевшись к нему вполоборота, Наташа дернула плечами:
– Мораль мне будете читать?
– Нет.
Подтверждением сказанному было короткое движение головой. Гладко зачесанные назад волосы Галатея при этом колыхнулись, выдавая нелюбовь владельца к различным гелям. «Как же он умудряется их укладывать?» – удивилась Наташа и вспомнила киноактеров далекого прошлого, красовавшихся с похожими прическами. Скрывая любопытство, она демонстративно отвернулась и спросила холодно-аристократическим, как ей казалось, тоном: