— Чарли Рич! — услышал Алфик Хеллот собственный голос. — Это же Чарли Рич. Я знаю этого парня. Он выступал в столовой на базе Уильямс в шестьдесят третьем году. Он самый, я не сомневался, что он со временем пробьется.
Китти промолчала.
— О'кей, — произнес норвежский майор. — О'кей, о'кей, о'кей. О'кей? Ну, в городе три десятка деятелей с синими бляхами ЦРУ. Ну и что? И четыре нилота из-за океана. И свой ангар им предоставлен. И квартируются отдельно. И самолет в черный цвет покрашен. И нет у него опознавательных знаков. И всегда ночью садится. И сразу же буксируют его в ангар с американской охраной. И ангар этот стоит особняком. И никого из нас, норвежцев, туда не пускают. И Черная Дама — вовсе не летающая тарелка. И не возит она зелененьких марсиан. О'кей, so what? Что-то ведь должно оставаться тайным. Нельзя ведь, чтобы «оранжевые» раньше нас узнали, что нам известно, только потому, что мы открытое общество, а они спрятались за железный занавес.
— Вот именно! — подхватил рыбопромышленник из Финнмарка. — Я за такую политику. И за то, чтобы выпить. Разрешите предложить дамам пятнадцать-шестнадцать бокальчиков портвейна?
Фамилия рыбака была Хагеруп, имя тоже. Плюс еще Хансен где-то посередине. Хагеруп Хансен Хагеруп. Кроме бренди и портвейна он велел всем подать палтусовый балык, который магазин Отто Коха поставлял в рестораны по бешеной цене.
— Я ем только рыбу с привкусом динамита, — добавил он с полным ртом.
Тут во второй раз подал голос Марвель Осс. Перед тем он тихо предупредил Алфа Хеллота: «Так надо. Мы друг друга не знаем». После этого они только внимательно обозрели друг друга. Алфик убедился, что Марвеля Осса еще больше разнесло. Минувшие годы словно прибавили годовых колец его туше. Ему уже не только на кальсоны требовалась резьба, чтобы навинчивать на живот.
Уписывая балык, Марвель Осс произнес:
— Некоторые, определенные подразделения ВВС всегда непосредственно подчинены союзному командованию, например перехватчики, которые несут боевое дежурство здесь, в Будё.
Алф Хеллот перевел взгляд с Марвеля Осса на Китти, обратно на Марвеля Осса и сказал:
— Существует понятие норвежской базовой политики. Существует также понятие норвежского суверенитета. Норвежского премьер-министра звать Эйнар Герхардсен. Он, в частности, произнес речь на натовском совещании в Париже в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году. На норвежском языке, так что ты эту речь, наверно, не понял.
— О'кей, — отозвался Марвель Осс. — Конечно, ты вправе стоять за то, чтобы у твоих детей были генетические дефекты. Мы живем в свободной стране. Можешь сунуть голову в песок, чтобы не слышать об экспериментальных взрывах в атмосфере. Лично я предпочитаю зондировать почву, чтобы знать, на каком я свете. И тогда выясняется, что отсюда недалеко до Новой Земли. Кто-то должен подняться в воздух и проверить, что происходит, делать замеры, чтобы парни в лабораториях могли разобраться. Пока пикша и сайда в Салт-фьорде не повернулись кверху брюхом и не превратились в ориентиры для лоцманов. Лично я предпочитаю сам вытаскивать рыбу крючком. У тебя есть что-нибудь против?
— Это даже не предлог, — сказал Алф Хеллот, — а чистый подлог.
— Или взять оборону Северной Атлантики. Без Северной Норвегии не защитить порог между Гренландией и Европой.
— Как раз за это все мечтают умереть, — отметил Алф Хеллот. — Защита каких-то там несчастных морских миль международных вод. Почему это рыбные косяки в океане должны защищаться самолетами без опознавательных знаков? Американскими часовыми на норвежских базах? Пилотами, которым никто не давал разрешения совершать здесь посадку? Марвелем Оссом?
— Никаких проблем. — Марвель Осс улыбнулся. — Могу показать мой норвежский паспорт.
— Загляни в нужник, всего насмотришься, как сказал швед.
Марвель Осс непрерывно улыбался, улыбался все время, точно совсем перестал управлять мышцами лица. Если глаза — зеркало души, то его улыбка, всплыв на поверхность этого зеркала, разгоняла по лицу рябь бесчисленных морщин и ложилась кверху брюхом, будто дохлая рыба. Холодной пародией на белозубую улыбку пересекал одну щеку белый шрам — память о Диего Вонге и Сьюдад-Трамполино. Хеллот видел, что Марвель Осс переменился, хотя улыбка оставалась прежней. Он говорил иначе. Словно нарочно подбирал не те слова. Или ему не хватало слов, хотя он говорил по-норвежски чисто, без акцента. Или же он теперь был неуверен в значении слов вообще.
Серебристый Лис, который слушал пластинку с Чарли Ричем, не улыбался. В нем угадывался профессионал. Постоянно настороже, но нервы в узде. Хеллот видел, что выпитое не мешает ему внимательно следить за происходящим. Когда пластинка кончилась, он не стал ее менять. Пристально глядя в глаза Китти, он в то же время прислушивался к разговору Марвеля Осса и Алфика, который вдруг почувствовал, что явно наговорил лишнего.
Третий американец, знаток Осло, поднялся со стула и подошел к проигрывателю.
Он мог бы составить партнерство Марвелю Оссу в каком-нибудь дуэте комиков времен немого кино. Тощую фигуру венчал круглый шар непомерно большой головы с короткой стрижкой и такими огромными ушами, что ему, наверно, возбранялось появляться на улице без прав на вождение самолета. Мощные очки без оправы грозили высосать глаза из глазниц, и лишь постоянным напряжением лицевых мышц он удерживал их на месте. Возможно, именно этим была вызвана натянутая улыбка на его лице, а может быть, он просто улыбался от души остротам и потешным выходкам, своим и своего партнера. В общем, прототип американского студента из тех, что переполняют все летние отели, студенческие городки и джаз-клубы Европы. Вот только одет он был, точно дипломат, но это еще ничего не значило, ведь разъезжал же по всему свету пропагандирующий авангардистский джаз «The Modern Jazz Quartet» в строгих костюмах с узким галстуком.
Назовем его Войс-оф-Америка. Сейчас Войс-оф-Америка изогнул свою элегантную спину над проигрывателем. Однако в зале зазвучал не вибрафон Милта Джексона, а голос Бобби Риделла или еще какого-то юного петушка из южной Филадельфии.
— У-два, — произнес норвежский майор медоточивым голосом. — У-два? Первый раз слышу. Что означает это У?
Войс-оф-Америка выпрямился.
— Утилити. Utility Two, кодовое наименование «Утилити». Специальная конструкция фирмы «Локхид» по нашему заказу.
Серебристый встрепенулся. Войс-оф-Америка заметил это, смолк и сел на свое место. Серебристый что-то изобразил лицом и уставился в потолок. Рядом с ним сидела Китти, дальше еще одна дама, еще дальше — рыбопромышленник из Финнмарка.
Хагеруп X. Хагеруп добыл своими сетями изрядное количество лосося и вполне разумно вложил выручку в цирк, мюзик-холл и гульбу. Марвель Осс уже объяснил двум остальным американцам, что в таких причудах нет ничего удивительного, надо только знать психологию бесшабашных норвежцев с Крайнего Севера.
У рыбака было денег без счета. И сколько угодно подруг. И предостаточно времени, чтобы показать нашим союзникам лучшие места для лова сайды и морского окуня в Салт-фьорде. Неограниченный запас союзнического доверия. И непочатый край хороших историй, полных, как он говорил, юмора и уморы.
— Помню, — рассказывал он, — самого первого немецкого офицера, который приехал в Будё после войны. Это всего-то несколько лет назад было, после того как Западная Германия вступила в НАТО. И помню первое, что он сделал, когда ступил на норвежскую землю. Надел полевую форму, захватил лопату и кирку и махнул прямиком в лес. Зачем махнул — никому не объяснял, знали только, что он в сторону Рейгана подался. Когда же он вернулся, то принес с собой брезентовый мешок. Угадайте, что было в том мешке? А была там парадная форма «люфтваффе» приятеля Геринга плюс две бутылки мозельского вина. Выдержанное вино, урожая сорокового и сорок первого — самых лучших годов, по его словам. Но малый был не заносчивый, угостил своих новых союзников. Круг замкнулся, сказал он. Выпьем за расширенное натовское сотрудничество!
