Всю дорогу на север злополучный стол Алфика — непременная мишень острот в храме мамоны. От стола палубной команды зараза переходит к механикам, оттуда проникает в офицерскую столовую. Стол стоит на повестке дня острословов в прямом и переносном смысле, с всевозможными порнографическими завитушками и украшениями. Дня не проходит, чтобы кто-нибудь не крикнул, что сегодня придется весь груз крепить заново, потому что стол этого Хеллота не стоит как положено. Или же опрокинулся, растопырив ноги. Или он у него опять стоит, как у молодого. Не стол — алтарь, на котором совершаются все словесные обряды.
Так что Алфик облегченно вздыхает, когда наконец приходит домой. Он рад списанию на берег, счастлив, что теперь никто не назовет его салагой, горд, что познал все на свете. Повязав черный галстук, совершает круги почета по городу в дешевом голубом костюме, желтых носках и белых туфлях, купаясь в зависти и восхищенных взглядах.
За исключением того единственного взгляда, который ему важен. Нет Китти, он не встречает ее, не может найти; дом степенного начальника страховой конторы и щепетильной аптекарши, которые совокупно произвели на свет четырех образцовых мальчиков и одну девчонку-сорванца, — этот дом пуст и заперт. О показательных отпрысках хоть известно, что они уехали на каникулы. Констанца и Авг. Хеллот тоже отсутствуют — отправились в Осло, и Алфик чувствует себя всеми брошенным и преданным. Он сгрузил на берег алтарный стол красного дерева и поставил дома в гостиной, где тот и стоит теперь, томясь одиночеством. Не жди добра от мира! И Алфик не видит другого выхода, как устроить попойку с товарищами по плаванию.
Курс — на запруженную реку. Неся по двое звякающие пивные ящики, они форсируют откос, кустарник и береговую гальку. Над банкетным залом на природе светлый летний вечер раскинул свой необъятный купол, одетые листвой зеленые деревья обрамляют совершенную пасторальную идиллию. Мир и согласие, оживленные речи, вдоволь напитков, и лишь одна капля дегтя — отсутствие прекрасных дам. И у кого только достало сердца нарушить идиллию, вызвав блюстителей порядка, уму непостижимо. Во всяком случае, сидящим на поляне все было трын-трава. И они долго протирали глаза. Но до белой горячки было еще далеко, до галлюцинаций тоже. Да и не розовый слон предстал их глазам, а всего лишь старая полицейская машина. Крытый «виллис» поднялся вприпрыжку вдоль берега, и два не менее реальных блюстителя порядка осторожно сошли на траву по бокам «воронка». Что ж, приехали так приехали, ничего особенного. Новоприбывших приветствовали громко и сердечно — добро пожаловать на праздник под зеленым сводом! Поразмыслив, все участники банкета восприняли блюстителей как желанное прибавление и встретили их распростертыми объятиями и откупоренными бутылками.
Все. Кроме Алфика Хеллота.
Ибо в голове Алфика раздались сигнальные звонки. Тысяча звонков предупреждали о протоколах, допросах, о пятнах в личном деле, о первых нетвердых шагах на стезе преступности. Пронзительные звонки вопили и орали о наклонной плоскости, о карающей руке закона.
Алф Хеллот встал и выпрямился во весь рост. Хмеля как не бывало. Он трезв как стеклышко. Озирается кругом, во все стороны. Лес окружает его сплошной зеленой стеной, держит в плену, он — гонимый зверь в дебрях. Алф Хеллот ныряет головой вперед в ближайшие кусты, вскакивает на ноги, продираясь сквозь ветки и листву, и пускается наутек. Слышит, как за его спиной десять гуляк разражаются громким хохотом. Потом слышит только собственные шаги и стук крови в ушах. А еще он слышит, как газует «воронок».
Мозг Алфика Хеллота сверлит одна-единственная мысль: уйти! Уйти, уйти! Он мчится галопом сквозь чащу ольхи, через россыпь сухой гальки, в каскадах брызг пересекает реку, карабкается через стену на другом берегу.
Позади него река, впереди тоже река. Он очутился у основания мыса, который вдается во фьорд узкой полоской суши между заводским причалом и пассажирской пристанью. Алф Хеллот бежит в другую сторону, от фьорда. Здесь мыс расширяется, и здесь бок о бок расположились плавательный бассейн и футбольный стадион. Алф Хеллот — тренированный спортсмен, даже после двух месяцев в море ему не занимать силы и проворства. Стадион пересекает на такой скорости, будто за ним гонится сам черт. Дышится тяжело, зато на душе легко. Он их перехитрил! Шутя перемахивает через двухметровый забор стадиона. За забором — пустырь, дальше он в безопасности.
Но нет, Алф Хеллот не в безопасности. Он попадает в западню. С работающим мотором они ждали его возле Утиного пруда. Алфик наскочил прямо на удивленных блюстителей порядка, которым все еще было невдомек, какая муха его укусила. Пробежав через улицу Хокона и бугор за спортивным комплексом, он угодил в объятия полицейских. Это было так неожиданно, что он даже не попытался снова бежать. А тут еще перед клубом, где был объявлен вечер танцев, толпился оживленный люд. Алф Хеллот, мокрый по колено, в забрызганном грязью голубом костюме, покорно позволил вести себя, словно арестанта, сквозь веселую толпу. Тут я и увидел его — увидел, как он послушно шагает к полицейской машине. Алфик тоже увидел меня и, думается, именно поэтому вдруг остановился, отказываясь идти дальше. Полицейские распахнули задние двери «воронка», чтобы запереть в нем беглеца, но не тут-то было. Алф Хеллот уперся ногой в порожек — и ни с места. Два рослых битюга в полицейской форме не могли с ним справиться. Вперед — стало быть, в тюрьму… Назад — на преступную стезю… Алфик чувствовал, что теряет почву под ногами. Точно он стоит на упругом трамплине, готовясь к прыжку в воду. Стоит в одних плавках, а бассейн внизу пуст, воды нет. За спиной у него раздался смех. Вперед путь заказан. Назад — тоже.
Алф Хеллот безнадежно увяз.
* * *
— А-алфик!
Женский голос заставил его и всех нас повернуть голову. Мать, дочь, любовница?
Когда Констанца и Авг. Хеллот после многолетних супружеских трудов наконец, стоя над колыбелькой, могли смотреть на выношенного мальчугана, долгожданного первенца, они, конечно же, как и родители Вергилия, не помышляли о том, что на семейном древе вырастет лавровая ветвь. Но в одном они не сомневались и были вполне согласны. Мальчик будет носить простое короткое норвежское имя, это уж точно. Обойдемся без длинных мудреных жеманных имен, которых все равно никто не употребляет, сразу же заменяя их не менее дурацким ласкательным прозвищем. Всякие там Киккан, или Дутте, или Лассе, или Бассе, или Малыш, или Ба, или Лёлле исключаются. Простое короткое имя. И накакого сюсюканья. Просто и демократично. Назовем его Алф, проще и короче не придумаешь. Алф — записали при регистрации. Алф — возгласил крестивший его священник, однако сами Констанца и Авг. Хеллот сразу стали называть золотенького Алфиком, так и пристало к нему это прозвище.
Китти — прямо противоположный случай. Имя, данное ей при крещении, было таким длинным и недемократичным, что никак не вязалось с крохотным человечком. Эмеренсе Христенсе, а то и еще похуже. Точно никто не знал и не знает, сама же она отзывалась только на «Китти».
Как бы то ни было, сейчас в клубе города Ловра Китти танцевала танго под звуки аккордеона, гитары и контрабаса. Одетая в брюки, танцевала одна, без партнера, в самом центре зала, весело напевая рефрен к «Адьос мучачос».
Однако тут она заметила, что на улице явно происходит нечто драматическое, перед чем меркнет праздник в танцевальном зале. Зрители, подпиравшие стены, уже вышли из клуба, танцующие пары одна за другой следовали их примеру, и вряд ли это бегство надлежало приписать устрашающему действию сольного выступления Китти.
Она довела свой номер до конца. Трое на эстраде — тоже, хотя едва не вывихнули шеи, пытаясь высмотреть, в чем дело. Теперь они поспешили к окну; контрабасист положил свой инструмент на пол, его товарищи не стали рассупониваться. Китти направилась к дверям и вышла на крыльцо. Увидела полицейскую машину в окружении плотного кольца зрителей. А в центре кольца — двух полицейских и задержанного ими парня.