В Венгрии и Румынии фашизм был мощным массовым движением. Можно спорить, оставалось ли большинство крестьян в этих странах лояльным по отношению к демократическим партиям, но четко установлено, что очень большое меньшинство венгерских крестьян, которые требовали раздела крупных поместий, и румынских крестьян, которые хотели избавиться от ужасающей нищеты — следствия пережитых тяжелых лет, тянулось к фашизму. Оба фашистских движения нашли сторонников и среди рабочих. Рудники в области Печ были цитаделью «Скрещенных стрел», а заводы Малакса в Бухаресте — цитаделью Железной Гвардии. Хорватские усташи и словацкая Народная партия довольно сильно отличались друг от друга. Движущей силой последней был чистый национализм, а нее входили представители почти всех слоев населения, но почти совершенно отсутствовали рабочие. Усташи специализировались на убийствах из-за угла и, когда они пришла к власти, они устроили такую кровавую баню, которую можно сравнить только с преступлениями Гитлера. Хотя область их деятельности была небольшой, число жертв в процентах от общей численности населения уступает, вероятно, только числу жертв в оккупированной Польше и на Украине.

В Польше убежденные фашисты (в отличие от консервативных политиков, которые только бессмысленно повторяли фашистские лозунги) были многочисленны, прежде всего, среди образованной молодежи, но фашизму не удалось обеспечить себе поддержку крестьян и рабочих. Руководящие кадры румынского фашизма состояли не только из боевиков, но также из порядочных и интеллигентных молодых людей. Фашистское народное движение в Румынии напоминает «хождение в народ» в 70-х годах XIX века в России. Этот феномен я смог наблюдать в конце 30-х годов частично также в Румынии и Югославии. Молодые сербские «народники» были марксистами, некоторые из них — правоверными членами Компартии, а молодые румынские «народники», наоборот, были фашистами и некоторые из них — правоверными членами Железной Гвардии. По социальному типу и эмоциональному поведению они были очень похожи, а их разную ориентацию объяснить нетрудно. Румыны боялись России, а капиталистический враг в их среде часто был евреем. Поскольку Третий Рейх воевал как против их внутреннего, так и внешнего врага, Гитлер был для них защитником, и они проглотили его идеологию.

Сербы же, наоборот, боялись Германии и любили Россию, и еврейский вопрос в их стране не стоял. Марксизм предлагал решение их трудностей и, кроме того, за ним стояла мощь большого славянского брата. Оба направления пошли разными путями. Все таланты и весь идеализм одной группы израсходовались в низких преступлениях и репрессиях и закончились поражением страны. Такие же способности молодых сербов принесли им славу и победу в освободительной войне, и выжившие строят теперь новую Югославию. Легко глумиться над погибшими румынами или восхвалять югославов за их лучшую способность к суждению, но и те, и другие были в значительной мере жертвами среды. От историков требуется более глубокое понимание, я же лично с одинаковой симпатией вспоминаю моих друзей в обеих странах.

Характерным признаком фашизма, на который часто не обращают должного внимания и который, может быть, никогда не удастся целиком объяснить, является наличие харизматического вождя. Муссолини, Дегрель и Хосе Антонио Примо де Ривера были, несомненно, людьми с необыкновенными способностями. Салаши и Кодряну были сложными личностями, беспощадность сочеталась у них с причудливыми проявлениями благородства характера. Гитлер же до сих пор не поддается анализу. Хотя верно, что он происходил из «мелкой буржуазии», это еще не объяснение. Более важно, что он принадлежал к населению большого города, лишенному моральных и культурных корней и основ.

Не пройдя строгой школы систематического воспитания или принадлежности к организованному классу, какой-либо профессии или церкви, гонимый честолюбием и одержимый смутными чувствами ненависти, он шел к своим целям с неумолимой последовательностью и с неустанным напряжением. В самой пропаганде ненависти не было ничего нового, но Гитлер не ограничился словами, он пошел дальше, уничтожил шесть миллионов евреев и готовился к тому, чтобы депортировать и уничтожить еще многие миллионы поляков, украинцев и русских. Это уже было нечто новое. Преступления религиозных войн и те, что были связаны с завоеванием Южной и Центральной Америки, были меньшими по размаху, а Чингис-хан совершал массовые убийства, не ссылаясь при этом на современную науку. Эти жестокости исходили от незначительного, маленького, неудачливого венского художника, которого при этом поддерживали другие столь же бесцветные и лишенные корней личности, от Гиммлера до комендантов концлагерей. Здесь следует констатировать, что и другой великий организатор массовых убийств нашего времени был полуобразованным, деклассированным и оторванным от корней человеком.

Обстановка в Тифлисе и Баку была несколько иной, чем в Вене, и упрощенный марксизм отличался от австрийской смеси реакционной идеологии и антисемитизма, но у Гитлера и Сталина было много общего, и этот вопрос заслуживает серьезного исследования. Хотя можно надеяться, что фигуры, подобные этим двум людям никогда больше не возникнут, достаточно достоверно то, что оторванные от корней, деклассированные и безликие массы больших городов Европы и Америки вынашивают для нас других чудовищ.

О фашизме мы все еще знаем недостаточно; по сути, мы едва начали его изучать. Но это задача не одних академиков. Остается мучительный вопрос: «Есть ли у фашизма будущее?» или, выражаясь более конкретно: «Какие социальные и политические движения современности или ближайшего будущего можно будет лучше понять благодаря более точному знанию фашизма?»

Испанский и португальский режимы, несомненно, содержат в себе элементы фашиста, но оба они уже миновали свою кульминацию и ни один из них ничем не привлекателен для других стран. Единственный сильный фашистский режим после падения Третьего Рейха возник в Аргентине. На протяжении десяти лет, пока Перон оставался у власти, он пользовался мощной поддержкой рабочего класса и в результате длительного процесса развития превратил старомодную латиноамериканскую военную диктатуру в приспособленный к современным условиям тоталитарный режим. В конечном счете, Церковь и армия оказались сильней, чем он, но его личный миф и его тип фашиста все еще пользуются массовой поддержкой.

На Среднем Востоке «братья-мусульмане» с их сочетанием религиозного правоверия, терроризма и коллективизма имеют сходные черты с румынской Железной Гвардией ее начального периода. «Свободные офицеры» Насера в период заговора, несомненно, не были фашистами, но режим, который Насер создал за последние 10 лет, имеет нечто общее с фашистским тоталитаризмом. Нельзя не заметить, что президент Сукарно постоянно подражает личному стилю Муссолини, повторяет его лозунги, имитирует церемонии. Но в Индонезии нет фашистской организации: единственными дисциплинированными силами были Компартия и национальная армия.

В Японии на правом фланге есть тенденции, которые могут привести к возрождению в несколько видоизмененной форме революционного терроризма 30-х годов⁴. Новые африканские диктатуры хвастаются тем, что они «социалистические». Но тот факт, что они повторяют марксистские тезисы и ищут дружбы Советского Союза или Китая, в принципе, не столь важен, как кажется на первый взгляд. Революционные националистические режимы, которые используют технику мобилизации масс, подмешивают к своим псевдосоциалистическим идеологиям изрядные дозы расизма и исторической мифологии и все больше склоняются от простой диктатуры к тоталитаризму, так что в один прекрасный день они могут оказаться ближе к Третьему Рейху, чем к советскому или китайскому образцу. Что же касается их вождей, то, например, у Кваме Нкрумы больше от истерики Гитлера и от тщеславия Муссолини, чем от холодного ума Ленина.

Антисемитизм в современной мировой политике не является главной проблемой. Тем не менее, учитывая определенные вариации, можно указать на явные аналогии. Евреи были лучшим примером сообщества коммерчески и умственно одаренных людей, которые жили посреди больших и отсталых народов. Они стали символом эксплуатации инородцами и духовного разложения и служили идеальным козлом отпущения для демагогов. Есть и другие подобные сообщества: греки и армяне в арабских странах, образовавшихся после распада Оттоманской империи, китайцы в Юго-Восточной Азии, индийцы в Бирме и некоторых еще существующих британских островных колониях, ливанцы в Западной Африке — самые яркие примеры. Но это сравнение можно распространить на все общины белых деловых людей или техников в Азии и Африке.