Госпожа Альварес с грустью взглянула на свою восторженную старшую сестру.

– Я не могла рассказать ей об этом, Алисия, потому что я сама ничего об этом не знаю. Кроме Кабурга и Монте-Карло, я нигде не была.

– А придумать ты не способна? – Нет, Алисия.

Они помолчали. Потом Алисия решительно тряхнула головой.

– Позови мне эту птичку. Посмотрим, что можно сделать.

Когда вошла Жильберта, Алисия уже снова превратилась в легкомысленную пожилую даму и с томным видом нюхала чайную розу, приколотую у неё на груди.

– Здравствуй, моя девочка.

– Здравствуй, тётя.

– Что я слышу, у тебя есть поклонник? И какой поклонник! Для первой пробы совсем неплохо.

Жильберта кивнула, улыбаясь сдержанно и насторожённо. Тётя Алисия с каким-то новым интересом разглядывала свежее личико: оно казалось покрытым гримом – так густо лежала лиловая тень от ресниц, так ярко горели губы. Чтобы не было так жарко, Жижи двумя гребешками подняла на висках волосы, отчего ещё больше удлинились уголки её глаз.

– Я так понимаю, что ты строишь из себя злючку и пробуешь на господине Лашае свои коготки? Браво, внученька!

Жильберта подняла на тётку недоверчивые глаза.

– Да-да, браво! Гастон почувствует себя в сто раз счастливее, когда ты сменишь гнев на милость.

– Что ты такое говоришь, тётя? Я просто не согласна, вот и всё.

– Да-да, это мы уже слышали. Ты дала ему от ворот поворот. Это даже забавно. Только не посылай его к чёрту, он способен тебя послушаться. Короче говоря, он тебе не нравится.

Жильберта по-детски дёрнула плечиком.

– Что вы, тётя, он мне очень нравится.

– Нет-нет, конечно, он тебе не нравится. Заметь, я считаю, что это даже к лучшему: когда сердечко молчит, голова лучше работает. Вот если бы ты влюбилась в него без памяти, я бы, пожалуй, всерьёз обеспокоилась. А ведь он ничего собой, этот брюнет. И сложен неплохо, достаточно взглянуть на его фотографии в Довиле, на пляже. Это тоже репутация, в своём роде. Да, мне, правда, было бы тебя жалко, бедная моя Жижи. Первая страстная любовь… Вы уезжаете вдвоём на другой конец света… Забываете обо всём в объятиях друг друга, слушаете песнь любви, живёте вечной весной… Видимо, всё это ничего не говорит твоему сердцу? Или всё же что-то говорит?

– Это говорит мне, что, когда вечная весна закончится, господин Лашай уедет на край света с другой. Или же мне придётся покинуть господина Лашая, и господин Лашай даст по этому поводу интервью. А мне ничего не останется, как отправиться в постель к другому мужчине. Не хочу. Я люблю постоянство.

Она скрестила руки на груди, по её телу пробежала дрожь.

– Бабушка, ты не дашь мне порошок? Я бы хотела лечь, меня знобит.

– Идиотка! – взорвалась тётя Алисия. – Тебе место за прилавком. Давай, выходи замуж за какого-нибудь экспедитора.

– Хорошо, если ты настаиваешь, тётя, а сейчас я хотела бы лечь.

Госпожа Альварес пощупала ей лоб.

– Ты плохо себя чувствуешь?

– Нет, бабушка, просто мне грустно.

Она прислонила голову к плечу госпожи Альварес и впервые в жизни патетически, по-женски закрыла глаза.

Сёстры переглянулись.

– Ты не думай, девочка моя, – сказала госпожа Альварес, – мы больше не будем тебя мучить. Раз ты действительно не хочешь…

– Что сделано, то сделано, – сухо сказала Алисия. – И нечего об этом говорить.

– Во всяком случае, ты не можешь нас упрекнуть, что была лишена советов: ты их получила, и лучших получить не могла.

– Я знаю, бабушка. И всё же мне грустно.

– Почему?

Жильберта не ответила. По её нежной щёчке скатилась слеза. Неожиданно резко задребезжал звонок, Жильберта вздрогнула.

– Ах, это он! – воскликнула она. – Это он… Бабушка, я не хочу его видеть, спрячь меня, бабушка…

Тётя Алисия сразу насторожилась, угадав опытным ухом низкие, страстные ноты в голосе Жижи. Она сама открыла дверь и быстро вернулась. Следом за ней появился Гастон Лашай с пожелтевшим лицом и мутными белками глаз.

– Здравствуйте, тётушка, здравствуй, Жижи, – сказал он неестественно игривым голосом. – Я на минутку, только забрать шляпу.

Никто не ответил, и уверенность покинула его.

– Да что же это такое? В конце концов, вы могли бы сказать мне хоть слово, по крайней мере поздороваться.

Жильберта шагнула к нему.

– Нет, вы пришли не за шляпой, – сказала она. – У вас в руке другая. Шляпа здесь ни при чём. Вы пришли мучить меня.

– Нет, это уж слишком, – возмущённо вмешалась госпожа Альварес, – я этого просто не вынесу. Когда человек от чистого сердца…

– Прошу тебя, бабушка, дай мне ещё одну минутку, я сейчас закончу…

Она машинально одёрнула юбку, поправила пряжку на поясе и подошла вплотную к Гастону.

– Я подумала, дядюшка, я очень хорошо подумала, дядюшка…

Гастон прервал её, чтобы помешать сказать то, чего он так страшился.

– Клянусь тебе, дорогая…

– Нет-нет, я не хочу никаких клятв. Я подумала и решила, что лучше я буду несчастна с вами, чем без вас. И значит…

Голос её прервался.

– И значит… Вот. Здравствуй… Здравствуй, Гастон.

Она подставила ему, как обычно, щеку для поцелуя. Он поцеловал её чуть дольше, чем обычно; Жижи сначала напряглась, а затем безвольно замерла в его объятиях. Госпожа Альварес хотела было кинуться к ним, но маленькая решительная ручка Алисии остановила её.

– Не надо. Не вмешивайся. Неужели ты не видишь, что это сильнее нас?

Она показала на Жижи, чья доверчивая головка покоилась на плече Лашая, укрыв его волной рассыпавшихся волос.

Счастливый Гастон обернулся к госпоже Альварес.

– Тетушка, я прошу вас о великой милости и чести, я прошу вас сделать меня счастливейшим из смертных: я прошу у вас руки…