– Принцип ясен, – неуверенно произнес я. – Непонятно одно: почему ты сам-то не пишешь?
– Я ведь бездарь… Хорошая еда… Честно говоря, я уже когда-то пробовал, но ничего из этого не вышло.
– Ага! – Во мне все возмущенно всколыхнулось.
– Но у тебя получится.
– Только не приводи в подтверждение мои садистские рассказики.
Появилась Барсик.
– С десертом подождать?
– Тащи, – распорядился я и разлил остатки вина по бокалам. С Петраноффым все было ясно.
Петранофф тут же схватился за свой бокал.
– За будущего Ватсона!
– Иди в задницу!
Когда мы уходили, я окинул Лиловый зал прощальным взглядом.
На следующее утро я вновь позвонил Лили и полюбопытствовал, имеются ли указания на ближайшее время. Оказалось, что требуется учить иностранные языки. Ведь работать-то нам, в основном, придется за границей. Можно начать с английского, поскольку немецкий, если она не ошибается, мы изучали в школе, и хоть что-то да должно было задержаться в моей голове. Лили уже сделала соответствующие распоряжения, и в библиотеке "Гвидона" для меня подыскивают нужную литературу. А один из наших переводчиков получил задание угробить на меня уйму своего рабочего времени. Лили проявляла невиданную расточительность. Видимо, у Пью Джефферсона все по-прежнему оставалось на своем месте.
Однако обучение языку так и не состоялось. Из Берлина пришел факс с сообщением, что реклама принесла свои плоды, и первый заказ уже получен.
Мы снова собрались в кабинете у Лили. На сей раз я, Джаич и Пью Джефферсон.
– Там какая-то темная история с торговцем антиквариатом, – неопределенно проговорила Лили. – В факсе не содержится никаких подробностей. Приедете на место, войдете в курс дела. Вылететь нужно через три дня.
– А как же Саймон? – поинтересовался я.
– Кто? – не поняла Лили.
– Моя болонка. Хочу напомнить, что в этом мире я одинок, как перст, и у меня никого, кроме него, нет. А у него – никого, кроме меня.
– Не морочь мне голову со своим Саймоном. Я и так на вас трачу массу драгоценного времени. У меня встреча с корейцами через пятнадцать минут. Мне сейчас только твоего Саймона не доставало.
Я мог стерпеть от Лили все, что угодно, но только не нападки на моего пса.
– Я этих корейцев видел в жопе у Поля Робсона, – заорал я.
– Без Саймона никуда не поеду! Баста!
Лили в первый момент даже опешила. Но потом в ее глазах появилась остервенелость, обычно возникающая тогда, когда она – эта акула империализма – торговалась с иностранцами по поводу условий какого-нибудь контракта. Нужно сказать, что иностранцы к подобной полублатной остервенелости не приучены и почти всегда дают задний ход. Но я решил держаться до конца.
– Может быть, я люблю Саймона так же, как ты – Пью Джефферсона, – крикнул я, предвосхищая удар.
И тут открывшая уже было рот Лили закрыла его снова.
– А что все-таки случилось с берлинским торговцем? – вмешался в разговор Джаич.
– Нет, мы сначала покончим с моим псом, – вошел я в раж.
– Если ты настаиваешь, мы с ним покончим, – спокойно произнесла Лили. – Мне, конечно, нет дела до… причуд чьей-то физиологии, но если это выливается в проблему для "Гвидона"… Читал "Му-му"?
Я понял, что сморозил глупость, сравнивая свои чувства к Саймону с теми, которые питала Лили к Пью Джефферсону. Теперь обо мне наверняка поползут всякие нездоровые слухи. Но объясняться сейчас по этому поводу было бы еще хуже. Я молчал. Не знаю, чем бы все закончилось, если бы за меня неожиданно не вступился Пью. Очевидно, они там в Америке более привыкли ко всякого рода человеческим странностям, не знаю. Во всяком случае Лили включила селектор и дала указание руководителю визового отдела решить вопрос с моей собакой. И как можно скорее.
– А что же все-таки за проблема возникла у торговца антиквариатом? – вновь попытался вклиниться в разговор Джаич.
И тут остервенелость, накопившаяся в результате общения с моей скромной персоной, неожиданно вылилась на бывшего сотрудника КГБ. Видимо, пресловутые корейцы уже томились у Лили в приемной.
Сначала я собирался приобрести новую дорожную сумку: все-таки отправляюсь на Запад. Он хоть и дикий, а люди там ходят прилично одетые, с солидного вида портфелями и сумками. Но, поразмыслив, решил взять самый старый фибровый чемодан: лучше сохранить свой естественный "совковый" стиль и нести народам элементы собственной культуры. Во всяком случае это будет выглядеть не столь смешно, как если бы я пыжился и стремился строить из себя закоренелого западника.
Саймона я помыл, и он благоухал теперь отменным французским шампунем. Чтобы везти его в самолете, пришлось купить за свой счет специальный ящик.
– А как же мы? – поинтересовался Тролль.
– Кто это мы?! – с яростью уставился я на него.
– О'кэй, – согласился Тролль. – В конце концов, своя рубашка ближе к телу. Я хотел сказать, как же я? Я ведь так обожаю детективные истории.
– Останешься дома. Мало ты мне здесь докучаешь, чтобы я еще терпел тебя за границей.
– Но ведь нам не нужны ни визы, ни отдельные места в самолете! – в отчаянии воскликнул Тролль. – Нам не нужны даже ящики! Ты не можешь с нами так поступить!
– С кем это с нами?!
– Со мной и с Малышкой, параноик ты этакий. Я требую равноправия! Да, я – фантом, но это еще не значит, что всякий неудавшийся бухгалтеришка безнаказанно может меня обижать.
Тут я схватил со стола кружку с водой и окатил его с головы до ног. Он повалился на пол и захрипел. Постепенно хрипы затихли, и оскал его застыл. Я знал, что через некоторое время он оклемается, но это являлось хотя бы небольшой передышкой.
– Бедненький, – проговорила Малышка.
– Ты о ком? – уточнил я, тяжело дыша.
– Конечно, о тебе, Миша. Что Троллю сделается? С него все, как с гуся вода. – Она поцеловала меня в щеку. – Нельзя же так нервничать.
Я ловко поймал ее губы и на минуту забылся в глубоком поцелуе.
– Останешься здесь, детка. Я не хочу таскать тебя по всяким там гостиницам и ночлежкам.
– Хорошо, если так для тебя будет лучше.
– Не знаю, будет ли лучше для меня, но у тебя появится шанс по-настоящему навести порядок в доме.
– О, да! – Подобные доводы ее всегда убеждали.
Я пошел на кухню, чтобы сварить себе и фантомам кофе. Через некоторое время в проеме двери показалась тщедушная
фигурка Тролля.
– Мокрушник, – укоризненно бросил он.
– Если не нравится, можешь проваливать на все четыре стороны.
– Фига с два!
– Тогда заткнись, ты мне мешаешь сосредоточиться на деле.
– Ну, разумеется! У тебя – дела, а у нас – делишки.
Я направился к кухонному крану с твердым намерением открутить его до предела. Тролль тут же догадался, что его ожидает, и с мольбой воздел руки к небу:
– Дай хотя бы сначала кофе попить!
– Говорю в последний раз: никуда ты со мной не поедешь!
– Ну и дурак. Тебе же хуже будет. Тебе будет нас так недоставать.
И он был прав, этот чертов Тролль. Я отправлялся в полную неизвестность, к какому-то неведомому торговцу антиквариатом, у которого возникли загадочные проблемы, настолько серьезные, что даже Лили Лидок предпочла о них умолчать. Возможно, ему угрожает мафия, быть может, за ним охотится Интерпол, или он попал в поле зрения какого-нибудь маньяка-убийцы. И с этими мафией-Интерполом-маньяком-убийцей вынужден буду выяснять отношения я! Я! Миша Крайский! Такой домашний, уютный, безобидный. Такой душка. Да у меня никогда в жизни еще ни на кого рука не поднималась, если не считать тараканов!
Без сомнения, мне будет тяжко. А когда человеку тяжко, у него всегда возникает потребность в сопереживании близких ему существ. Даже если эти существа – фантомы…
Самолет приземлился в аюропорту Тегель. Благополучно миновав таможню, мы окунулись в суету зала ожидания, разноликость и разноязыкость которого доролнялась мелькавшими на табло и терминалах буквами и цифрами, и наконец вышли к опоясывающему весь аюропорт сквозному проходу, где застали шофера нашего берлинского представительства в состоянии явного нетерпения. Нужно сказать, что только я проникся сочувствием к тому, как бездарно расходуется его драгоценное время, поскольку Джаичу в принципе было на все начхать, а Пью, хоть и питал уважение к человеческой личности, но все же был свято уверен, что в течение рабочего дня шоферу не положено проявлять подобных эмоций. Он лишь бесстрастно сообщил, что придется еще немного подождать, поскольку с минуты на минуту здесь должны появиться остальные "голые пистолеты".
