Ван Гельмонт нагрел в тигле восемь унций ртути и добавил туда щепотку порошка. Через пятнадцать минут металл превратился в золото, и ван Гельмонт безоговорочно поверил в алхимию, несмотря на то что никогда сам не создал Камень.
«Я видел Камень, и держал его в руках, и добавил четвёртую часть переданного мне количества, завёрнутого в бумагу, к восьми унциям ртути, кипящей в тигле, и ртуть, издав тихий звук, стала полностью неподвижной и застыла в виде чего-то, напоминающего жёлтый воск; и вот после этого мы обнаружили, что восемь унций ртути превратились в одиннадцать гранов самого чистого золота; следовательно, один гран этого порошка превратит 19 186 частей ртути в лучшее золото… Тот, кто дал мне этот порошок, имел его в таком количестве, которое бы позволило получить двести тысяч фунтов золота…»
Ни у одного другого Адепта, за исключением неуловимого Филалета, не было порошка такой силы. Скорее всего, к ван Гельмонту наведался именно он.
Англичане по фамилии Старки, отец и сын, эмигрировавшие в Америку в начале XVII века, были совершенно уверены, что удостоились посещения этого великого Адепта. Около 1650 года они сдали комнату над своей аптекарской лавкой некоему господину. Тот говорил с английским акцентом и представился Джоном Смитом. Во время своего пребывания у них Смит попросил у Старки-старшего позволения пользоваться небольшой провизорской за лавкой. Хозяин, разумеется, согласился, но велел сыну присматривать за странным жильцом. Чем Джордж и занялся — через щель в перегородке.
Он увидел, как Смит расплавил в тигле свинец и бросил туда какой-то красноватый порошок. Через пятнадцать минут он перелил расплавленную массу в форму, и юный Старки, к крайнему своему изумлению, увидел, как та превращается в золото.
Стоя спиной к дырке, через которую наблюдал за ним Джордж, алхимик сказал: «Раз уж тебе так интересно, давай входи!» Парень вошёл и тут же, не сходя с места, прослушал небольшую лекцию по основам алхимии.
Отец и сын Старки, конечно же, начали докучать жильцу — признавшемуся, что он известен также под именем Филалет, — чтобы он открыл им секрет. Но, как и следовало ожидать, в один прекрасный день тот ушёл и не вернулся. Когда в 1664 году они вернулись в Англию, Джордж Старки написал введение к Филалетовой «Сущности алхимии».
Жак Садуль полагает, что в пребывании Филалета в Америке не может быть никаких сомнений. Доктор Майкл Фауст, опубликовавший собрание сочинений алхимика, поддерживал контакты с другими жителями Америки, которые также встречались с Филалетом или переписывались с ним. Среди них был знаменитый первопроходец современной химии Роберт Бойл. Сэр Исаак Ньютон тоже серьёзнейшим образом изучал работы Филалета — список «Открытого входа» из коллекции Британского музея снабжён постраничными аннотациями и целыми листами автографических комментариев Ньютона. Садуль рассказывает, что Бойл и Ньютон были столь убеждены в практической ценности алхимии, что даже пытались провести парламентский билль о запрете на разглашение тайны алхимического процесса, боясь его возможного влияния на рынок золота.
Эпизод с господами Старки выглядит очень типичным для жизни странствующего алхимика, который путешествует по миру, демонстрируя там и сям производство золота и время от времени, исчерпав средства к существованию, беря паузу, чтобы восполнить запас драгоценного металла, который затем можно было продать. В своих сочинения Филалет сам жалуется на жизнь, которую вынуждает его вести мантия Адепта, и выражает надежду, что когда-нибудь золота на свете будет что грязи и людей будет привлекать на стезю алхимического искусства не жажда наживы, а поиски внутренней истины. Кроме того, он замечает, что продавать алхимическое золото и серебро, не возбуждая подозрений, стало очень трудно.
Как-то раз, когда он пытался продать слиток алхимического серебра стоимостью около 600 фунтов, купца обуяли подозрения, и Филалету «пришлось уйти, не сказав ни слова, бросив своё серебро и деньги», которые он рассчитывал за него получить. Больше он никогда не пытался продать алхимическое серебро и золото.
В 1666 году Филалет был в Амстердаме, где передал английскую рукопись «Открытого входа» издателю для перевода на латынь. Любопытно, что именно в том году знаменитый голландский врач Иоганн Фридрих Швейцер, более известный как Гельвеций, который более чем скептически относился к алхимии, у себя дома в Гааге удостоился посещения таинственного алхимика. Незнакомец, отрекомендовавшийся Илией-мастером, приходил к Гельвецию дважды за три недели и во второй раз дал ему небольшую частицу Камня. Он пообещал прийти ещё, но так и не вернулся, а жена убедила Гельвеция самостоятельно попробовать произвести трансмутацию.
Гельвеций расплавил свинец в тигле, а жена бросила туда Камень, заключённый в кусочке пчелиного воска. Гельвеций вспоминает:
«Как только он расплавился, раздался шипящий звук, началось слабое кипение, и через четверть часа я обнаружил, что вся масса превратилась в превосходное золото. Перед тем как произошла эта трансформация, вещество стало ярко-зелёного цвета, но когда я перелил его в тигель, оно обрело цвет крови. Остыв, оно засверкало и засияло, как золото».
Золотых дел мастер предложил ему по пятьдесят флоринов за унцию драгоценного металла. Служитель голландского Монетного двора Парелий и второй ювелир по имени Брехтиль произвели независимую оценку золота и подтвердили, что оно совершенно чистое. Даже великий философ Спиноза[150] пожелал поговорить с Гельвецием, а затем объявил, что его убедили. Спиноза, случайно оказавшийся в то время в Гааге, побеседовал с ювелиром Брехтилем, а на следующий год подтвердил в письме к своему другу, что золото не только было признано настоящим, но и в процессе апробирования трансмутировало частицы серебра, растворённые в азотной кислоте.
«После этого я отправился повидать самого Гельвеция, — писал Спиноза, — который показал мне золото и тигель, на внутренней поверхности которого ещё сохранились следы золота. Он рассказал мне, что использовал частицу Философского камня размером с четверть пшеничного зерна, которую бросил в расплавленный свинец, и добавил, что намерен поведать об этом всему миру. Адепт, от которого он её получил, уже делал такое в Амстердаме, где на самом деле его всё ещё можно было найти. Это всё, что я смог узнать у него касательно этого предмета».
И снова группа уважаемых скептиков была целиком и полностью обращена и взялась нести весть о реальности алхимической трансмутации в устном и письменном слове. И снова, как и в случае с ван Гельмонтом, оператор обладал самими порошком, но не средствами к его производству.
Самое интересное в этом эпизоде с Гельвецием — упоминание «Илии-мастера». Кто это такой? Мог ли это быть Филалет? Как справедливо отмечает Жак Садуль, весьма маловероятно, чтобы в Европе одновременно было два Адепта, обладающих столь могущественным Камнем. Ибо алхимик, пришедший к Гельвецию, сказал ему, что носит с собой в шкатулке из слоновой кости достаточно порошка, чтобы трансмутировать 40 000 фунтов неблагородного металла в золото.
Приход Илии-мастера был на самом деле предсказан самим Парацельсом. И, как указывает А. Е. Уэйт, алхимики XVII века с нетерпением ожидали появления этого загадочного мастера.[151] Некоторые уже даже начали верить, что Парацельс и был этим Илией.
В своей «Книге о тинктуре философов» Парацельс писал: «Нет ничего скрытого, что не стало бы явным. Есть ещё множество тайн, связанных с трансмутацией, о которых мало кому известно, ибо даже будучи открытыми кому-то, они не становятся ту же всеобщим достоянием. Вместе с Искусством Господь даёт и мудрость хранить его в тайне до явления Илии-мастера. И тогда тайное станет явным».
