Фламель протянул руки, чтобы принять дар, но книга вместе с ангелом растворились в Божественном сиянии. Годами память об этом видении преследовала его, пока в один прекрасный день к нему в домишко не явился некий господин и не предложил купить у него книгу.
К вящему изумлению Фламеля, книга, которую он купил «всего за два флорина», оказалась точно такой же, как в том его сне. Это и стало началом его алхимического пути, который в конце концов привёл Никола Фламеля к обретению легендарного Философского камня.
Однако прежде чем продолжать рассказ о жизни Фламеля, мне хотелось бы обратиться к другим снам, ставшим причиной долгого романа между доктором Карлом Густавом Юнгом и алхимией.
Известно, что ещё в самом начале своих исследований природы и особенностей сновидений Юнг обратил внимание, что многие пациенты, обращавшиеся к нему за психологической помощью, рассказывали о снах с необычайно богатым и разнообразным символизмом. Символизм этот, как отметил Юнг, был зачастую весьма схож с символизмом древних религиозных систем, мифов, народных сказаний, волшебных сказок — и алхимии. Он писал: «Эксперименты показали, что эти символы несли с собой новую жизнь и новую энергию тем, кому являлись».
Но не только его пациенты сообщали об этих любопытных символических параллелях. Сам Юнг тоже обнаружил их в своих сновидениях.
В своём автобиографическом труде «Воспоминания, сны, размышления» он писал:
«Прежде чем состоялось моё знакомство с алхимией, у меня была целая серия сновидений, в которых всё время возникала одна и та же тема. Рядом с моим домом стоял ещё один или это было другое его крыло или пристройка, что казалось мне во сне очень странным. Каждый раз во сне я недоумевал, почему мой дом мне незнаком, хотя он явно стоял тут всегда. В конце концов мне приснилось, что я попал в это другое крыло дома. Там оказалась прекрасная библиотека, книги в которой начинались с XVI и XVII веков. На полках стояли огромные толстые тома, переплетённые в свиную кожу. Среди них было некоторое количество книг, украшенных медными гравировками странного вида и иллюстрациями с изображениями странных символов, подобных которым я никогда не видел. В то время я не имел ни малейшего понятия, что они означают; только значительно позднее я распознал в них алхимические символы. В том сне я осознавал только, что совершенно зачарован и ими, и всей библиотекой в целом…».[118]
Очень легко счесть нелепыми фантазиями и сбросить со счетов сны ремесленника XIV века — столетия, когда в чудеса вроде пророчеств и алхимии верили безоговорочно. Но когда современный учёный вроде профессора Юнга рассказывает о сходном опыте — как личном, так и своих пациентов — данное явление заслуживает более подробного изучения.
Обратите внимание на необычайное сходство сновидений Фламеля и Юнга — книга, медные гравировки, странные символы, иллюстрации и буквы, которые невозможно понять. Оба сна оказались вещими, и это тоже нелегко объяснить.
«Через пятнадцать лет после этого у меня уже была библиотека, во многом напоминавшая ту, из сна», — пишет далее Юнг.
Но и это ещё не всё. У Юнга были и другие сны, которые он интерпретировал как предвестия его будущего интереса к алхимии. Самый важный из них приснился ему в 1926 году. Во сне Юнг после путешествия по Южному Тиролю в запряжённой лошадьми карете с кучером-крестьянином приехал в некую роскошную усадьбу. Карета въехала через ворота на широкий двор, после чего ворота с грохотом захлопнулись за ними. Кучер соскочил с облучка и объяснил Юнгу, что теперь они оба пойманы в семнадцатом столетии. Во сне Юнг смирился с такой перспективой и только подумал: «Ну что ж, так тому и быть. Но что же мы теперь будем делать? Очевидно, мы заперты здесь на долгие годы». Вслед за тем пришла другая, более успокаивающая мысль: «Когда-нибудь, спустя годы, я всё-таки выберусь отсюда».
Задавшись целью истолковать свой сон, Юнг долгие недели и месяцы читал книги по мировой истории, религии и философии в надежде отыскать хоть какие-то ключи.
«Лишь значительно позднее я понял, что сон тот имел отношение к алхимии, ибо эта наука достигла своих вершин именно в семнадцатом столетии», — писал он.
Далее он, правда, пускается в объяснения, что интерес к алхимии появился у него в 1928 году, когда известный учёный-ориенталист Рихард Вильгельм прислал ему свой перевод классического китайского философского и алхимического трактата «Тайна золотого цветка». Юнг, почувствовав вкус к этой теме, заказал своему мюнхенскому книготорговцу все книги по алхимии, какие тот только мог найти. Первой прибыла коллекция алхимических трактатов на латыни под общим названием «Искусство получения золота в двух томах» (1593).
Однако, как признавался потом Юнг: «Два года эти книги пролежали у меня практически нетронутыми. Время от времени я рассматривал картинки и каждый раз думал: „Боже ты мой, что за чушь! Это же просто невозможно понять!“»
А потом что-то снова привлекло пытливое внимание Юнга к алхимическим текстам, и он сел изучать их более пристально. Он обнаружил там довольно странные сентенции, которые, как ему показалось, он понял, и, что более важно, осознал, что алхимики использовали символический язык.
«Однажды ночью, исследуя эти тексты, я вдруг вспомнил свой сон о том, как оказался пойманным в XVII веке. Наконец я понял его значение! „Вот оно! Теперь я обречён изучать алхимию с самого начала!“».[119]
По более близком рассмотрении Юнг обнаружил в алхимических трактатах странные словосочетания — ныне знакомые всем западным учёным, интересующимся алхимией, — solve et coagula, unum vas, prima materia, Mercurium и lapis philosophorum.[120]
Он начал составлять снабжённый перекрёстными ссылками словарь терминов, как если бы был филологом, пытающимся расшифровать неизвестный язык. За этим занятием он провёл более десяти лет, заполняя сотни записных книжек выдержками из текстов.
Он писал:
«Вскоре я обнаружил, что аналитическая психология прелюбопытнейшим образом совпадает с алхимией. Опыт алхимиков в каком-то смысле был моим опытом, а их мир — моим миром. Это оказалось, разумеется, весьма важным открытием: я обнаружил исторический аналог своей любимой психологии бессознательного».
И далее:
«Психологии сознательного со всей очевидностью достаточно материала, получаемого посредством личного опыта, но, если мы хотим объяснить феномен невроза, нам потребуется анамнез,[121] который проникает глубже, чем это доступно сознанию. И когда в процессе лечения пациента у меня возникает необходимость в необычных решениях, приходят сны, для интерпретации которых требуется нечто большее, чем просто личные воспоминания».[122]
Итак, Юнг полагал, что сделал открытие чрезвычайной важности. И в психологическом смысле это так и было. Но с тем же успехом можно было бы сказать и что это алхимия «открыла» его. Ибо даже допуская, что в человеческом сознании может содержаться информация, выходящая за пределы личного опыта, — знание, возможно наследуемое генетически и уходящее в прошлое на несколько столетий, если не тысячелетий, — мы, тем не менее, не получили никакого объяснения того процесса, посредством которого эта информация «реактивируется». С какой стати подсознание вдруг выбирает из всей имеющейся в наличии информации именно этот её фрагмент и поднимает её на уровень сознания в виде символов или снов? И если психология бессознательного работает именно таким образом, почему оно реактивирует информацию в виде алхимических символов — то есть в максимально архаической форме, недоступной пониманию большинства людей?
